Про поздравления и праздники

Между прочим, в детстве я жил в шумной и многонаселенной коммунальной квартире и временами мечтал об одиночестве. Словно чувствуя неутоленную тягу к обособленности, на Новый год мама подарила мне чудесный деревянный домик. Он был отдельным от общей коммунальной жизни. Стенки домика имели пазы, плотно вставлялись друг в друга, накрывались зеленой двускатной крышей. Лизнув контакты плоской батарейки и получив в ответ кислое пощипывание в языке, я прятал батарейку за домом, прилаживал к ней проводок с вывинченной из карманного фонаря лампочкой и просовывал ее под крышу, куда стекалось скудное электричество. Домик стоял под елкой на зашарканном до жесткой основы ковре, я ложился на плоский живот, зажмуривался и подсматривал в слюдяные окошки, сквозь которые пробивался жизнетворящий свет. Пахло хвоей, на гирлянде моргали звезды, мела метель, выли волки, елочные существа известным им способом перебирались в дом, им там было тепло и просторно. Ватный Дед Мороз пировал со стеклянной Снегурочкой, им помогали Красная Шапочка с Совой и картонной Бабочкой, они попивали чаек из блюдечек, заедали малиновым вареньем, тянули бабушкину вишнёвку из лафитничков и болтали о своем. Бабушка хранила наливку в трехлитровой банке, откуда я тоже изредка отхлебывал через сладкий запретный край. Густой сироп медленно оседал на внутренностях, вступал с ними в теплые и дружные отношения, отдавался в голове. Мне было хорошо в моем отдельном доме, комнатные разговоры взрослых не достигали меня и уносились вместе с печным дымом…

Нажитый опыт не дает мне теперь помечтать. Но отнять счастливые воспоминания даже он не в силах.

* * *

Когда я обучался в университете и в аспирантуре, на демонстрации нас гоняли безжалостно. И на 7 ноября, и на 1 мая. Первого мая погода, бывало, и баловала, а вот Седьмого ноября — никогда. Становилось понятнее, что рабоче-крестьянские массы поперлись в Зимний дворец, спасаясь от низкого депрессивного неба. Оставалось утешаться тем, что Февральская революция попадала в разряд буржуазных и на нее не гуляли. Я одевался тепло, но руки с транспарантом «Наша цель — коммунизм!» или «Миру — мир!» всё равно мерзли.

Струясь по направлению к Красной площади, грелись анекдотами. «Трещит, летает, в жопу не попадает. Что такое?» Правильный ответ: жопопопадалка советская. «А что нужно сделать для наступления коммунизма?» — «Подсоединить телевизор к холодильнику». «А с кем граничит Советский Союз?» — «С кем хочет, с тем и граничит». «Можно ли из пулемета перестрелять китайцев?» — «Можно, если составить их в колонну, а задние ряды не будут совокупляться». Анекдотов было так много, что временами сводило мышцы брюшного пресса, и тогда по коже бежал холодок.

Отправляясь на демонстрацию, я ограничивал питье половиной чайного стакана. Находясь в колонне, помочиться было негде. Но не все демонстранты отличались предусмотрительностью, из встречавшихся по пути следования колонны подъездов несло выдержанной мочой. И тут уж никакие лозунги не помогали.

После демонстрации улицы покрывались мокрыми кумачовыми бантами, обрывками лозунгов, обертками от конфет. Не пейзаж, а кусок инсталляции. Настоящая находка для лишенных воображения художников соцарта. Перформанс, который всегда со мной.

* * *

Про одного китайского императора XVIII века передают, что будто бы он пристрастился отмечать свой день рождения следующим образом. Запускал в свежепостроенный лабиринт своих министров, а сам сидел в высокой башне и наблюдал, как они там корячатся. Прибывших с поздравлениями послов из недружественных государств запускал туда же. Император любил, чтобы в его день рождения в стране было весело. Европейские монархи тоже любили повеселиться по праздникам, но до такого не додумались. А китайская история была тогдашним монархам неизвестна. Может, оно и к лучшему. Гадкое слишком быстро берется на заметку. Доброе же запоминается хуже — и его труднее воплотить в жизнь.

* * *

Вот у нас родилась дочь Глаша — волосы густые и черные, глаза с легкой раскосинкой. Незадолго до этого я побывал в Бурятии, нагляделся там на местных чудесных детей и поэтому называл Глашу «нашей буряточкой».

Задолго до рождения мы договорились, что Глаша появится на свет в далеком от нашего жилья роддоме, где работала наша знакомая. С появлением Глаши жизнь родителей прибавила в смысле. К этому смыслу следовало прибавить свидетельство о рождении.

Я пришел в ЗАГС выписать трехнедельной дочке такое свидетельство. На дворе — зима 1998 года, жизнь холодная и бедная, рожают мало, очереди нет. Открываю видавшую виды дверь, захожу. За обшарпанным столом — дама средних лет. Впечатляющий бюст, очки в пластмассовой оправе, глаза злые. Я тут же окрестил ее про себя Марьей Иванной. Так звали завуча в моей школе. Так вообще было принято называть завучей.

Марья Иванна откусывает от пышного бутерброда с колбасой и сыром, не пережевывает тщательно, как то положено всезнающему завучу. Я прямо вижу, как куски ухают в ее телесный низ. Запивает чайком из стакана с подстаканником из нержавейки с гравировкой «ХХХ лет Великого Октября». То есть подстаканнику больше полувека. Наверное, он достался Марье Иванне от предыдущей Марьи Иванны. Да, в 1947 году вещи еще предпочитали делать на века. На столе — початая коробка с шоколадными конфетами. Еще недавно была перевязана розовой ленточкой, которая теперь змеится по коричневой столешнице. Наверняка счастливые родители подарили. У меня же в руках пусто. Непростительная ошибка для доктора исторических наук.

Марья Иванна недовольна моим вторжением. Сесть не предложила, но я сел. Проглотила последний кусок, конфетки отложила на потом. Посмотрела в справку из роддома, еще больше насупилась.

— Ваш ребенок родился не в нашем районе, а где-то у чёрта на куличиках. Так что регистрируйтесь там же.

— Но я живу не там, а здесь.

— Ну и глупо, у вашего ребенка будет раздвоение личности. Откуда ваш ребенок узнает, где он родился?

— У него будет свидетельство о рождении. Там будет всё написано. Вы мне сейчас его выпишите.

Марья Иванна сочла такой напор оскорбительным и решила проверить меня на прочность.

— Я вижу, вы мужчина легкомысленный. А если вы свидетельство потеряете?

— Я сегодня же сделаю копию. Кроме того, у меня есть старшая дочь двадцатилетнего возраста, и я ее свидетельство до сих пор не потерял.

— А если ваша квартира сгорит?

— Сколько лет живу, а пожара всё нет и нет.

Секундное замешательство и глубокий вдох перед решительной атакой:

— Представьте себе, что вы умрете!

Пришлось соврать, что я бессмертен, а Марье Иванне пришлось выписать свидетельство. Вручая его, она сказала:

— Поздравляю с рождением сына. Рожают где попало, а нам мучиться.

Я-то свою демографическую программу выполнил. Выполнят ли другие?

* * *

Следственный комитет поздравил юношей и девушек, которым исполнилось четырнадцать лет, такими, в частности, злорадными словами: «Теперь ты будешь отвечать за убийство как взрослый».

Все-таки мне повезло, что свой четырнадцатый день рождения я встретил в 1965 году. Так мне иногда кажется.

* * *

За новогодним столом позволил себе лишнего. Лишнее — это салат оливье и селедка под шубой в неадекватных объемах. Живот разболелся, и утром 1 января пришлось отправиться в аптеку. На улицах — шаром покати. Только возле подъезда стоит разбитная девица. Покуривает, временами икает. Ей было явно одиноко, и по возможности вежливо она просипела: «За опохмелом?» Не хотелось ее огорчать, и я бросил: «А куда ж еще?» — «А лет тебе сколько?» — «Да вот семьдесят стукнуло». — «И всё за опохмелом бегаешь? Уважаю!»

Диалог утомил девицу, и она неубедительно сплюнула. После вчерашнего у нее пересохло горло.

Хорошо быть молодым! И еще хорошо, что в Москве полным-полно аптек!

Александр Мещеряков