Между прочим, нынешние дети полагают, что молоко и мясо берутся из магазина. Четырехлетний сын моей подруги увидел из окна электрички одиноко стоящую корову и закричал от ужаса: «Мама, смотри: волк!»
Не так было в моем детстве: жвачные стада методично выщипывали окрестности столицы, придавая им пасторальный вид.
Рядом с нашим съемным домиком в Истре разлегся кочковатый луг, через который пастух гонял стадо пестрых покорных буренок. Отрываясь от травы, они обводили мир мудрым пустопорожним взглядом.
После утреннего прогона трава покрывалась сочными лепешками, на которые слетались мухи и трудолюбивые селяне, которые совками распихивали лепешки по ведрам и тащили на свои ухоженные огороды. И тогда очищенный от нечистот луг становился нашим футбольным полем.
С нами игрывал и подпасок Васька — парень с вислой губой и колючим, как стерня, взглядом. Он гонял стадо босиком, неуступчивая земля намозолила ему ступни — они превратились в копыта и были крепче моих рваных ботинок. Война с немцем уже давно закончилась, но время было всё равно послевоенное — нищее. Васька рос у какого-то дядьки без отца и матери и бросался на мяч, как бык на корову. Васька видел, как это делается. Приспустив портки, под которыми не оказалось трусов, он похвалялся, что у него стои́т, как у быка, и никогда не ложится. Мальчишки, понятно, восхищались, но много позже я узнал, что это называется приапизмом, а сам Васька мотает срок за изнасилование. Видно, так и не смог найти девушку, которая его полюбит.
Ближе к закату на краю луга разномастных коров встречали такие же разномастные хозяйки с хворостинами и загоняли по хлевам. Коровы натужно мычали от тяжести нагулянного вымени и предвкушали скорую дойку.
Когда уже темнело, я бежал к тете Фене за молоком. Тетя Феня была такой же огромной и гладкой, как ее Зорька. Ее загребущие, черные от работы и солнца руки сливались с темнотой — казалось, что Зорькино материнское варево переливается в мой бидон из черного ниоткуда.
Окутанный ночной прохладой, я спешил обратно. Электрификация еще не завершилась, и улица не освещалась, но луна светила по-прежнему, и Млечный Путь покорно ложился под ноги. На ходу я отхлебывал из бидона пенящееся нутряное тепло. Этого облученного звездами тепла мне хватило на всю жизнь.
* * *
Корову я доил один раз в жизни.
Летом 1995 года я работал в социологической экспедиции в бурятской деревне. Ночевали в заброшенной избе, днем слонялись по деревне, обследовали домохозяйства, расспрашивали про житье-бытье. От гостей тоже отбоя не было: буряты люди душевные и разговорчивые.
Нашими соседями были молодые супруги — Аврора и Баир. Изучая картину мира местного населения, во время интервью я поинтересовался у Авроры, почему ей дали такое имя: «Не в честь ли крейсера „Аврора“ — вестника Великой Октябрьской социалистической революции?» Она засмеялась: «Дед ламой был, его расстреляли. У нас в семье партийных не завелось. А вот мама литературу в школе преподает. Ей стихи Александра Сергеевича Пушкина очень нравятся. „Мороз и солнце; день чудесный! / Еще ты дремлешь, друг прелестный — / Пора, красавица, проснись: / Открой сомкнуты негой взоры / Навстречу северной Авроры, / Звездою севера явись!“» — «То есть ты вроде богини утренней зари получаешься?»
Аврора мило засмущалась: «Да я утром поспать люблю. Лучше бы меня как-нибудь по-другому назвали. Я богинь вообще не жалую, все-таки я в комсомоле состояла — атеистка. Вот разве только наша бурятская Янжима мне по душе. Все-таки покровительница искусств и на лютне играет, а я тоже в музыкалке скрипке училась. Мы с мамой как-то раз этой Янжиме в капище молились, чтобы мне мужа непьющего найти. Получилось! Но меня смущает, что она с голой грудью нарисована. Это как-то непедагогично. А вот из актрис мне больше всех нравится Вероника Кастро в роли Марианы Вильяреаль де Сальватьерры из сериала „Богатые тоже плачут“. Неужели не смотрел? Совсем недавно по телевизору показывали. А у нас с Верочкой, между прочим, одинаковый рост — метр пятьдесят три. А по-настоящему ее звать Вероника Джудит Сайнс Кастро Альба. Красиво! Мне бы такое имечко! Говорят, она очень простая в быту, сама себя обстирывает. А волосы у меня, между прочим, еще гуще, чем у нее».
Волосы у Авроры были и вправду роскошные, с вороньим отливом — залюбуешься.
«Я мечтаю познакомиться с Вероникой лично. Говорят, она в Москву скоро приедет. Я бы туда съездила в плацкартном вагоне, да только денег нет. Жалко, у нас телевизор сломался, я теперь кино к сестре хожу смотреть. А вот этому Мануэлю Вальдесу, который мою Веронику соблазнил и бросил, я бы всю рожу расцарапала».
Я посмотрел на ее краснолаковые ногти и поежился.
У огромного Баира не было в жизни мечты, и он сидел как оплеванный. Поэтому как только Аврора отъехала на пару дней навестить родителей, он немедленно напился. Напившись, добрел до меня. Я думал, он пришел язык почесать, но дело оказалось серьезнее: «От меня водкой разит», — виновато признался он. Я удивился: никто и никогда здесь не жаловался, что от него пахнет как-то не так. Так что я не понял, на что жалуется Баир. Он посмотрел на меня с упреком: да ты, я вижу, не друг степей и не скотовод! «От меня водкой пахнет, корова шарахается и бодается, я ее подоить не могу, а она орет! Подои ты ее, а то меня Аврора убьет. Ну, пожалуйста!»
Аврора была крохой, но я отчего-то поверил, что она может убить огромного Баира.
Я вошел в положение, и мы отправились к корове. Я уселся на скамеечку возле набухшего вымени, стал дергать за соски, из них закапало. Корова косила на меня с осуждением: вот дурак попался! Даже подоить меня не умеет! Хорошо, хоть не пьяный! В общем, я нацедил литра полтора, с непривычки кисти ныли ужасно. Это тебе не эспандером баловаться. Но результат был достигнут: корова голосить перестала.
Баир успокоился и провел меня в дом. Достал из серванта початую бутылку. «Извини, одну я уже выпил». Местная водка была ужасна, я ее избегал. «Мне бы молочка лучше».
Глаза Баира заблестели от радости: бутылка доставалась ему одному! «Бери сколько хочешь!»
Местное молоко было очень вкусным, я налил себе литровую банку. На прощанье спросил: «А корову твою как звать?»
«Ве-ро-ни-ка! — с отвращением протянул Баир. — Это ее Аврора так назвала, но она теперь меня уже не убьет!»
Александр Мещеряков
Загрузка...