Политика, бюрократия и литературный рынок 1920–1930-х годов в СССР

Ольга Ермакова
Ольга Ермакова

Портал «Автограф. ХХ век» продолжает цикл публикаций, посвященных источникам текста: рукописям, дневникам, письмам, а также официальным источникам — стенограммам, протоколам и анкетам. В этом году в Высшей школе экономики в рамках курса «Культурное и интеллектуальное наследие» открылась мастерская «Профессия — хранитель». О проекте «Советская Сорбонна», о самом большом личном архиве писателя ХХ века и о том, почему сейчас на первый план исследования литературного процесса выходит новый источник — стенограмма, нам рассказала Дарья Московская, докт. филол. наук, зав. отделом рукописей Института мировой литературы им. А. М. Горького.

«Сорбонна литературоведения» 1930-х годов

Возвращение в СССР Максима Горького запустило сразу несколько масштабных гуманитарных проектов. Наибольшую известность из них получило создание Союза писателей СССР, а с ним и «огосударствление» института литературы. Другим, тесно связанным с первым, но гораздо менее известным стал проект «Сорбонны литературоведения» (определение Льва Каменева) — практического механизма по формированию нового советского писателя и, одновременно, нового марксистского литературоведения. В рамках этого проекта был создан Институт литературы, впоследствии разделившийся на собственно «фабрику литературы» (Литинститут) и научно-исследовательский центр (Институт мировой литературы, ИМЛИ). Здесь с 1937 года хранится архив А. М. Горького; сюда, в отдел рукописей, передавались архивы молодых и перспективных писателей 1920-х годов: Сергея Есенина, Алексея Толстого, Михаила Шолохова, Владимира Маяковского, Дмитрия Фурманова, Осипа Мандельштама и др.

Дарья Московская
Дарья Московская

Для своего архива Горький придумал собственную схему каталогизации, не вписывающуюся ни в одну из существующих систем архивно-музейного фондирования. «Это устройство с неудобочитаемыми нестандартными шифрами, которые фиксируют схему поиска и хранения архивных документов», — отмечает Дарья Московская.

До сих пор этот архив за тяжелыми сейфовыми несгораемыми дверями остается крупнейшим личным собранием писателя ХХ века. Здесь больше 100 000 единиц хранения (о суммарном листаже представленных рукописей даже сложно говорить), 15 основных каталогов и два вспомогательных. В них отражено содержание материалов к биографии писателя, его издательских и научных проектов, а также виден круг лиц, которые поддерживали общение с писателем.

Кроме архива Горького, в 1930-е годы в ИМЛИ было создано еще одно хранилище — отдел рукописей, куда после создания Союза писателей СССР были направлены на хранение архивы писательских объединений 1920-х годов с характерными для того времени названиями-аббревиатурами: ЛОКАФ (Литературное объединение Красной армии и флота), Всероскомдрам (Всероссийское общество композиторов и драматических писателей), попутнический Всероссийский союз писателей и пролетарские союзы — Всероссийская, Российская, Московская, Всесоюзная ассоциации пролетарских писателей. Объединяться и создавать кружки и студии в начале 1920-х годов писателей заставлял самый примитивный, практически натуральный рынок писательского труда — только печатаясь «артелью», можно было компенсировать энергетически затратный процесс создания литературы.

Вот, например, документ из архива Вадима Шершеневича:

Стоимость книги:

Писал я ее 6 часов, т. е. 2/3 рабочего дня.

За день я истратил:
1 кружка молока — 1800 р.
¼ ф<унта> масла — 3200 р.
Обед — 8000 р.
4 куска сахара — 2000 р.
50 папирос — 6000 р.
Мелочи — 3000 р.
_____
Себестоимость: 24 000 р.
Надбавка: 12 000 р. (лавка)
_____
36 000 р.

Вам, как моему поклоннику, из уважения Вашему вкусу 25% скидки.
Итого 27 000 р.

Писатели — члены МАПП (Московской ассоциации пролетарских писателей). Конец 1920-х годов. «Википедия»
Писатели — члены МАПП (Московской ассоциации пролетарских писателей). Конец 1920-х годов. «Википедия»

С развитием нэпа, с растущим разнообразием «спроса и предложений», конкуренция приобретала всё более острые формы, и далеко не всегда экономические. Литературный рынок стал ареной борьбы писательских группировок. Практически сразу произошло столкновение так называемых «пролетарских» писателей и артели «Круг». Александр Воронский, вдохновитель артели и издательства, объединил писателей разных направлений. Здесь, по классификации Постановления партии в области художественной литературы 1925 года, были и «пролетарские писатели» (Артем Весёлый), и «попутчики» (Всеволод Иванов, Борис Пастернак), и «колеблющиеся» (Борис Пильняк, Евгений Замятин, Михаил Зощенко). Эти писатели представляли собой наиболее мощную литературную силу: они были молоды, талантливы и естественным образом побеждали в конкурентной борьбе. И они не были врагами советской власти. Ядро Всероссийской ассоциации пролетарских писателей (ВАПП) составили напостовцы (от названия журнала «На литературном посту») — не столько писатели, сколько молодые и цепкие партийцы, но не революционеры ленинского призыва, как Воронский, например, а функционеры, по большей части — литкритики: Леопольд Авербах, Владимир Киршон, Владимир Ермилов, Алексей Селивановский, Юрий Либединский. И если они и им подобные не могли победить в конкурентной борьбе за читательский интерес, то побеждали в другой, бюрократической. Впервые именно ВАПП предложила регулировать литературный рынок идеологией и близостью к власти. «Тайна проста, она состоит в том, куда идут деньги», — говорит Дарья Московская. Впоследствии эта практика стала основой работы будущего Союза советских писателей.

Писатель Юрий Либединский видел ситуацию так: «Художник не только ремесленник, он — ремесленник зависимый. Литература является и оружием классовой борьбы. Воронский объявляет, что у него есть секретные методы обращения с художником, неведомые нам. Но мы хорошо знаем эти методы: гонорар, критическая статья (реклама), в которой на сезон объявляется гений или несколько, а художник предоставлен сам себе. Мы считаем совершенно ненормальным положение, когда в одной из областей культурного строительства работает значительное количество коммунистов, прямо не руководимых в своей деятельности партией. Наконец, надо раз навсегда решить: нейтралитет или руководство в области литературы?»

Кто впереди?

При изучении столкновения литературных группировок на первый план выходят те виды источников, которые традиционно игнорировались, — официальные документы: протоколы и стенограммы заседаний, анкетные данные писателей. Эти источники незаменимы при реконструкции политической, бюрократической и даже бытовой сторон литературного процесса. Документальное наследие не только показывает «закадровую» и «фоновую» сторону жизни писателей — оно приоткрывает подковерную, окололитературную борьбу за то, что Пьер Бурдьё назвал «символическим капиталом» в поле литературы, способным в конечном счете приносить немалые материальные дивиденды. Обычно эти документальные свидетельства «литературной борьбы» остаются в тени личности писателя, его писем и дневников и лишь отчасти раскрывают свой потенциал при составлении историй его текстов, в научной текстологии и комментировании. Но и взятый изолированно, сам по себе, бюрократический документ способен рассказать нам очень многое. Он сообщает, как функционировал порождающий тексты мир литературы, каков был внутренний регламент отношений писателей между собой и властными структурами, от чего и от кого зависел продукт творчества, какие именно события становились непосредственным контекстом литературных произведений. Документы не только могут повлиять на исследовательское поле, но и полностью изменить фокус научного исследования.

С этой точки зрения настоящим сокровищем стали собранные институтом архивные фонды многочисленных писательских организаций 1923–1932 годов. Научный интерес к этой части документального наследия, находящегося на стыке истории, филологии, истории культуры и даже экономики и политологии, сейчас необычайно широк.

«С двадцать первого года по тридцать второй безостановочно шла борьба группировок. Институции сами по себе ничто, но они порождают определенные привычки поведения, практики. И вот эти привычки управляют сознанием, застревают в голове на многие поколения, делают из нас homo soveticus», — говорит Дарья Московская.

Стенограмма. Три шага к цифровой публикации

Почти через столетие после описываемых событий в Институте мировой литературы РАН был запущен проект «Стенограмма: Политика и литература. Цифровой архив литературных организаций 1920–1930-х гг.» [1]. Впервые фундаментальное научное исследование было направлено на «неочевидные механизмы» литературного процесса — стенограммы и протоколы литературных организаций, где формировались практики, определяющие поведение литераторов в писательском сообществе. До сих пор эти архивные документы не подвергались фронтальной разработке, не становились самостоятельным предметом системного изучения и научной публикации.

Первый и самый очевидный шаг к исследованиям официальных документов — открытые архивы, сокращение количества «невыдаваемых» дел, которые находятся в спецхране. Сейчас спецхран, т. е. хранилище ограниченного доступа Института мировой литературы, не функционирует. Есть лишь две причины, по которой исследователю могут отказать: ветхость или «занятость» документов при подготовке очередной научной публикации. Второй шаг — переход от бумажного источника к цифровому, который позволит без ущерба для подлинника масштабировать, ретушировать и, наконец, анализировать тексты удаленно. В декабре 2022 года проект «Стенограмма: Политика и литература» планирует полностью перейти в цифру и стать доступным всем пользователям Интернета. Познакомившись с аннотацией, предоставляющей информацию об обсуждаемых в стенограмме фактах, лицах и событиях, исследователь сам сможет выбрать цифровой аналог подлинного документа.

«Вся эта бюрократия потом уходит на задний план, как „строительные леса“ истории советской литературы. И перед нами остаются гении. Главная фигура у нас — писатель, и мы, как филологи, знаем, что с этим делать. А эти леса, эти литературные институции? Можем ли мы о них забыть — как о некоем соре? Разве не из него произрастали великие произведения советской эпохи? Безусловно, эти „леса“ требуют особого разговора, специального научного подхода», — подчеркивает Дарья Московская.

И наконец, третий и самый важный шаг — соотнесение официальных документов и узловых событий в жизни писателя — исторических, творческих и даже личных. Здесь в качестве информации предлагается использовать размещенные на сайте исторические справки, основные вехи историко-литературного процесса времени, а также «карточки автора», в которых зафиксирована личная хронология литератора. И вот теперь возможно возвращение от официальных документов к рукописям на новом, ранее недоступном уровне научного исследования.

Исследование подготовлено в рамках проекта РНФ № 19–18–00353, НИУ ВШЭ

Стенограммы 1920-х годов из фондов ОР ИМЛИ РАН

1. stenogramma.imli.ru

Подписаться
Уведомление о
guest

0 Комментария(-ев)
Встроенные отзывы
Посмотреть все комментарии
Оценить: 
Звёзд: 1Звёзд: 2Звёзд: 3Звёзд: 4Звёзд: 5 (1 оценок, среднее: 4,00 из 5)
Загрузка...