Ольга Глебова-Судейкина: изображая куклу

Ольга Афанасьева Глебова-Судейкина — символ эпохи, которая получила название Серебряный век русской культуры. Она была гением пластики: пластика собственного тела, пластика фарфора, пластика бытового поведения. Культуролог Александр Марков и Оксана Штайн реконструируют сюжеты фарфоровых композиций Глебовой-Судейкиной и находят в них ключ к эротизму и жизнестроительству этой сложной эпохи, где изящное и трагическое были близки как никогда

Терракотовые девочки: античное подражание и истина

Античные концепции подражания — вовсе не просто ученичество у природы. Это сложная изобретательная игра, в которой участвуют люди, куклы и образы. Культуролог Александр Марков и Оксана Штайн связывают истоки античного театра, платонизм и римские праздники. Везде тело марионетки становится живым, и жизнь побеждает смерть неизвестным науке способом.

Большеголовая кукла: интеллектуальная история круглого

Круглоголовые куклы, от непропорциональных шутов до мультипликационных Смешариков — это не предмет смеха, это способ выражать яркие характеры. Культуролог Александр Марков и Оксана Штайн углубляются в историю таких больших голов. «Руслан и Людмила» Пушкина, «Горбунов и Горчаков» Бродского, анимационный сериал «Футурама» — путеводители, помогающие отыскать смыслы. Ключом к судьбе большеголовых карикатурных персонажей оказывается понятие «скурильности» Александра Бенуа — отвратительности и привлекательности одновременно, требующей обновленного здравомыслия.

Философия игрушки Вальтера Беньямина

Вальтер Беньямин пишет, что настоящие игрушки — это как бы вложенные друг в друга миры. Только немцы вкладывают одно в другое сюжетно: «Немецкая индустрия игрушек наиболее интернационализована — крошечные кукольные и животные миры, крестьянские комнаты в спичечном коробке, Ноев ковчег и овчарни, которые производят в деревнях Тюрингии и Рудных гор, а также в окрестностях Нюрнберга». Одним словом, немецкая игрушка — кукольный домик или ясли, само ощущение жизни здесь и сейчас, мир в коробке и из коробки. Это одновременно чувство дома и чувство участия в этом доме, это умение увидеть окрестности, смотря просто на забавные фигурки и забавный быт…

Восковая кукла: механический вымысел и цветной туман

Александр Марков и Оксана Штайн рассуждают о восковых куклах во Флоренции эпохи Ренессанса, механических игрушках XVIII века, стихотворении Александра Блока «Клеопатра» («Открыт паноптикум печальный...») и манекенах в искусстве XX века.

«Время — это испытанье»: подводим итоги года

По традиции подводим итоги года. Вопросы от редакции: 1. Какие события/публикации уходящего года в вашей области науки представляются вам наиболее важными? 2. Над чем вы работали в этом году? Над чем планируете работать в следующем? 3. Катастрофы продолжаются, но задач не становится меньше. В чем ваше лекарство от уныния и отчаяния?

Открытое письмо от механического мальчика

Письмо в европейской культуре никогда не было просто передачей сведений от одного к другому. Будучи отправленным, письмо могло быть перехвачено, и его эффект был эффектом всеобщей распространенности. Во всех культурах есть представление о слове, которое не воробей, которого не вернешь назад, о крылатом слове — но античная культура письма создала образ крылатого слова, которое долетит до всех, станет публичным фактом. И частный характер письма, его адресация этому не противоречили. Но в какой-то момент становление придворной культуры с ее неизбежным притворством и политическими масками меняет статус письма…

Механическая кукла и искусное право

Античная политическая мысль различала естественное право, созданное свыше одинаково для людей, животных и вообще всего живого, и условное право, предназначенное для регулирования цивилизации. Во всяком случае, и у греческих софистов, и у римлянина Цицерона естественным правом была скорее сама жизнь, требующая, например, заботы о детях и престарелых родителях, тогда как условное право позволяло людям жить вместе, защищаться, строить города и дороги и правильно обращаться с прибылью. Конечно, это условное право было, в версии Цицерона и римских юристов, гуманистическим…

Как Алексей Гастев решил проблему вагонетки

Алексей Капитонович Гастев (1882–1939), революционер, поэт-авангардист, основатель и руководитель Центрального института труда, прежде всего стремился к тому, чтобы опыт правильного, спокойного, просветленного труда стал общим опытом, — как безделье, так и перенапряжение были для него пороком. Строитель нового мира, при этом не связывавший себя партийной дисциплиной, Гастев был учтив с людьми и дерзок с техникой. Скрываясь от преследований, Гастев под чужим именем работал в 1907–1909 году в трамвайном депо Петербурга. Ему поручали водить трамвай…

Изобретение случайного нарциссизма

Цель книги Екатерины Колпинец (вошедшей в лонг-лист премии «Просветитель-2023») очевидна: выяснить, как поток визуальных образов в социальных сетях создает ориентиры для всех пользователей этих сетей. Метафоры заражения, как и исследования социальных механизмов идеализации, для решения вопроса о причинах ажиотажа вокруг инфлюэнсеров (влиятельных блогеров) явно недостаточно. Почему повседневные косметические операции, если их снимать на камеру, могут привлечь такую обширную публику подражателей?

Наргес Мохаммади: цикута одиночного заключения

Нобелевская премия мира в 2023 году присуждена Наргес Мохаммади. Эта иранская журналистка и правозащитница пишет прежде всего о женских тюрьмах. Конечно, ее работа выходит далеко за пределы Ближнего Востока — тюремные унижения известны в большинстве стран. Тюрьма — место, где легко объявить реформу, но довести ее до конца почти невозможно. Можно отменить отдельные формы заключения, например изнуряющую каторгу, но им на смену приходят новые.

Глобус в чести

Мы смотрим на картину Вермеера «Географ». Дельный человек, курчавый щеголь, уверенно держит в руке циркуль и проверяет карту, поглядывая в окно. За окном, конечно, распростерлись Нидерланды, эта большая торговая компания в виде государства, хранительница безупречных лоций, начальный пункт множества торговых маршрутов. Он, как инспектор на вокзале сквозь стекла богатого окна, подернутые солнечной дымкой, смотрит мысленно на безупречное движение транспорта, чтобы сделать его еще безупречнее. Без суеты, но уверенным шагом подойдя к столу, с мягкостью взгляда, но непременностью всех деталей.

Постдраматический театр мха

Робин Уолл Киммерер прежде всего требует отказаться от колониального, высокомерного взгляда на мхи. Она сама — член Общества граждан потаватоми, коренного народа Америки района Великих озер. Колониальная биология требует залезать на дерево, исследовать лианы и птиц, срывать плоды — всячески соизмерять себя с высоким. Мох оказывается тогда чем-то нейтральным, тем, что мы топчем бодрой стопой. Вершина такого покорения нижней лесной природы — топиарии: обложенные мхом каркасы деревьев и животных. Не мхами, а мхом как материалом…

«Вот и лето прошло, словно и не бывало…»

По традиции для первого сентябрьского номера мы задали пару вопросов постоянным авторам и друзьям газеты, ученым и просветителям: 1. Над чем вы работали и где отдыхали летом? 2. Сейчас много шума в связи с развитием нейросетей. Впереди новая эра? Что нам сулит искусственный интеллект в XXI веке?

Телефон марки «авангард», или В поисках механической совести

Автор книги, о которой пойдет речь, — Павел Арсеньев, поэт и теоретик литературы, главный редактор журнала «[Транслит]», лауреат премии Андрея Белого (2012), доктор наук Женевского университета (Docteur ès lettres, 2021), специалист по материально-технической истории литературы XIX–XX веков… Цель Арсеньева — вписать литературу факта в большую традицию «литературного позитивизма», восходящего к Белинскому и «натуральной школе» как способу говорить об окружающем мире. Но труд Арсеньева далек от простого вычленения еще одной магистрали русской и советской литературы…

Ныряющий в себя

Обычно, размышляя об античности, мы сразу попадаем в зависимость от некоторых ее текстов. Мы могли не читать Фукидида на студенческой скамье или на досуге, но надгробная речь Перикла 431 года до н. э. вошла в культуру, определяя многие наши привычные представления. Слова, сказанные для определенной аудитории, будто бы обращены к нам всем — когда Перикл восхваляет изобретательность и скромность афинян, их доблесть и проницательность, их верность до смерти и честность с самими собой, мы воспринимаем этот гуманистический идеал, но сразу же торопимся представить определенную жизнь афинян и греков вообще…

От поэтики быта к поэтике слова: о собрании сочинений Михаила Гаспарова

В свет вышел последний том собрания сочинений великого филолога Михаила Гаспарова. Наверное, он был одним из последних ученых, чье творчество легко делится на тома, а не на другие единицы: исследовательские и организационные проекты, собранные коллективные труды и курсы лекций, когда институциональные правила изысканий начинают довлеть упорному интересу. Гаспаров упорно сопротивлялся советскому стилю организации науки с его излишней бюрократизацией, упрощением формулировок в гуманитарной сфере и мобилизацией кадров на народно-хозяйственные задачи — этому он противопоставлял свою невероятную, непосредственную заинтересованность в художественной форме…

Советские художницы и тяжесть недоверия

Книга Надежды Плунгян, вошедшая в лонг-лист премии «Просветитель», — погружение в обозначенную заголовком тему не в метафорическом, но в буквальном смысле перехода на глубину затаенных переживаний. Мы начинаем с поверхности, женских образов как аллегорий революции, знамений нового мира, и завершаем внутренней жизнью художниц, изо всех сил пытавшихся увидеть себя среди других людей искусства. Мы идем ступень за ступенью от плакатов и агитационного фарфора к серьезнейшей работе художниц над собой и над собственной женственностью, к чутким меланхолическим образам.

Ученость в плену истории

Натали Земон Дэвис (р. 1928), профессор канадского Университета Торонто, — исследовательница в нашей стране известная. Новая книга Земон Дэвис, вышедшая в оригинале в 2006 году, посвящена странному человеку — пленнику-эксперту. Марокканский мусульманин, знаток всей Африки, был пленен испанским корсаром с Родоса незадолго до захвата этого острова Портой и доставлен в Рим, где сделался географом, автором подробного описания исламской части малоизведанного континента.

Записки Ольги Фрейденберг: внутри страшного романа с эпилогом

Если говорить о деле Ольги Михайловны Фрейденберг (1890–1955), оно было простым — приблизить науку об античности к критической социологии. Кто начинает читать работы Фрейденберг, часто удивляется: например, Изольда, возлюбленная Тристана, оказывается аккадской богиней Иштар и греческой Афродитой, а вход Иисуса в Иерусалим — продолжением аграрных праздников, в которых осел должен оплодотворить землю и дать новый урожай. Казалось бы, это сравнительная мифология, одна из гипотез о влиянии более ранней мифологии на более позднюю, — но за ней стоит очень продуманная социология.

Стоять за родные стены правдивого языка

Морис Бланшо (Maurice Blanchot, 1907–2003) — писатель, не похожий ни на кого из французских литераторов и даже на представление о пишущем человеке. Обычно восприятие писателя подчинено инерции: сочинитель изобретает образы, дает жизнь персонажам, собирает мир так, что мы узнаем себя в нем. Бланшо делал всё иначе — он показывал, как независимо от такой изобретательности, от художественного воображения мир тоже может сбыться. В этом смысле он — автор, полностью отвечающий духу науки ХХ век…

Сборник любовных ответов: о книге профессора Барбары Розенвейн

Барбара Розенвейн (Barbara Rosenwein, профессор emeritus Чикагского университета Лойолы) — один из самых известных в мире историков эмоций. Выражение «история эмоций» может смутить, если понимать его упрощенно, как мы говорим об истории техники, почты или политических движений. Тогда история эмоций просто указывает, что в XV или в XIX веке гневались или обижались иначе, чем сейчас. История эмоций, понятая в этом смысле, полезна, чтобы понимать отдельные мотивации людей: почему, скажем, сейчас остро переживают то, на что раньше якобы не обращали внимания.

Ржавчина, вещи и подвиг человечности

Имя немецкой писательницы, искусствоведа и дизайнера Юдит Шалански нельзя назвать незнакомым русскому читателю. Ее роман «Шея жирафа» вышел по-русски десять лет назад: история суровой учительницы, не знающей никаких чувств, кроме удовлетворения выполненными нормативами, сразу выдавала, что автор родом из ГДР. Но неожиданно то, что эта учительница повествует о происходящем, что мы смотрим на мир школьников и на ее катастрофу ее глазами; общаемся с ней, не способной к общению…

Игра при свечах истины

Тем, кто знаком лишь с обычным университетским курсом философии, иногда кажется, что в учении Декарта трудно открыть что-то новое. Но на самом деле оно позволяет всякий раз по-новому переосмыслить встающие перед нами проблемы. «Мыслю, следовательно, я есть» — формулировка, которая сразу указывает на условия и опыт субъекта, конструируемого в ходе мышления самотождества субъекта как надежного основания дальнейших ходов мысли. Но как раз когда мы говорим об опыте субъекта, дает о себе знать некоторый зазор между привычками мышления и действительными требованиями мысли Декарта.

До истоков техники

«Вопрос о технике» — проблема, поставленная Мартином Хайдеггером. Немецкий философ размышлял о том, что, в отличие от мира, который всегда не готов, всегда не догадывается о каких-то своих возможностях, техника всегда наготове. Это рычаг, который в любой момент может быть приведен в действие. Поэтому техника оказывается источником самоутверждения, поспешных решений. Но она же, согласно Хайдеггеру, может поставить под вопрос наше привычное восприятие мира — если ломается…

Алгоритмы уместности

Какой бы наукой мы ни занимались, мы знаем, что формулы, схемы и картинки облегчают нам работу. При этом насколько велико реальное влияние таких способов формулирования идей на дальнейшее движение мысли, мы часто выясняем уже по ходу дела: трудно сразу сказать, в какой мере та или иная схема, рисунок или запись спровоцировали возникновение нового направления в науке — иначе бы мы сразу научили дизайнеров содействовать научному прогрессу. Книга британского искусствоведа Майкла Баксандалла говорит как раз о значении схем для интеллекта, в том числе интеллекта живописца.

«Теория всего» и немного искусства

В аналитической философии любая философская проблема может быть решена, если мы избавимся от гипноза языка с его образностью и размытостью. Решать вопрос о способности речи выразить текущее содержание сознания или условиях непротиворечивых последовательных суждений о целой области реальности — почти то же самое, что доказывать теорему; только здесь будет больше предпосылок, чем в математике. Плох тот аналитический философ, который не может заставить студенческую аудиторию начать решать эти проблемы. Спекулятивный реализм, вождем которого считается Грэм Харман, возник как размыкание стен аудитории.

Учтивый эксцентрик. К 50-летию со дня смерти Ойгена Розенштока-Хюсси

Есть мыслители, на ходу оседлавшие большие сдвиги в жизни общества, — вроде французских энциклопедистов. «Энциклопедия наук и ремесел» освободила французов, дав освоить ремесла самостоятельно, без оглядки на цеха, и создала общество свободных горожан. Чтобы быть таким «домашним», мыслителю надлежит быть одновременно аристократом и буржуа, не идти под флагом своей группы. Ойген Мориц Фридрих Розеншток-Хюсси и был таким одновременным человеком: иудеем по рождению и неортодоксальным христианином, американским оратором и писавшим иногда по-латыни моралистом, сыном банкира и пролетарием, храбрым офицером и пацифистом…

Экономика расставания

Подзаголовок книги может обмануть — как будто в ней речь идет о мучительных разлуках. На самом деле автор не рассказывает о горести прощаний, эмоциональных взрывах при расхождении жизненных путей. Расставание — просто другое имя для приобретения характера в свободной любви. Книга говорит о разных формах эмансипации женщин, завершавшейся в каждом случае новым пониманием истоков страсти. Не в том смысле, видят ли в страсти божественное или дьявольское или нейтральное начало: это про ее природу, а не про истоки.

Вишневый сад научных языков

Книга Сальваторе Сеттиса, одного из патриархов итальянского искусствоведения, вышла в 2005 году, подводя черту под более чем двадцатью годами исследований и дискуссий. Цель книги — продемонстрировать незаконченность работ по всеобъемлющей интерпретации воздействия искусства на реальность — как на политическую ее составляющую, в условиях которой существовали тогдашние заказчики, так и на историческую, которую каждому поколению приходится обживать если не по-своему, то хотя бы отчасти заново.

Глазами клоуна, улитки и Марии Магдалины

Книга французского искусствоведа Даниэля Арасса «Описания неочевидного» (2000, в русском переводе одно из эссе дало название всей книге) представляет собой несколько рассказов о том, что видят зрители и персонажи картин. Что видит улитка, ползущая по самой кромке алтаря «Благовещения» Франческо дель Косса (1470)? Что видят волхвы в «Поклонении волхвов» (1564) Брейгеля Мужицкого, немощные и едва удерживающиеся на ногах старики?

Дар комментатора

Подробные, исчерпывающие комментарии к национальной классике — вероятно, один из важнейших показателей зрелости культуры. Александр Долинин, профессор Университета штата Висконсин в Мэдисоне, исследователь творчества Набокова, опубликовал отдельной книгой обширный комментарий к роману «Дар» — результат многолетних трудов, начатых первым советским изданием романа (1989). Необходимо было разгадать многочисленные загадки романа, начиная от фонетических игр и кончая реконструкцией общего сюжета, и при этом уложиться в строго отведенный объем…

Одухотворение труда: новый разговор с Симоной Вейль

Симона Вейль — Simone Weil (1909–1943) — сестра математика Андре Вейля (1906–1998). Она скончалась в Лондоне еще до того, как семья другой Симоны была арестована нацистами. Хотя в ее доме останавливался Троцкий, политикой она не занималась, — разве что ее хождение в народ, работу на заводе можно назвать ­профсоюзной деятельностью. Но при этом она сделала для французской политики не меньше, чем все ее современники-мужчины вместе взятые.

Рене Жирар: философия откровенности

Когда мы читаем хороший детектив, мы внимательно наблюдаем, как следователь подражает преступнику, воспроизводит ход его мысли, но при этом даже в мысли не допустит никакой подлости. Мы всякий раз пойманы в ловушку сюжета, но что нас заставляет вновь браться за знакомую книгу? Отчасти ответить на этот вопрос помогает одна из ключевых монографий Рене Жирара (Mensonge romantique et vérité romanesque, 1961), вышедшая сейчас на русском языке.

Бесприютная вера и Академия бессмертных

Жан-Люк Марион, профессор Сорбонны и Чикагского университета, мало занимается социальными вопросами. Напротив, ему интереснее, как феномены религиозного сознания, такие как «дар», «прощение» или «жертва», меняют привычные представления о социальной жизни. Вышедшая в русском переводе небольшая книга — раздел большого труда Мариона, посвященного Аврелию Августину (354–430) и его «Исповеди».

Регламентированность без регламента

Новая книга по ранней истории Российской академии наук, диптих Игоря Дмитриева и Натальи Кузнецовой — большой разговор о личном примере в развитии наук. Игорь Дмитриев пишет о детище Петра I в контексте развития европейских институтов и перипетий оте­чественной истории XVIII века, Наталья Кузнецова исследует этос Академии — как работа в научном учреждении влияла на самоопределение приглашенных и местных ученых. Но оба автора настаивают на одном…

Джордж Стайнер: перевод как наука тишины

Полвека назад вышел французский вариант работы Джорджа Стайнера «Язык и тишина», повлиявший во Франции на три поколения интеллектуалов. Это сборник эссе, посвященных мировому звучанию литературных, музыкальных и философских произведений. Сам автор, за плечами которого уже десятки книг и брошюр, готовится справить девяностолетие. Масштабность любого появления на публике без какого-либо нарочитого желания понравиться — пожалуй, главная характеристика его деятельности.

Улики Пьеро делла Франческа

Культуролог Александр Марков рассказывает об интеллектуальном бестселлере — своего рода детективном расследовании итальянского ученого Карло Гинзбурга (род. 1948), одного из создателей метода микроисторического анализа. Книга «Загадка Пьеро» посвящена политической и богословской подоплеке произведений художника XV века Пьеро делла Франческа.

Умная поспешность исследователя культуры

В книгах теоретика культуры Игоря Павловича Смирнова, профессора Констанцского университета, всегда рассматривается некоторый рубеж, после которого жизнь может остаться прежней, а письмо уже прежним быть не может. В новой книге, при всей пестроте вошедших в нее этюдов, такой рубеж — Вторая мировая война, после которой уже невозможно до конца собрать прежний мир…

Летчик-испытатель поэзии: о лекциях Михаила Панова

Самый расхожий упрек гуманитариям — в непрактичности (филолог не станет писателем) — к книге М. В. Панова не подходит. Легендарный в нескольких поколениях лингвист (1920—2001) объяснял, что́ нужно добавить в язык, чтобы он вновь стал языком поэзии. Фигуры и украшения нужны в последнюю очередь: сначала — ударения, акценты, важность умеющих представиться слов…

Память о чем-то большем

В современном романе память никогда не бывает естественной или культурной данностью; напротив, она столь же неуловима и при этом столь же необходима, как истина. Два романа, вышедшие в последнее время, показывают, как память не только воскресает, но и продолжается после воскресения.

Под управлением рисунка

Все мы знаем плоскости пересечения живописи и естественных наук: научная иллюстрация, сложно визуализированная схема и — в последнее время — программное обеспечение по визуализации и визуальному моделированию процессов в окружающем мире. Но обычно эти плоскости для нас не задевают друг друга: иллюстрации остаются в пожелтевших учебниках, а компьютерные модели — в недоступных современных лабораториях. Книга, изданная специалистами Российского государственного гуманитарного университета, показывает общие принципы любых визуализаций, производя их из начальной задачи всего европейского искусства — подражания природе. Это подражание — не копирование, но умение прожить жизнь природы искусственными средствами. Авторы книги начинают с эпохи Возрождения, когда встретились жадная до впечатлений…

От русской иконы к советскому плакату

Древнерусская икона была вновь открыта довольно поздно по меркам русской культуры: программная работа Евгения Трубецкого «Умозрение в красках» вышла в 1916 году, а работы Флоренского создавались после революции. Но пóзднее открытие глубокого символизма иконы странно контрастирует с тем, как широко символика иконы использовалась в пропаганде большевиков. Русский историк и мыслитель Георгий Федотов заметил, что сравнительно бережное отношение большевиков к культурному наследию противоречило их лозунгам, но следовало из усвоенной ими культуры декаданса. Внимание к мелочам, приметам, стилистике как строю жизни не было свойственно русской демократической мысли, революционерам XIX века, гордившимся своей грубостью; но стало частью модной культуры начала века, на фоне…

Памяти Сергея Бочарова

Александр Марков и Мариэтта Чудакова вспоминают Сергея Бочарова, филолога и литературоведа, известного исследователя русской классики, скончавшегося 6 марта.

Фронтирный роман

Название статьи не должно вводить в заблуждение: мы говорим не о романах, посвященных фронтиру как интересному или драматическому предмету, равно как и вообще не об исторических романах. Забота исторического романа — собрать «историческое» минимальными средствами, и понятно, чтó будет здесь успехом. Но даже роман, в котором обычная жизнь увидена из социально пограничного состояния, скорее выглядит как проект фронтирного романа, в котором фронтир держится на изобретаемой личности повествователя и не сделался общезначимым опытом. Фронтир никогда не возникал просто как разграничение между обжитой и необжитой землей, но всегда заново создавался.

Научная революция и литературная фантазия

В классической мысли, которой наследует и воображение новой литературы (литература эпохи романа), никогда не удавалось до конца освободить мысль от воображения, сделать мысль инструментальной, так как сам акт мысли понимался как отведение для вещей мест, расстановка их внутри некоторого описания. Это могло становиться предметом критики, как у Платона в диалоге «Софист», но именно диалог Платона показывает, что даже и сам Платон не мог справиться с этой инерцией научной мысли постоянно обращаться к образам и делать расставленные по определенной схеме образы основанием своей динамики.

Аристотель как читатель

О чем думал философ античной древности? Часто сожалеют, что невозможно напрямую спросить умерших мыслителей, что они «имели в виду». Но и наоборот, для специалистов часто безмолвие ушедших, наличие текстов — вдохновляющий зарок чистоты эксперимента: выстроенные в тексте смыслы не будут нарушены случайными комментариями.

Живопись как комментарий

Публикуем отрывок из доклада Александра Маркова, зам. декана факультета истории искусства РГГУ, вед. науч. сотр. МГУ, с которым он выступил на семинаре «Комментарий: теория и практика» в Институте мировой литературы имени А.М. Горького 27 января 2015 года.

Почему нет классического русского либерализма?

Сколько ваших знакомых прочли антилиберальные работы, например «Закат Европы» Шпенглера? А сколько прочли «Дух законов» Монтескьё или политические труды Локка и Канта? Оказывается, что либерализм в России есть, но на книжных полках, а не в повседневной речи.

Почему нет русского Аристотеля?

Платон в России есть, а Аристотеля нет. Платонические слова — «идея» или «парадигма» — воспринимаются с серьезностью отличника; аристотелические — «энтелехия» или «потенция» — с кривой усмешкой школьника, разрисовывающего портреты в учебнике.