Антинорманизм как проявление «научного патриотизма» — 2

Часть 2. Критический анализ научного патриотизма

(Окончание. Начало см. в ТрВ-Наука № 253 от 8 мая 2018 года)

Лев Клейн
Лев Клейн

Мне не нравится ни тезис генерала Бенкендорфа, ни аргументация министра Мединского (собственно, это одна позиция). Но ни Бенкендорф, ни Клёсов не аргументировали свои декларации. Аргументация — у Мединского. Он выступил не только как лидер (что мотивировано его постом министра культуры страны), но и как теоретик «научного патриотизма». Чтобы быть вполне объективным, я постараюсь каждый тезис Мединского приводить полностью и лишь затем разбирать. Тексты Мединского (Мединский В. Р. Не бывает объективного Нестора // Российская газета. 2017. Федер. вып. № 7311 (145)) выделяю полужирным шрифтом.

«Первое. История не существует без фактов. Но факты — это не только события, не только объекты материальной культуры — курганы, черепки и пирамиды. Идеи и мифы — тоже факты. Идеи и мифы, овладевшие массами, исторически весомее любых колизеев и виадуков.

Что более повлияло на ход Великой Отечественной? Сам бой 4-й роты политрука Клочкова под Волоколамском, уничтоженные 28 (или 128?) бойцами 17 (или 10?) — да какая, к черту, разница! — фашистских танков? Или тот самый миф-образ, созданный журналистами „Красной звезды“? Образ 28 панфиловцев, выкованный в сознании миллионов? Эта легенда стала материальной силой — страшнее и прекраснее любого факта любого реального боя. Ибо в ней воплотилась вся боль и вся мечта советского человека — защитника своей семьи и своей земли.

Не видеть в мифе факта — значит перестать быть историком».

То есть мифы — это тоже факты. Здесь Мединский намеренно смешивает и подтасовывает два вида фактов: факты истории и факты историографии. Факты истории — это то, что происходило в изучаемом прошлом. А факты историографии — это факты современности, то, что относится к самому процессу изучения. Мифы прошлого (из греческой мифологии или германской) — это факты истории, и они подлежат изучению наряду с курганами, черепками и пирамидами. Мифы, создаваемые современными историками под видом исследований — это фальшь. Такая же, как фальшивые реляции генералов, терпящих поражение, о несостоявшихся победах и блестящем состоянии войск. Отношение к ним должно быть таким же.

Фальшивое сообщение о 28 героях-панфиловцах, разоблаченное прокуратурой как полная выдумка корреспондента, принесла немало вреда — когда один из ее якобы погибших «героев», слава которых затмевала славу истинных героев, попался как немецкий полицай и был осужден. Но Мединскому нет до этого дела. Ведь корреспондент соврал во славу воинов. На деле корреспондент соврал ради собственного легкого успеха — вместо того, чтобы идти в пекло и искать там подлинных героев, заменил их выдуманными. И причем тут история?

«Второе. Нет никаких „единственно верных“  и „истинно научных“  исторических концепций. Содержанием науки является научный поиск. Но он потому и является поиском, что предполагает гипотезы, рабочие версии, разнообразие инструментов и методов исследования. Если предположить, что это разнообразие теряется,— изничтожается научное содержание поиска».

Тут у Мединского искажение старого учения об абсолютной и относительной истине. Говорили, что абсолютной истины нет, есть только относительная. Это и верно и неверно. Есть абсолютная истина наглядного факта. Например, если одна могила обнаружена врезавшейся в другую, то явно первая позже второй, и это истина навсегда. Это не гипотеза, это непреложный факт. А вот в обобщениях и интерпретациях истина относительна — последующие исследования могут ее изменить. Тут всё гипотезы. Но и гипотезы бывают очень различны — одни основательны, поддержаны многими фактами, а другие легковесны, маловероятны (Клейн Л. С. Гипотеза в археологии // Российский археологический ежегодник, 1, 2011, Universitie’s Publishing Consortium: 56-69). Научный поиск также разнообразен. В одних случаях направлен на отыскание истинного положения дел, в других — на посторонние цели: утверждение предвзятой идеи, одностороннее выискивание нужных для этого фактов.

«Единственно верных» и «истинно-научных» исторических концепций действительно нет. Нет среди наличествующих, но в принципе, в теории они возможны и привлекательны. Как цель. И историк может к ним продвигаться, быть на это нацеленным, и этим руководствуются объективные историки. А есть псевдоисторики, которые используют изложенную максиму как прикрытие для того, чтобы ни к каким истинам не продвигаться, а двигаться к удовлетворению своих симпатий и антипатий, национально или социально обусловленных. Это и делает Мединский.

Некоторые считают, что историк не в силах освободиться от этой обусловленности и от своей неосознанной субъективности. Это «критическая теория» Маркузе и постмодернистские учения. Но в исторической науке за многие столетия ее существования отработаны методы преодоления этой обусловленности (коллективные обсуждения, повторные обследования, математические и естественно-научные методы и многое другое).

«Третье. Все исторические факты существуют не сами по себе. Мы с вами лично в Куликовской битве не участвовали и свечку при много чем еще не держали. То есть для нашего сознания история не есть непосредственно нами наблюдаемое событие, а всегда отражение в восприятии других людей.

Все исторические факты существуют для нас как уже преломленные через сознание и социальные интересы своего класса, нации, времени. Религии. Мировоззрения. Идеологии.

То есть история всегда субъективна и опосредована.

В истории неприменимы те же принципы, что в физике или геометрии. Тем интереснее она для пытливого ума. Мне могут не нравиться чьи-то умозаключения, но это всегда повод для разговора. Само восприятие разнообразных подходов профессионалов к тем или иным историческим событиям обогащает наше мировоззрение, заставляет думать».

И еще:

«Не бывает „объективного Нестора“. Нет вообще никакой „абсолютной объективности“. Разве что с точки зрения инопланетянина.Любой историк всегда — носитель определенного типа культуры, представлений своего круга и своего времени».

Тут повторение в ином виде большевистского неприятия объективности, которой противопоставлялась коммунистическая партийность как «высшая объективность».

Да, все факты оказываются преломленными через сознание исследователя. Именно поэтому у теоретиков исторической и археологической науки существуют понятия «факт1», «факт2», «факт3», «факт4». Только последний — поступающий непосредственно в наше сознание. А предшествующие — это те стадии, которые он проходит в преобразовании информации от события прошлого через отражение в сознании свидетелей-очевидцев и затем фиксацию в письмах и хрониках. У археологов, разумеется больше стадий (Клейн Л. С. 1978. Археологические источники. Л.: изд-во Ленингр. ун. (2-е изд. Фарн, 1995)). Я насчитал 14 стадий преобразования информации, из которых последний — отчет, создаваемый археологом (Клейн Л. С. Глубина археологического факта и проблема реконверсии // Stratum plus (СПб. — Кишинев — Одесса), 1999, № 6: 337-361).

Ф. А. Бруни. Призвание варягов (1839)
Ф. А. Бруни. Призвание варягов (1839)

Вообще в рассуждении Мединского отсутствует понятие «источник», основное для исторической и археологической науки. Между тем в ней разработаны методы надежной «реконверсии информации» от того факта, каким мы его видим, к тому факту-событию, которое в прошлом произошло. В этом же и состоит в основном историческая наука. Это целый ряд стадий, из которых назову для истории хотя бы дипломатику, текстологию, критику источников — внутреннюю и внешнюю (на них ее разделил еще Август-Людвиг Шлёцер).

Мы, конечно, ни при Куликовской битве, ни при Невской не участвовали, но за столетия изучения мы знаем об этих битвах значительно больше, чем знали в XIX веке и чем это отражено в книгах Мединского. Он, конечно, мастер «разговоры» разговаривать, но надо же еще и беспристрастные исследования проводить.

«Четвертое. Нет в истории никакого „беспристрастного подхода“. Он всегда пристрастен и персонифицирован.

Исходя из „беспристрастного анализа“, мы должны смотреть на Бородинскую или Московскую битву как на некое абстрактно кровавое месиво, смотреть без всякого сопереживания. Ну, одни победили, другие проиграли…  Получатель грантиков какого-то болонского евроуниверситета, греясь на озере Комо, так, верно, и рассуждает. Но мы — не можем. Потому миллионы нас выходят с портретами наших предков на „Бессмертный полк“.

Потому что мы понимаем: не встала бы тогда, в 1941-м, наша русско-скифская одержимость нерушимой стеной у Москвы, и всё. Конец. Для нас это бы означало истинный „конец истории“. Лишь в тех самых евро-университетах изучали бы: мол,жили там какие-то скифы, сарматы, хазары, татары, тюрки, славяне, превратившиеся в пыль времен…»

В своих исторических сочинениях Мединский откровенно пристрастен. Ему утешительно думать, что беспристрастного подхода в истории нет вообще. Что такой невозможен. Свою пристрастность он отождествляет с пристрастностью защитников Москвы. Между тем даже их «пристрастность» — их страстное желание отстоять Москву и свою родину — не должно было побуждать их врать, например, в подсчетах своих и вражеских сил, если эти подсчеты отправлялись «наверх». Ведь эта ложь дезориентировала своих! Не надо было хвалиться (сообщения начальству и в тыл) ложными победами при реальных поражениях. А вражеские успехи нужно было отразить точно, иначе попали бы в полон те соотечественники, которым это было противопоказано. Историк схож с этими воинами: он не должен дезориентировать своих читателей, ибо история дает уроки, и не заставляет учить, к сожалению, но строго спрашивает за их неусвоение.

«Пятое. Зажмурьте глаза, глубоко вдохните и признайтесь хотя бы сами себе, молча. Признайтесь: достоверного прошлого не существует. Ибо уже через 5 минут любое событие начинает бытовать как интерпретация. Не говоря уж про пять веков. Не говоря уж про 25 версий двадцати пяти свидетелей, интерпретированных двадцатью пятью историками с разными взглядами.

Прошлое — всегда реконструкция из настоящего».

В том-то и дело, что историк не должен вещать с зажмуренными глазами. И большинство его слушателей не слушают с зажмуренными глазами. И у читателей Мединского глаза не зажмурены, и они не воспринимают книги Мединского молча. Если бы все были зажмурены и молчали, то Мединский мог бы писать в своей диссертации и в своих книгах всё, что ему нравится и рисовать историю такой, какая ему угодна. Но он ошибается. Глаза у многих открыты, и молчания нет. В итоге ему приходится считаться с тем, что его диссертации большинство коллег не верит и ее приходится всё снова и снова защищать, и только явное вмешательство властей спасает министра от лишения звания доктора наук.

Хочешь не хочешь, а достоверное прошлое существует. Да, оно неполное в силу того, что история не располагает всей информацией, которая нужна для полного освещения. Исторические факты фрагментарны и лакунарны, а кое в чем искажены. Да, та история, которая предстает в трудах историков, — это реконструкция и интерпретация. Но это не значит, что она ложна и равноправна с полюбившимся историку мифом. Она лишь местами детальна, часто обрисована грубыми чертами, но в основном верна. Ее основные черты чаще всего подтверждаются дальнейшими исследованиями, новой информацией, она становится всё более детальной и надежной. Другое дело, что мы узнаем всё новые детали и аспекты, но они ложатся на надежный остов.

Все-таки Новая Хронология математика Фоменко — это миф. И арийская биография славянского рода в палеолите, придуманная биохимиком Клёсовым, — тоже миф. И благонамеренные сказания министра Мединского, который мнит себя историком, — миф. Хотя все они — факты современной историографии.

«Что значит — нельзя рассматривать исторические труды и события с позиции национальных интересов? Почему это „лженаучно“? Вот это вообще за гранью моего понимания. Пардон, а с позиций интересов какой другой страны я должен рассматривать историю своего Отечества?»

С позиций интересов Республики Ученых. То есть интересов науки. Они совпадают с интересами нашей страны, России. Потому что России настоятельно нужны не мифы, а правдивая история. Если историю переделывать каждый раз под сиюминутные интересы какой-либо страны или корпорации, то это не история, а пропаганда. Министры слишком часто заинтересованы именно в пропаганде. А нам позарез нужна история.

Еще один историк-эмигрант, вряд ли читавший эту аргументацию Мединского, антинорманистка Л. П. Грот, сумела соединить его 1-й и 5-й аргументы в одну лаконичную фразу: «Если в России и нужно создавать политические мифы, то они должны питаться интересами страны, а не быть ей чуждыми» (Грот Л. П. 2013. Чем опасен политический миф норманизма? — сайт «Переформат»). Она рассматривает дискуссию о начальных годах Руси как столкновение двух мифов, как идеологическую борьбу — вполне в советском духе. И, выступая в защиту одного из этих мифов, как ей представляется, патриотического, ощущает себя в Швеции на передовых позициях фронта идеологической схватки. Между тем коренной вопрос заключен в ее формулировке, смягченной сослагательным наклонением: «Если в России и нужно создавать политические мифы…». По Грот, очевидно, нужно. По Мединскому — тоже.

С моей точки зрения — категорически нет. И уж во всяком случае это не задача истории как науки.

Лев Клейн

Подписаться
Уведомление о
guest

35 Комментария(-ев)
Встроенные отзывы
Посмотреть все комментарии
Alex
Alex
5 года (лет) назад

Вот, я понял, как правильно опровергнуть Мединского. С его точки зрения невозможен прогноз погоды.

res
res
5 года (лет) назад

На время больше 2-х недель, да. Уравнения плохие ))

res
res
5 года (лет) назад

Представляется, как и в примеры с погодой, давать исторические прогнозы все дальше во времени (в любом направлении )) ) принципиально нельзя. Общественные системы (как и климатические) сложны и описываются, если вообще, нелинейными уравнениями. Решения последних даже при точных начальных условиях расходятся очень быстро из-за кучи внутренних неустойчивостей. А тут даже начальные условия весьма скудны ))

Литягин Александр
Литягин Александр
5 года (лет) назад

весной прошлого года в Питере была выставка (учредители ЕС) “разные войны” – как раз сравнение материалов учебников разных стран ЕС и России. (выставка не без препятствий ездила по разным городам.). На семинаре встретился с мамашей, у которой чадо учится во франции – так ее впечатление от французского преподавания истории оч положительное. И ей было с чем сравнить. Глупостей вида “определяющего вклада” она не припоминала, хотя ее допрашивали с пристрастием.

123
123
5 года (лет) назад

Долбанные модераторы. Как только Клейна пишут “критиканом”, так не проходят сообщения.
Смысл тут в полемике? А никакого, ибо тут чистейший посткоммуннистический модераторский шовинизм.
Варитесь с собственной каше сами.

trackback

[…] Привожу названную выдержку из статьи Л.С. Клейна полностью: «Еще один историк-эмигрант, вряд ли читавший эту аргументацию Мединского, антинорманистка Л.П. Грот, сумела соединить его 1-й и 5-й аргументы в одну лаконичную фразу: ”Если в России и нужно создавать политические мифы, то они должны питаться интересами страны, а не быть ей чуждыми” (Грот Л.П. 2013. Чем опасен политический миф норманизма? — сайт «Переформат»). Она рассматривает дискуссию о начальных годах Руси как столкновение двух мифов, как идеологическую борьбу — вполне в советском духе. И, выступая в защиту одного из этих мифов, как ей представляется, патриотического, ощущает себя в Швеции на передовых позициях фронта идеологической схватки. Между тем коренной вопрос заключен в ее формулировке, смягченной сослагательным наклонением: ”Если в России и нужно создавать политические мифы.. ”. По Грот, очевидно, нужно. По Мединскому — тоже. С моей точки зрения — категорически нет. И уж во всяком случае это не задача истории как науки (https://trv-science.ru/2018/05/22/antinormanizm-kak-proyavlenie-nauchnogo-patriotizma-2/comment-page…) […]

Оценить: 
Звёзд: 1Звёзд: 2Звёзд: 3Звёзд: 4Звёзд: 5 (18 оценок, среднее: 3,33 из 5)
Загрузка...