В ТрВ-Наука № 350 от 5.04.2022 выходила моя статья «Диагностируем дальтонизм древнеримских поэтов», посвященная латинскому слову caeruleus и его фантомным словарным значениям. Справедливости ради нужно сказать, что традиция переводить caeruleus как «зеленый» не совсем беспочвенна. Дело в том, что у нас всё же есть возможность предоставить слово самим римлянам и узнать у них, что они думали по поводу обозначений зеленого и синего цветов в их родном языке.
Метка: Мария Елифёрова
«Вот и лето прошло, словно и не бывало…»
По традиции для первого сентябрьского номера мы задали пару вопросов постоянным авторам и друзьям газеты, ученым и просветителям: 1. Над чем вы работали и где отдыхали летом? 2. Сейчас много шума в связи с развитием нейросетей. Впереди новая эра? Что нам сулит искусственный интеллект в XXI веке?
50 оттенков экзотики
В России очень нервно относятся к критике гипотезы лингвистической относительности Сэпира — Уорфа. Здесь требуются некоторые пояснения для неспециалистов. Так называемая гипотеза лингвистической относительности (ГЛО) впервые была сформулирована Бенджамином Уорфом на рубеже 1930-х и 1940-х. Имя Эдварда Сэпира было прибавлено позднее последователями — в соавторстве эти лингвисты никогда не выступали, хотя Уорф был студентом Сэпира. Как часто бывает в американской лингвистике, оба занимались изучением индейских языков и интересовались их отличиями от английского…
Бывают ли синие эфиопы?
Со времен И. И. Срезневского древнерусское прилагательное синь глоссируется, в числе прочего, как «черный, темный». Впоследствии Н.И.Толстой на основе этого толкования развил целый ряд далеко идущих выводов — вплоть до того, что фразеологизм ни синь пороха имеет праславянское происхождение и его следует понимать как «ни черной пылинки». (К сожалению, автор не озаботился доказательствами того, что этот фразеологизм старше применения пороха; мне удалось проследить его бытование вглубь только до XVIII века…)
Тайна синего вина
Одна из самых интригующих деталей «Слова о полку Игореве» — упоминание «синего вина» в сновидении Святослава. И хотя логика сновидения говорит, что Святослав мог видеть во сне всё, что угодно, филологи не были бы филологами, если бы удержались от попыток объяснить, что именно он увидел.