Свидетель и только свидетель. Рассказ Павла Амнуэля

Она припарковала машину на Юго-Западной Кенсингтон Авеню, напротив теннисных кортов парка Вашингтона, и по извивавшейся тропе прошла к розарию, но сегодня здесь оказалось много людей, и она направилась к Шекспировскому садику, отделенному от розария невысоким заборчиком, где были изящные металлические воротца, отомкнув которые она вышла на знакомую тенистую аллею. Здесь стояли удобные скамейки, и запах роз ощущался, будто прилетевший с ветром из далекой сказочной страны.

Она любила сидеть в тени кленовых деревьев — и думать. Просто думать — без особой цели. Но именно так всегда что-то придумывалось. Она облюбовала этот сад лет десять назад и приезжала сюда всякий раз, когда хотела не просто побыть одной — для этого было много других возможностей, — но «отпустить» вечно занятые мысли.

Посреди скамейки примостился солнечный зайчик, и она села рядом — справа, зная, что минут через десять зайчик пересядет к ней на колени, и с ним можно будет поговорить, как она говорила уже добрый десяток лет. Зайчик умел слушать — это единственное, что он умел, для нее этого было достаточно. Люди редко умеют слушать, особенно — слышать мысли.

Шаги на гравиевой дорожке слышны издалека, и она знала, что, кто бы это ни был… он или она… скорее он, судя по звуку… пройдет мимо и дальше.

Из-за поворота дорожки появился невысокий кряжистый мужчина, с широким выразительным азиатским лицом, в прекрасно сшитом темно-синем костюме. Лениво — скорее автоматически, чем намеренно, — она следила взглядом, думая о своем, делая одновременно профессиональные выводы. Из японцев, скорее всего. Адвокат или член правления какой-нибудь уважаемой компании. Впрочем, одернула она себя, в нынешние времена это мог быть и простой клерк.

Мужчина шел медленно, бросил, естественно, взгляд в ее сторону и отвернулся. Миновал скамейку, на мгновение замедлил шаг…

Лицо его показалось ей знакомым. Не ожидала встретить этого человека здесь, в Портленде… хотя… почему нет… Если он обернется…

Мужчина дошел до очередного поворота дорожки, обернулся — не навязчиво, а будто вскользь, на мгновение взгляды их встретились, и она улыбнулась.

— Прошу прощения, мэм, — произнес мужчина низким бархатным голосом. — Если я не ошибаюсь…

— Если я не ошибаюсь, — перебила она, — вы судья Ито.

— А вы…

— Вы, видимо, посетили сад камней? Он как раз в той стороне.

— Нет, — судья покачал головой. — Здесь есть сад камней? Не знал. Впрочем, если бы и знал, не пошел бы. Вас это удивляет?

— Нет. Моя хорошая знакомая родом из Стокгольма, но совсем не интересуется шведской культурой. Вас это удивляет?

— Нет.

Солнечный зайчик переместился с ее колен на правую сторону скамейки, она проследила за ним взглядом. Зайчик будто предлагал судье присесть, а она не возражала.

Судья Лэнс Ито медленно вернулся, взглядом попросил разрешения, получил его и, подтянув брюки, опустился на край скамьи. Солнечный зайчик оказался между ними, они посмотрели на него и улыбнулись друг другу.

Помолчали. Первые слова в диалоге — тем более неожиданном — самые важные.

— Хороший сегодня день, — сказала она банальность. — Я изредка приезжаю сюда в такие дни, здесь приятно думается.

— Представляю, — кивнул Ито и добавил: — Я видел вас недавно в программе «Шоу Грэхема» на NBC и подумал, какой бы вопрос я задал, если бы находился в зале.

— Какой же? — спросила она с любопытством.

— Так и не придумал, извините, — рассмеялся судья. — Я… скажем так… не большой знаток фантастики. Хотя…

— Да? — подбодрила она, потому что судья вдруг замолчал и прикрыл глаза.

— Десять лет назад, — медленно произнес Ито минуту спустя, — я имел счастье поговорить с великим Айзеком Азимовым.

— Айзек любил поговорить, — подхватила она, радуясь тому, что банальности, которыми обычно начинаются случайные разговоры, закончились. — Это было…

Она вспомнила, что произошло десять лет назад, и нахмурилась.

— В клинике университета в Нью-Йорке. Мистер Азимов говорил о вещах, которые никогда не приходили мне в голову, но с тех пор я часто о них думаю, и со временем мне всё больше кажется, что Азимов был прав, хотя и говорил вещи фантастические.

— Представляю! Он сыпал идеями, как ветер — песком на пляже. И почти каждая его идея становилась потом рассказом или романом.

— Только не та, — скорбно произнес Ито. — Через две недели великий Айзек умер. Наверно, он только мне и успел рассказать, а я… — Ито пожал плечами. — Я мало что понял.

Она помолчала, полагая, что судья скажет недосказанное, и диалог продолжится, иначе молчание станет окончанием, и знаменитый судья встанет, попрощается, она кивнет в ответ, а солнечный зайчик продолжит свое медленное путешествие по скамейке.

— Мы говорили об уликах, — произнес Ито.

— Об уликах? — непроизвольно переспросила она. Меньше всего она могла предположить, что в клинике, за две недели до смерти Айзек мог обсуждать с судьей улики… почему? Она знала, как и от чего умирал Азимов, все это знали, хотя не подавали вида и в разговорах этой темы старались не касаться.

— Да, — кивнул Ито. — мистер Азимов утверждал, что мы живем не в одной, а во множестве вселенных, и часто… да, часто… мы, судьи, выносим обвинительный приговор человеку на основании косвенных улик. Я тогда подтвердил, что это частая практика, а мистер Азимов сказал, что улики могут быть из другой реальности, параллельной, а в нашей реальности обвиняемый невиновен.

Ито произнес фразу на одном дыхании, будто старался скорее высказать то, во что сам не верил.

— Представляю ваше замешательство, — улыбнулась она. — Айзек мог поставить в тупик любого.

— Тогда, — задумчиво продолжил Ито, ободренный тем, что был хотя бы внимательно выслушан, — я много об этом думал. Если мистер Азимов был прав, то значительная часть наших приговоров попросту ошибочна, и мы осуждаем людей, не виновных в нашей реальности, но совершивших преступление в каком-то другом мире. Это было неприятное ощущение, и я избавился от него лишь несколько лет спустя.

— Несколько лет… — тихо произнесла она. — Айзек умер в девяносто втором…

Судья перебил ее — не очень вежливо, но она поняла его волнение.

— Да, дело Симпсона, — напомнил Ито.

Теперь она перебила его, и он понял ее волнение.

— Улики против него могли быть из другой реальности? — она сложила два и два и воскликнула, глядя Ито в глаза: — Присяжные вынесли вердикт «невиновен», несмотря на массу улик, а вы, судья Ито, оправдали Симпсона, потому что думали… хотели думать… что улики против него были из другой реальности. Как и говорил Айзек.

Ито кивнул и взгляд не отвел.

— Я говорил себе: судья должен принять вердикт присяжных. И я принял, хотя понимал, что присяжные оправдывали не убийцу, а чернокожего, которому сочувствовали. Но в глубине души, оправдывая Симпсона, я думал о словах мистера Азимова. Я говорил себе: что, если Азимов прав? Бывают случаи — и дело Симпсона одно из таких, — когда преступление человек совершил в другой реальности, а улики оказались в нашей. А здесь он… да, невиновен, хотя все улики против него.

— И так примирились с собственной совестью, — заключила она.

— Вы… — голос Ито дрогнул. — Вы считаете, что я оправдал виновного и утешаю себя фантастической идеей Азимова? Я хочу сказать, что вы принадлежите к тому же цеху фантастов, и понять мысль коллеги вам проще.

— И я, — кивнула она, — могу вам помочь разрешить противоречие в собственном сознании? Эта мысль мучает вас уже десять лет?

— Не скажу, что мучает, — покачал головой Ито, — но мешает спокойно принимать реальность.

Солнечный зайчик успел переместиться и теперь возлежал на коленях судьи.

— Мы с Айзеком, — сказала она, — не часто встречались. В основном на конвентах, когда или его, или меня, или обоих — так тоже бывало — награждали премиями. Вокруг множество энергичных молодых фэнов, вопросы, автограф-сессии, не всегда удавалось переброситься хотя бы парой реплик… Два раза… жалею, что всего два… мы смогли хорошо поговорить за чашкой кофе в отеле. Но… говорили не о фантастике, а о жизни. О делах литературных, издательских. Знаете, судья, я с бóльшим удовольствием читала научно-популярные книжки Айзека, чем его фантастику. Он замечательно умел объяснять сложные вещи. Может, поэтому его фантастика выглядела простой и доступной, хотя, если вдуматься, была сложнее, чем у… Простите, судья, что-то я разговорилась. Вы не об Айзеке хотели поговорить, верно?

Ито прикрыл ладонью солнечный зайчик, и тот пересел на тыльную сторону ладони, непобедимый и светлый.

— Я, — сказал судья, — хотел, чтобы вы меня переубедили. Не очень приятно почти при каждом судебном решении вспоминать тот разговор и задавать себе… только себе… никто больше о сути нашего с мистером Азимовым разговора не знает. Вряд ли кто из коллег понял бы меня.

Она сделала отрицательный жест рукой и подняла на Ито взгляд, спрашивавший: почему именно я?

— Потому, — сказал Ито, отвечая скорее на взгляд, чем на жест, — что вы пишете научную фантастику, и, как мне кажется, именно вам идеи Азимова не могут быть чужды. Хотя могу и ошибаться, — добавил он, не позволив себя перебить. — Признаюсь, я не большой знаток фантастики.

— Вы уже говорили…

— Да, но в свое время… Я был молод и еще не ушел с головой в юриспруденцию. Ваш «Резец небесный» меня не скажу, что покорил, но впечатлил.

— Но потом были… — начала она.

— Я знал, что вы это скажете! — воскликнул Ито, попытавшись спрятать солнечный зайчик в кулаке. Конечно, это ему не удалось, зайчик выбрался из темницы и, сдвинувшись, устроился на скамейке, где ему было спокойнее.

— Вас называют королевой фэнтези, — продолжал Ито, — но, по-моему, это чушь. «Слово для леса и мира одно», «Планета изгнания»…

— И вы говорите, что мало меня читали? — улыбнулась она.

— Мало, — вздохнул Ито, — но достаточно, чтобы понять: конечно, это научная фантастика. Наука, — убежденно произнес он, — это не только физика, математика, биология. История, этнография, социология — науки не меньше, если не больше. Даже моя любимая юриспруденция — это не просто свод законов и примечаний к ним. Судья в ходе заседания ставит эксперимент так же, как физик ставит эксперимент в лаборатории. Начальные и граничные условия, наблюдение, результат, интерпретация… Новый юридический закон — всегда тщательно обдуманный результат предыдущих экспериментов. Экспериментов над людьми, их судьбами. Прецедентное право — усвоение положительного опыта. Нет, миссис Ле Гуин, всё это наука, и вы всегда придерживаетесь выбранных законов, даже когда протагонистом у вас становится волшебник.

— Спасибо, — тихо произнесла она. — Удивительно… Говорите, вы мало меня читали, но поняли гораздо глубже моих… — она покачала головой. — В общем-то, я всегда старалась… не всегда получалось, но это другое дело… старалась придерживаться научной парадигмы: верификация и фальсификация. Убеждение читателей через мысленный эксперимент.

Ито молчал. Он умел слушать и точно знал, когда нужно вступить в дискуссию, когда промолчать, когда дать человеку выговориться и когда перебить, чтобы быть услышанным.

— Я люблю читать журнал Scientific American, — продолжала она. — Всегда хотела быть в курсе того, чем живет наука. Любая. Вы правы, судья Ито, меня больше интересуют гуманитарные науки. Однажды…

Луч солнца, пробившийся сквозь крону деревьев, упал ей на лицо, она зажмурилась, прикрыла глаза ладонью и чуть подвинулась на скамейке — дальше от судьи. Подумала, что это может быть ему неприятно, и передвинулась ближе, так, чтобы снова оказаться в тени. Ито с улыбкой наблюдал за ее попытками устроиться удобней и терпеливо ждал продолжения.

— Однажды… — напомнил он, когда она оказалась так близко к нему, что они соприкоснулись локтями.

— Это было лет семь назад. Да, точно, в девяносто пятом году. Там была любопытная статья Марка Казевича из Стэнфордского университета. Чистая физика. Квантовая. Первые несколько абзацев показались мне не очень интересными, но потом… Вы говорили об идее Айзека, и я пыталась вспомнить, что она мне напоминает. Сейчас вспомнила — ту статью в журнале. Когда я все-таки вчиталась… Удивительная вещь, судья! Почти фантастика, я даже подумала тогда, что такая статья была бы уместна на страницах Analog. Чтобы вы поняли, какая связь с идеей Айзека, расскажу, о чем речь, вы позволите?

— Конечно!

— Казевич рассказывал об эксперименте, который провел со своим коллегой из Нидерландов… забыла его фамилию… Нет, вспомнила! Квят. Пол Квят. А проверяли они возможность доказать в реальности мысленный эксперимент, описанный годом раньше двумя израильскими физиками. Вот их фамилии я точно не вспомню. Можно поискать в архиве журнала, сейчас это, к счастью, не так уж трудно. Вот что придумали израильтяне. Предположим, сказали они, у вас есть склад бомб, и вы знаете, что половина бомб исправна, а половина — негодна. И вы хотите отобрать годные бомбы. Есть возможность проверить, но очень странная. Все бомбы снабжены специфическими взрывателями. Достаточно хотя бы одному фотону попасть на взрыватель, — и бомба взрывается. Если она годная, конечно. Негодные бомбы не взрываются. И что получается? Если вы не осветите взрыватель, вы вообще ничего узнать не можете. А если осветите, то все годные бомбы взорвутся, и тогда какой смысл в вашей проверке? Вы окажетесь на складе с негодными бомбами, а зачем вам это?

— Действительно, — сказал Ито, когда она замолчала, чтобы перевести дух. — Вы хотите сказать, что физики придумали, как…

— Именно! Видите ли, судья, несмотря на шлейф, который за мной тянется, и на все мои награды, я всегда считала, что пишу научную фантастику, а не то, что называют фэнтези. Вы это поняли, а мои читатели — нет. Я всегда следила и сейчас слежу, что происходит в других науках, не гуманитарных: физике, биологии… Так о чем я… Этот физик из Стэнфорда, Казевич, приезжал в Портленд на конференцию, но познакомились мы, как ни странно, на симфоническом концерте. Исполняли две симфонии Бетховена — пятую и седьмую, мои любимые. Сидели мы неподалеку друг от друга, я его, конечно, не знала, а он меня узнал, в антракте подошел и представился. Очень интересный человек! Начали мы с фантастики, конечно, но я легко подбила его на разговор о физике. Тогда Казевич и рассказал о мысленном эксперименте с бомбой и том, как он, будучи в Амстердаме, участвовал в реальном эксперименте. Как он выразился: «Мы искали черную кошку в черной комнате, понятия не имея, есть там кошка или нет».

Они построили прибор, интерферометр, а вместо бомбы использовали зеркала. Одни отражали свет полностью, другие — только в половине случаев. Вам интересно, судья, что я рассказываю? Вижу, вы играете с солнечным зайчиком…

— Д-да, — несколько смущенно сказал Ито. — Наверняка это только преамбула? Хотите вы мне сказать о чем-то более интересном? Простите…

— Что вы, судья, я прекрасно вас понимаю. Хорошо, опущу подробности. Мне-то было очень интересно слушать Казевича, я ведь в молодости много общалась с Оппенгеймером, он бывал у нас в гостях в Беркли.

— Вот как? — не сдержал удивления судья. — Не знал.

— Теперь знаете, — улыбнулась она. — Так я о чем… Казевич с Квятом провели эксперимент и… как бы это сказать, чтобы вы поверили… Оказалось, что, в принципе, возможно сказать, находится ли некий предмет на вашем столе, даже если вы не получаете от него абсолютно никакой информации. Абсолютно никакой, судья! Это всё равно, как если бы вы получили точное свидетельство о преступлении и преступнике, хотя никакой реальной информации о нем у вас нет и быть не может!

— Ну… — протянул Ито и попытался щелчком пальца согнать с колена настырного зайчика. Конечно, попытка не удалась, и судья немного подвинулся ближе к ней, а зайчик грустно перескочил с брючины на скамейку.

— Это… гм… слишком фантастично, — сказал Ито. — Я понял, что вы хотите сказать. Если результат зафиксирован…

— Об этом была статья в солидном физическом журнале ¹, — сухо сообщила она. — Это реальность. Можно, в принципе, засвидетельствовать некое событие, не наблюдая его и даже не представляя, происходило ли оно на самом деле.

— Хм… — Ито внимательно посмотрел на Ле Гуин. Он знал, что она не шутит, но…

— А после разговора с Казевичем, — продолжила она, — я не сомневаюсь, что это возможно. И сразу придумался сюжет. Понимаете, судья, мои мысли всегда конкретны: когда приходит в голову идея, я прежде всего представляю будущее развитие сюжета. Семь лет назад сюжет меня зацепил, я его запомнила, но работала тогда над романом «Четыре пути к прощению», и для нового сюжета в голове не оставалось места. А потом… Я не забыла, тем более, что записала идею. Роман о человеке, профессия которого — Свидетель.

— Профессия — Свидетель, — пробормотал Ито. — Хорошее название. Что бы оно ни значило.

— Когда вышли «Четыре пути к прощению», я увлеклась этнографической историей. Она меня захватила, и я перестала думать о Свидетеле, а потом на компьютере «полетел» жесткий диск, информацию удалось спасти, может, даже и записи об эксперименте Квята и Казевича. Не то чтобы я забыла о задуманном романе, но были и другие идеи… А сейчас вы напомнили, когда рассказали о разговоре с Айзеком. Он-то точно за такую идею ухватился бы, это вполне в его стиле! Представляю, как Айзек обыграл бы идею профессионального Свидетеля в своей «Академии». Или в цикле о роботе-полицейском.

— Все-таки… — осторожно произнес Ито. — Профессиональный Свидетель — что вы имеете в виду?

— Это прямое следствие из экспериментов Квята и Казевича, судья! Представьте: произошло убийство. Свидетелей нет.

— Но вы сказали…

— Свидетелей нет, — повторила она. — Улики очень невнятны и не указывают ни на кого конкретно.

— Сейчас есть возможность по волосу, найденному…

— Знаю. Но и волоса не нашли. Бывает такое, что убийство есть, а улик обнаружить не удалось. Волосы, капли крови или пота… Ничего. Бывает такое, судья?

— Случается.

— Как вы поступаете в таких случаях?

— Никак, — хмыкнул Ито. — Такие дела до суда не доходят. У полиции множество подозреваемых, но улики косвенные. У прокурора нет оснований для предъявления обвинения конкретному человеку. Через определенное время, в каждом штате эти сроки отличаются, дело приходится закрывать.

— А убийца остается на свободе, — заключила она.

— Да, — вынужден был согласиться судья.

— Теперь представьте, — всё более возбуждаясь, продолжила она, — Квят и Казевич правы — а они точно правы, это был реальный эксперимент, не мысленный, как у израильских физиков. Представьте, что есть люди, способные в определенных условиях увидеть — своими глазами! — что происходило на месте преступления тогда, когда преступление было совершено. Даже если прошла неделя или месяц. Могут увидеть и дать показания в суде.

— Кто же им поверит! — воскликнул судья. — Неделя назад! Место, где на самом деле ваш Свидетель никогда не был!

— Погодите, — нетерпеливо прервала она. — Вы не будете возражать, что Квят и Казевич экспериментально доказали: можно фиксировать положение объекта даже тогда, когда о нем неизвестно НИЧЕГО.

— Ну… Я не специалист в физике…

— Но вы верите физикам-экспертам в суде!

— Они предъявляют материальные доказательства, а не…

— Вы им верите!

— Конечно. Судебная экспертиза…

— А теперь представьте… Не сейчас, а в будущем. Есть эксперимент, он подтвержден. Остальное — вопрос техники. Природного запрета не существует — иначе результат эксперимента Квята и Казевича был бы отрицательным. Согласны?

Судья пожал плечами. Сказать «да» он не был готов. Впрочем, как и сказать «нет». Он вспомнил, как десять лет назад сидел у постели Азимова и так же, как сейчас, не мог принять его идею об уликах.

— Значит, обязательно есть люди, обладающие природным даром Свидетеля. Или таких людей можно обучить… будут методики… И они смогут, как в экспериментах Квята и Казевича, наблюдать то, что, как все до сих пор были уверены, наблюдать невозможно. Выбрать место и время…

— Фантастика! — воскликнул Ито и неловким движением ладони смахнул зайчика со скамейки. Или ему показалось. Наверно, просто изменился наклон солнечного луча, но у Ито было ощущение, что это он переместил нематериальное в материальном. Он отдернул руку, а Ле Гуин, замечавшая, казалось, всё, в том числе то, что увидеть было невозможно, улыбнулась и сочувственно сказала:

— Вы всё еще думаете об уликах и не можете решить для себя, фантазировал ли Айзек или описал структуру реальности.

— Структура реальности… — тихо, вспоминая, произнес Ито. — Где-то мне встречалось такое название.

— Книга Дэвида Дойча, — напомнила она. — О том, что мир наш не совсем таков, каким мы его воспринимаем. Уверена, Айзек ее читал, и его идея, думаю, была навеяна Дойчем. А идея человека-Свидетеля… — она задумалась. — Мне эта идея очень близка вот почему. Я думала, что пишу научную фантастику, а все мои… хм… почитатели до сих пор уверены: почти всё, что я написала, — чистая фэнтези. На деле… Впрочем, что значит «на деле»? В реальности? В какой? В той, где реален мир Роканнона, или в той, где мир Роканнона — плод фантазии? Человек, способный лично засвидетельствовать любое произошедшее событие, реален в мире, где эксперимент с зеркалами увенчался успехом. В таком мире возможно наблюдать явление, от которого не получаешь ни одного бита информации.

— Это похоже на чудо, — буркнул Ито.

— Что называть чудом? Сверхъестественное? То есть доказанное, что это сверхъестественное, и иначе, чем действием высших сил, его объяснить невозможно в принципе? Или это всего лишь непонятное, но, в принципе, объяснимое?

Ито смущенно покачал головой.

— Не думал об этом в таком смысле, — признался он.

— Потому и идея Айзека…

— Я в нее поверил! — неожиданно для себя воскликнул Ито, поставив точку в многолетнем диспуте с самим собой.

— Да, — добавил он. — Но наше законотворчество не готово принять…

— Это совсем другое дело, — усмехнулась она.

— Ваша идея универсального Свидетеля…

— Из той же серии, согласна. И относится к науке ровно в той же степени, как идея Айзека.

— Расскажите, — попросил Ито.

— Это будет повесть о человеке, который официально работает Свидетелем в федеральном суде. Таких людей не так много, они все наперечет, и каждый проводит в ходе судебного разбирательства так называемую свидетельскую экспертизу, которую суд принимает во внимание точно так же, как сейчас отпечатки пальцев или след ДНК. Герой повести занимает свидетельское место, приносит присягу, ему называют время и место. Точное время и точное место. И он погружается… Это я пока не продумала… Сон? Нет, конечно. Собственное подсознание? Может быть. Но он видит место преступления в тот момент, когда преступление было совершено. Реально видит, умение Свидетелей доказано многочисленными экспериментами, как доказано, что отпечатки пальцев — точный маркер. Свидетель-эксперт видит и слышит — узнаёт, кто и как совершил преступление. Да, он не получает ни одного бита информации, как детектор фотонов в опыте Квята и Казевича. Тем не менее он знает. И указывает: вот убийца.

— И на основании таких показаний, — с иронией произнес Ито, — судья выносит приговор о пожизненном сроке?

— Это уже зависит от вас, судья Ито.

Она поднялась и одернула юбку. Ито тоже встал и оглянулся, но зайчик исчез. Тень от дерева упала на скамью, и реальность чуть изменилась.

— Мне пора, — извиняющимся тоном произнесла она. — Всегда возвращаюсь домой к обеду.

Судья наклонился и поцеловал ей руку.

— Должен признать, миссис Ле Гуин, — сказал он, подняв на нее взгляд, — наша встреча не была… м-м-м… случайной. Я много думал о том, правильно ли поступаю с уликами. И поговорить было не с кем. В Портленд приехал, чтобы поучаствовать в судебном разбирательстве по делу Бродецки, вы наверняка слышали об этом деле.

Ле Гуин кивнула.

— Свидетели показывали разное, — продолжал Ито, удерживая ее ладонь в своей руке. — Я не принимал решения, конечно, но наблюдать работу коллег в той непростой ситуации было очень интересно… и важно. Я знал, что вы живете в Портленде, но не хотел вам докучать просьбой о встрече. С кем, как не с вами, мог я обсудить то, что меня волновало? И мне сказали, что великая Урсула Ле Гуин почти каждый день бывает… В общем, наша встреча была не случайной, и я прошу у вас прощения за навязчивость.

— О! — улыбнулась она. — За годы жизни в Портленде я обзавелась множеством знакомых. И мне сообщили, что известный судья Лэнс Ито ищет со мной встречи. В общем, судья, мы квиты. Мне стало любопытно, и я приехала сюда, хотя сегодня не собиралась. У меня были идеи, которые…

Она замялась.

— О Свидетеле, — кивнул Ито. — Вместо ясности, я получил новую пищу для размышлений.

— Вы подумаете об Институте Свидетелей в будущих судебных процессах?

— А вы напишете роман о том, как Свидетель спас невиновного?

— Не знаю, — смутилась она. — Может, этот персонаж появится в романе, который я сейчас пишу… Еще не решила.

— И роман этот будет называться…

— «День рождения мира», но это пока не точно.

— Непременно приобрету книгу.

— Если я включу в текст Свидетеля — а я еще не придумала, как, — то, когда книга выйдет, пришлю ее вам.

— С дарственной надписью!

— Непременно.

Они дошли до аллеи, где начинались корты, здесь ярко светило солнце, слышны были крики игроков, удары ракетками по мячам.

— Мне сюда, — показала она. — До свиданья, судья Ито. Подумайте о том, как наука и фантастика меняют мир.

— А мне сюда, — показал судья. — До свиданья, миссис Ле Гуин. Вы меня озадачили, признаю. Эксперимент Квята и Казевича, говорите? Попробую разобраться на досуге.

Они разошлись в разные стороны.

Свидетель их встречи — солнечный зайчик — тем временем вернулся на опустевшую скамью. Впрочем, это мог быть другой зайчик. Солнечные зайчики — они же неотличимы, как электроны…

Павел Амнуэль

¹ Кwiat P., Weifurter H., Herzog T., Zeilinger A. & Kasevith M. Interaction-Free Measurement // Phys. Rev. Lett. 74, 4763 – Published 12 June, 1995.