Бомба и только бомба

— Алло, слушаю.

— Сэр, это…

— Клив, здравствуйте, я вас узнал. У меня прекрасная память на голоса.

— Знаю.

— Но позвонили вы не вовремя, Клив.

— Знаю, и не побеспокоил бы вас, если бы не чрезвычайные обстоятельства, которые вынудили меня…

— Без преамбулы, Клив. Вы не стали бы звонить мне домой, да еще в такой час, если бы не чрезвычайные обстоятельства. В чем проблема, друг мой?

Нетерпение в голосе.

— Я не могу говорить об этом по телефону. Слишком… э-э-э… серьезная тема.

Пауза.

— Вы хотите…

— Если возможно. Это очень важно.

Пауза.

— Не представляю, что могло бы… Но, зная вас… Хорошо, приезжайте. Вы знаете адрес?

— Конечно, сэр. Еще раз прошу прощения, но ситуация действительно…

— Я же сказал, приезжайте, — легкое раздражение в голосе. — Когда вас ждать?

— Буду минут через двадцать.

— Хорошо. Жду.

Короткие гудки.

* * *

— Да на вас лица нет, Клив! — сказал хозяин, пропустив гостя в прихожую. Гость стал было снимать туфли, но хозяин взял его под руку и повел в комнату, которую называл кабинетом, хотя она больше была похожа на свалку книг, журналов и рукописей. Книги стояли на полках — от пола до потолка, журналы лежали вразброску на журнальном столике и стопками на полу, а рукописи были аккуратно сложены на письменном столе рядом с пишущей машинкой. Из каретки торчал лист бумаги с напечатанным текстом.

Гость был здесь впервые и с интересом разглядывал корешки книг и цветные обложки журналов. Его внимание привлекли камин, в котором тлели дрова, и два удобных кресла. Хозяин указал гостю на одно из кресел.

— Садитесь, Клив, и рассказывайте. Ума не приложу, что могло случиться такого, о чем нельзя сказать по телефону или завтра, в редакции.

Гость опустился в кресло, хозяин — в кресло напротив.

— Что-нибудь выпьете?

— Спасибо, нет.

— Тогда слушаю.

По дороге гость составил обстоятельный рассказ, но сейчас придуманные фразы вылетели у него из головы, и он сказал прямо:

— Сэр, ко мне приходили два агента из Федерального бюро.

Хозяин поднял брови, а гость продолжил:

— Скорее всего, они придут и к вам.

Хозяин потянулся к лежавшей на журнальном столике пачке сигарет, но отдернул руку.

— Даже так?

Гость кивнул.

— Можете рассказать? — спросил хозяин.

— Я для того и приехал, — гость нервно сцепил пальцы. — Не хотел говорить по телефону.

— Понимаю. И если дело связано с нами обоими, представляю, в чем оно состоит. Я прав?

— Да, сэр. «Крайний срок». Они утверждают, что я намеренно разгласил государственную тайну. Они три часа выспрашивали у меня, от кого, где и когда я получил эти сведения, был ли вовлечен редактор журнала в эту… м-м-м… историю и…

— Что вы им сказали? — перебил хозяин.

— Правду, сэр. Только правду и ничего, кроме правды.

— Государственная тайна, говорите? — произнес хозяин задумчиво. — Если бы в Бюро работали умные люди, они не стали бы предпринимать против вас никаких действий. Не приди они к вам, никто — тем более читатели — не обратил бы на ваше описание никакого внимания. Фантастика! Технические подробности читатель обычно пропускает…

— Но они обвинили меня в том, что я вражеский шпион!

— Так и сказали? — усмехнулся хозяин.

— Нет, — смутился гость. — То есть не прямо. Но я понял намеки.

— Послушайте, Клив, ваша совесть чиста. Вы пишете научную фантастику. Вы читаете научные журналы, умеете думать, сопоставлять и делать выводы.

— Я фантазирую о том, что науке уже известно. Научно-фантастическая идея возникает не на пустом месте. Если пересказать статью из научного журнала, это будет не фантастика, а научная популяризация, совсем другой жанр.

— Дорогой Картмилл, — перебил гостя хозяин, — я говорил вам это полгода назад, когда вы принесли рассказ, не будучи уверены, что я его куплю. Более того, по вашему поведению — а держались вы очень скованно — я понял: вы и сами не уверены, что написали интересную историю. Что я вам сказал тогда?

— Что история запутанная и довольно банальная, но рассказ вы, тем не менее, покупаете — из-за идеи, которая действительно нова, интересна и в фантастике не встречалась.

— Именно. И мое мнение не изменилось. Погодите…

Хозяин порылся в журналах, в беспорядке разбросанных на столике, вытянул один (гость судорожно вздохнул, узнав мартовский номер Astounding с своим рассказом), перелистал и начал читать вслух:

— «Бомба должна состоять из множества отдельных небольших фрагментов. Каждый фрагмент не обладает достаточной массой для начала цепной реакции. Чтобы взрыв произошел, необходимо очень быстро соединить все фрагменты бомбы. Тогда присутствие свободных нейтронов может инициировать цепную реакцию в соединившихся в единое целое фрагментах. Важны два обстоятельства: каждый фрагмент критической массой не обладает, и соединить фрагменты необходимо очень быстро, чтобы энергия взрыва оказалась максимальной»… Ваше описание придает рассказу ощущение достоверности. Именно это делает рассказ произведением литературы, хотя тут нет ничего, кроме технических деталей. Но, извините, дорогой друг, если убрать описание устройства бомбы, рассказ становится решительно не интересным. Скажу вам больше, это был бы один из бесчисленного множества шпионских рассказов. Это была бы графомания! Именно научно-фантастическая идея сделала рассказ шедевром.

— Спасибо… — пробормотал автор, вспомнив, что полгода назад, прочитав рассказ, редактор популярного журнала Astounding Джон Кэмпбелл об идее даже не заикался. «Беру, — сказал он тогда. — Неплохой рассказ. Вас устроит гонорар в тридцать долларов?» — «Да, сэр, — кивнул он, понимая, что публикация в Astounding позволит писать так, как ему нравится, о том, что он считает важным в фантастике. К тому времени Картмилл опубликовал несколько фантастических историй в журналах, которые сам считал непрестижными. Новый рассказ был другим. «Крайний срок» Картмилл написал под влиянием романа самого Кэмпбелла «Острова космоса», опубликованного в 1931 году. Там была принципиально новая научно-фантастическая идея — гиперпространство. Прямое следствие сугубо научных работ математиков Теодора Калуцы и Оскара Клейна.

Много лет Картмилл хотел написать рассказ, где была бы такая же интересная и новая идея. Он писал о злых и добрых инопланетянах и читал научные журналы, не понимая и четверти написанного. Однажды прочитал о цепной ядерной реакции с участием нейтронов. Стал думать. И придумал. Написал «Крайний срок» и лишь тогда предложил рассказ легендарному редактору.

Шедевр, надо же. Услышать такое от самого Кэмпбелла…

— Агенты из Бюро — люди настырные, — продолжал Кэмпбелл. — И будут долбить, пока не убедятся, что у вас нет и не было информатора среди ученых. И мне тоже нервы потреплют, вы правы. Если не завтра, то в ближайшие дни. Но вот что важно на самом деле. Если Бюро всполошилось, значит…

Кэмпбелл сделал паузу, внимательно глядя на автора.

— Это очевидно, — пожал плечами Картмилл. — Где-то на самом деле делают или уже сделали бомбу, основанную на принципе, какой я описал в рассказе.

— Именно! — воскликнул Кэмпбелл. — Вы попали в десятку! Не вы разгласили государственную тайну, а агенты Бюро, дав вам понять, что вы описали в рассказе реальную бомбу.

— Со времен Жюля Верна, — продолжал Кэмпбелл, — научная фантастика бодается с наукой. Мы… Я, правда, давно не пишу, но все-таки считаю, что принадлежу к цеху…

— Безусловно, сэр, — поспешил вставить Картмилл.

— Мы пытаемся обогнать науку. Я давно об этом думаю, и мне представляется: научная фантастика развивается аналогично науке. Научная фантастика хороша, когда, пользуясь научными знаниями, обгоняет науку. Иногда намного, чаще не очень, но все-таки… Вы следите, друг мой, как развивалась научная фантастика со времен Жюля Верна? К примеру, что писали наши коллеги о полетах на планеты? Верн отправил своих героев к Луне, но на Луну они высадиться не сумели, потому что пушечный снаряд не обладал маневренностью. На Луну высадился мистер Кейвор в романе Уэллса. Как он сумел? Благодаря новому изобретению. Уэллс придумал кейворит — материал, экранирующий тяготение. Обратите внимание, мой друг: с тех пор на Марсе побывало много народа, и все летали уже на управляемых космических аппаратах.

Кэмпбелл, похоже, увлекся — Картмилл никогда не видел обычно спокойного и даже несколько высокомерного редактора в таком возбуждении. Впрочем, Картмилл редко видел Кэмпбелла, и всегда — в редакции, где обстановка не располагала к откровенным беседам.

— Когда-то мне нравилось читать о приключениях Джима Картера, — вставил Картмилл, вспомнив годы юности, когда он не пропускал ни одной новой книжки Берроуза.

Кэмпбелл сделал отстраняющий жест.

— Мне тоже… когда-то, — сказал он и внимательно посмотрел на визави. — Но сейчас…

— О, — улыбнулся Картмилл, — сейчас меня интересуют другие идеи, но вы видите, к чему это приводит.

Он хотел вернуть разговор в нужное русло, но Кэмпбелл продолжал, будто не замечая тревоги гостя:

— Астрономы наблюдают все восемь планет Солнечной системы, а мы, фантасты, эти планеты обживаем. Наша фантастическая наука обгоняет науку реальную. Точнее, обгоняла еще лет двадцать назад. А потом движение затормозилось. На всех планетах люди побывали, и что дальше?

Решив, что вопрос обращен к нему, Картмилл ответил:

— Тогда Док отправил к звездам своего «Жаворонка»¹.

— Верно. И все решили, что это — прорыв.

— Конечно! — воскликнул Картмилл. — Я именно тогда и написал первый фантастический рассказ! Огромное впечатление, будто разверзлись небеса…

— Да, — Кэмпбелл кивнул, как показалось Картмиллу, с пренебрежением. — Война с инопланетянами, только уже где-то там… Наука взяла фантастику за горло. До Альфы Центавра больше четырех световых лет, до Веги — двадцать пять, до Бетельгейзе — шестьсот… Помните рассказ Хайнлайна о полете «Авангарда» к Проксиме Центавра?

— Конечно. Вы же его и опубликовали.

— Три года назад. Прекрасный рассказ, литературный шедевр. Но устарел лет на десять. Кстати, я так и сказал Роберту.

— Он обиделся? — вопрос был некорректным, Картмилл это понял, но после того, как задал. — Простите, я…

— Роберт не умеет обижаться, — усмехнулся Кэмпбелл. — Обидеть может, это да.

Напрашивался новый вопрос, но на этот раз Картмилл не стал его задавать. Кэмпбелл, однако, всё прекрасно понял.

— А я не из тех, кто спускает обиды, — сказал он. — Какой смысл сейчас писать о кораблях поколений, когда сформулирована идея полетов к звездам через гиперпространство? И я знаю, что вы сейчас скажете. Мне постоянно это говорят. Идея корабля поколений — научно-фантастическая, прямое следствие специальной теории относительности. А гиперпространство — выдумка, литературный прием. Вы тоже так считаете?

— Нет, — твердо сказал Картмилл. — Гиперпространство — тоже сугубо научно-фантастическая идея. Вы взяли за основу работы Калуцы и Клейна, верно? Математические работы, и применение этих идей в физике и фантастике вовсе не очевидно.

— Рад, что вы понимаете, дорогой друг. Вот почему я опубликовал ваш «Крайний срок». Идея устройства атомной бомбы так же прекрасна и так же не очевидна. На вашем месте я не паниковал бы, а гордился тем, что к вам приходили из Бюро.

— Это так неприятно… Они не успокоятся, пока не вывернут наизнанку всю мою биографию.

— Что-нибудь найдут? Связи с физиками из секретного проекта?

— Нет, конечно. Я уже рассказал всё, что знаю о цепной реакции, быстрых нейтронах… Они записали — один в блокнот, другой был с магнитофоном. Несколько раз повторяли одни и те же вопросы…

— Обычная практика, — пожал плечами Кэмпбелл. — Взяли у вас подписку о неразглашении?

— Подписку — нет. Но предупредили, чтобы я не распускал язык об их посещении.

— Отлично! А подписку не взяли, потому что нет смысла — рассказ опубликован, тайна атомной бомбы раскрыта.

— Они придут и к вам…

— Пусть! От меня они услышат историю замечательной научно-фантастической идеи. Тайну, вообще-то, разгласили именно они, и пусть попробуют доказать обратное. Если бы они не пришли по вашу душу, откуда бы вы узнали, что описанная вами бомба действительно существует? Вот что я вам скажу, Картмилл. Пройдет время, бомбу взорвут, она окажется такой, как вы ее описали, о бомбе будут знать все, и ваш рассказ станет суперпопулярен. Он войдет в историю фантастики вместе с историей о том, как Бюро пыталось обвинить вас в измене.

— Этой славы мне хотелось бы меньше всего, — пробормотал Картмилл.

— Почему, друг мой? Каждый автор стремится прославиться. Это естественно.

— Сэр, часы, которые я провел с агентами, были самыми ужасными в моей жизни! Они твердили, что остаток жизни я проведу за решеткой. Они были вежливы, но их вежливость была хуже любых угроз. Когда они ушли, я был выжат. Они обещали вернуться и продолжить, как они выразились, беседу… Я хотел сразу позвонить вам, предупредить, но не хватило сил. Я испугался. Только вечером собрался с духом и позвонил.

— Правильно сделали, — одобрил Кэмпбелл. — Очень неприятная история, конечно. Но в ней — ваша будущая слава, уверяю вас. И чтобы вас подбодрить, я увеличу ваш гонорар до двухсот долларов.

— Вы имеете в виду…

— «После крайнего срока», конечно. Я поставил рассказ в августовский номер.

— Сэр… Я хотел сказать… Они могут прийти с обыском. Они на всё способны. Когда они ушли, я уничтожил оставшиеся копии. Поймите меня…

— Я вас понимаю, — сухо произнес Кэмпбелл.

— Когда люди из Бюро обвиняют в измене и грозят упечь за решетку до конца дней, любой испугается.

— Люди из Бюро — всего лишь агенты, выполняющие свою работу. Это не суд и не…

— Сейчас идет война.

— Спасибо, что напомнили, — голос Кэмпбелла стал холодным, как лед. — Вы хотите, чтобы я снял рассказ из номера?

Картмилл кивнул.

— Вы помните, конечно, финальную фразу «Крайнего срока», — продолжил Кэмпбелл. — И помните, что по моему предложению вы добавили в конце несколько слов: «Эта миссия завершена, и нас ждет новое задание». Читателю дали понять, что будет продолжение.

— Да, но…

— Продолжения не будет, потому что автор испугался. Фантастическая идея вашего рассказа «После крайнего срока» еще более великолепна и, возможно, так же точна, как описание устройства атомной бомбы. И вы уверены, что потом, — Кэмпбелл выделил это слово, — к вам придут опять, и тогда вы точно не отвертитесь. Вы не сможете доказать, что описание бомбы — ваша и только ваша идея. Второй раз они ни за что не поверят.

— Они не поверят и вам!

Кэмпбелл отмахнулся.

— Картмилл, вы могли войти в историю научной фантастики.

— Я уже оказался в ужасной истории, — мрачно сказал Картмилл.

— Хорошо… Я сниму рассказ из номера.

— Спасибо, — Картмилл облегченно вздохнул. — И еще…

— Что? — Кэмпбелл понял, чего еще хотел автор, и не смог — не захотел — скрыть презрения.

— Экземпляр рукописи…

— Я его уничтожу.

— Если можно, я бы хотел…

— Чтобы я сделал это сейчас?

Кэмпбелл мог сказать, что рукопись у секретаря, у корректора, у наборщика… Но тогда Картмилл придет в редакцию, а видеть этого гения еще раз он не хотел.

Кэмпбелл подошел к столу, нашел нужную рукопись среди подписанных в номер и показал автору.

— Это? — спросил он, вложив в короткое слово всё, что он об авторе думает.

Картмилл кивнул. Конечно, он представлял, что думает редактор. Он хотел сказать, что и сам думает так же. Упустить такой шанс! Его имя могло встать в один ряд с такими мастерами, как Гернсбек, Гамильтон, Азимов, Хайнлайн… Но мечта рассыпалась. Второй раз ему не простят. Он был уверен, что идея второго рассказа…

Картмилл дернул головой, не позволив себе закончить мысль.

Он потянулся за рукописью, но Кэмпбелл не торопился ее отдавать.

— «После крайнего срока», — прочитал он название на первой странице и, пролистав, прочитал фразу из середины рассказа.

— «Ийбор тронул холодный бок изделия, способного в миг уничтожить всё живое на Каторе. Его самого, его врагов, друзей, животных, растения»… — Кэмпбелл перевернул страницу и продолжил: — «Супербомба превращала легкие химические элементы в более тяжелые, и при этом за малые доли секунды выделялось столько энергии, что мог бы испариться океан»… Да, и вот… «Проще всего это сделать с самым легким элементом — водородом, превратить четыре атома водорода в один атом гелия. Так происходит в недрах звезд, по словам доктора Ситрука»… Да, вот еще… «Но чтобы водород превратился в гелий, нужны звездные температуры и плотности. И физики придумали. Интересно, что решение подсказали военные, уже собравшие две атомные бомбы. Нужно, сказали они (и физики согласились), окружить атомную бомбу водородной оболочкой под большим давлением. И тогда, если взорвать атомный запал, в водородной оболочке возникнут нужные для реакции условия. Вспыхнет новая звезда, и мир перестанет существовать… Ийбор не мог допустить, чтобы это произошло. Он…»

Кэмпбелл замолчал. Молчал и Картмилл, потрясенный собственной идеей, будто не он ее придумал, прочитав как-то статью известного физика Джорджа Гамова.

— Дальше не интересно, — буркнул Кэмпбелл. — Скучные приключения и подвиги…

Картмилл протянул руку, и Кэмпбелл вложил в ладонь рукопись.

Всё дальнейшее происходило в молчании. Картмилл подошел к камину, в котором всё еще догорали дрова. Он принялся рвать листы рукописи и бросать обрывки в медленно разгоравшийся огонь.

Пламя с удовольствием сожрало бумагу, рассказ, идею и, по сути, самого автора.

Картмилл достал носовой платок, вытер пальцы и пошел к двери. На Кэмпбелла он так и не посмотрел: знал, что прочтет во взгляде редактора.

Кэмпбелл, впрочем, не смотрел, как горела рукопись. Он думал, какой рассказ дать в номер вместо «После крайнего срока». Адекватной замены не было. Может, оставить пустые страницы? А в оглавлении написать только название рассказа без имени автора. Такого в фантастике еще не было.

Пусть читатели гадают и придумывают. Пусть вспомнят опубликованный в марте рассказ Картмилла «Крайний срок». Пусть пишут письма и задают вопросы.

Кэмпбелл вздохнул и пошел запирать за Картмиллом дверь.

Павел Амнуэль

Картинки: обложка журнала Astounding за март 1944 года, где был опубликован рассказ Картмилла «Крайний срок» (Deadline), и две иллюстрации к рассказу из этого номера (художник Орбан). На русском языке данный рассказ (или маленькая повесть) публиковался под названием «Линия смерти» (1992, перевод с англ. И. Горачина). История с «Крайним сроком» реальна, а вот с «После крайнего срока» — уже фантастическая.

¹ Картмилл имеет в виду роман Эдварда (Дока) Смита «Космический жаворонок» (1928).