В поисках «национальной идеи»

Мы головотяпы!
Нет нас в свете народа храбрее и мудрее!
Мы даже кособрюхих — и тех шапками закидали! — хвастали головотяпы.

М. Е. Салтыков-Щедрин, «История одного города»

В пятом классе средней школы у меня появился учебник «Основы Сталинской конституции», красная книга с золотым гербом СССР на обложке на фоне Спасской башни Кремля. Уроки конституции у нас вел учитель истории, секретарь партбюро школы, фронтовик. Первый урок он начал со слов о нашем гербе. «Вот, — говорил он, — наш герб единственный в мире никого не пугает, никому не угрожает. У Британии в гербе лев, у США — орел, всё свирепые хищники, а у нас в гербе — земной шар, увитый колосьями пшеницы, под знаками мирного труда — серпа и молота». И я чувствовал гордость за нашу замечательную страну! А вскоре я убедился, что нашему примеру начали следовать и другие народы. Обретали независимость колонии и доминионы. Австралия избрала себе герб с мирными кенгуру и эму, а Канада вообще взяла себе в качестве государственного символа кленовый лист!

Нельзя сказать, что в дальнейшем изучение курса «конституции» шло у меня всё так же безоблачно. Учебник был написан тяп-ляп. Например, в разделе, посвященном бедственному положению зарубежных рабочих, было приведено письмо безработного американца в адрес СССР: «Пишет вам Джон Смит. Уже семь лет я безработный. Сегодня кончились все мои сбережения. На последние гроши я купил грузовик, погрузил в него свой скарб и семейство и поехал искать счастья в другой штат». Немудрено, что при такой квалификации государственной пропаганды через какие-то 35 лет дело дошло до горбачёвской «перестройки».

Нынче с пропагандой всё наладилось. Но постепенно выявилась проблема, вызванная к жизни запретом государственной идеологии, записанным в конституции 1991 года. Повсюду слышны стали речи: нужна «национальная идея». Вот в СССР такая была: мы строили передовое общество коммунизма, обещая установить его во всем мире, были передовым отрядом человечества, самым честным, самым умным, самым сильным и самым богатым. (Хотя, как пел Владимир Высоцкий, «там у них пока что лучше бытово». «Зато, — добавлял Юрий Визбор, — мы делаем ракеты и перекрыли Енисей, а также в области балета, мы впереди планеты всей».)

Вообще-то стремление безудержно хвастаться заложено в природе не только человека, достаточно вспомнить глухариный ток. Чуковский в книге «От трех до пяти» пишет о детском хвастовстве, проходящем с взрослением. Хотелось бы дожить до повзросления нашей пропаганды, которая с трибуны Думы постоянно твердит о превосходстве нашей страны над всеми остальными в прошлом, настоящем и будущем. Официально заявлено, что мы самая духовная нация мира и что нам только надо провозгласить «национальную идею». При этом чаще всего подразумевается идея показать всему миру «кузькину мать». Это действительно традиционная российская идея. В России звание потомственного дворянина давали почти исключительно за воинские заслуги — Ломоносов так и остался до смерти архангельским мужиком, в отличие от ставших лордами Ньютона, Фарадея, Релея, Томсона, Резерфорда и многих других. Но всё же нет-нет, да и мелькнет предложение сделать национальной идеей возвышение роли науки в России. Правда, в ностальгическом контексте: «в СССР у нас была величайшая наука и лучшее в мире образование».

Не было в СССР великой науки. В начале 1980-х годов на сессии Отделения общей физики и астрономии (ООФА) АН СССР состоялся такой обмен мнениями на этот счет между двумя советскими нобелевскими лауреатами — академиком-секретарем ООФА А. М. Прохоровым и патриархом, академиком П. Л. Капицей. Прохоров, открывая сессию, говорил о достижениях нашей науки. Характеризуя ее мировую роль, он сказал примерно следующее: «Положение нашей науки на мировом фоне вызывает у меня образ международной флотилии, разворачивающейся в открытом океане. В некоторых направлениях какие-то суда идут в отрыв, кто-то отстает, но в целом идет расширение фронта наук». После этого заговорил Капица: «А у меня возникает перед глазами другой образ: через ледяное поле ломится американский ледокол, а за ним кое-как поспевают советские лодочки». Действительно, наша наука в основном занимала догоняющие позиции. Это не исключало, конечно, нашего первенства в каких-то областях, но типичным была позиция догоняющего. Принято восхищаться нашим первенством в запуске искусственного спутника, «открывшим космическую эру человечества». Но это была обычная пропагандистская победа: американцы до того давно открыто готовили запуск первого спутника, и наше партийное руководство приняло решение любой ценой обогнать американцев. Как всегда всё происходило в глубоком секрете, и когда наш спутник был запущен на пять месяцев раньше американского, это произвело фурор во всем мире. И для нас, и для американцев запуск спутников был прежде всего побочным результатом развития военной ракетной техники, которую обе страны унаследовали от разгромленной Германии. К науке эта деятельность имела весьма опосредованное отношение. Научное значение космонавтика стала набирать много позже — после развития техники мониторинга Земли из космоса, запуска аппаратов к планетам Солнечной системы, орбитальных телескопов, обеспечивших феерический прогресс в астрономии, астрофизике и космологии. Советско-российский вклад в научный раздел космонавтики более чем скромен. Мы гордились и гордимся нашим первенством в запуске первого человека в космос, о драматических перипетиях которого стало известно лишь в последние десятилетия. Научное значение пребывания человека в космическом пространстве ничтожно мало по сравнению с массой знаний, накопленных за шесть десятилетий развития космонавтики.

Несмотря на эту скромную оценку вклада России в мировой научный прогресс за последнее столетие, я бы предложил сделать развитие науки и образования российской национальной идеей! Но не с традиционной целью всех превзойти и заткнуть за пояс «кособрюхих» и «гущеедов», а чтобы возглавить движение человечества в сторону очеловечивания — ради его сохранения как важнейшего, а возможно, и уникального космического феномена.

Выход за пределы «земной колыбели» оживил старые фантазии о множественности обитаемых миров, что воплотились в мифы об НЛО и палеоконтактах с инопланетянами. Однако шесть десятилетий «космической эры» показали тщетность этих фантазий, так как до сих пор не было обнаружено никаких следов хотя бы самой примитивной жизни за пределами Земли. Не обнаружено и никаких вожделенных сигналов от «братьев по разуму» из других звездных систем, и множество энтузиастов межзвездных контактов стало сменяться множеством пессимистов, убежденных если не в уникальности земного разума, то в перспективах его вечного одиночества. В этом можно усмотреть даже нечто позитивное — признак взросления человечества, обнаружившего отсутствие присмотра за собой со стороны то ли творца, то ли старшего брата и вынужденного наконец трезво взглянуть на свои дальнейшие перспективы — разумеется, весьма тревожные. Тревога связана даже не с природными опасностями, хотя и их хватает, а с чрезвычайной агрессивностью вида Homo sapiens, овладевшего разнообразными средствами тотального самоистребления. Это стало очевидным еще в начале прошлого века после изобретения автоматического оружия и вызвало к жизни первую Гаагскую мирную конференцию. За инициативу по ее созыву и вклад в ее проведение привычно презираемый ныне Николай II и известный русский дипломат Фёдор Мартенс были в 1901 году номинированы на Нобелевскую премию мира. Как известно, мирные конференции не помогли, и мир был ввергнут в две ужасающие мировые войны. В конце второй из них появилось чудовищное ядерное оружие, по своей разрушительной мощи в десяток миллионов раз превосходящее химические взрывчатые вещества! После двух военных применений, показательных демонстраций и серии испытаний ядерного оружия человечество как будто бы опомнилось, и вот уже 80 лет длится перерыв между мировыми войнами, которые предотвращает перспектива взаимного тотального истребления. Но времена меняются, и на волне реставрации религиозного фанатизма сегодня звучат призывы не бояться всеобщей гибели в расчете на попадании в рай всего населения православной России! Нашему национальному лидеру не жаль планеты, если на ней не будет места для России! А птичек не жалко?

Мне птичек жаль. А после обмена «ударами возмездия» на Земле выживут, скорее всего, только некоторые насекомые и почвенные бактерии. Так что хотелось бы обойтись без таких эксцессов.

Вернемся, однако, к проекту национальной идеи.

Традиционно национальная идея строится на основе национального бахвальства — типа «Rule, Britannia!» или «Deutschland, Deutschland über alles!». Между тем, если ответственно подходить к судьбе человечества, необходимо решительно отказаться от национальных приоритетов. Несомненно, что национальные различия между людьми объективно существуют. Но прежде всего речь идет о людях. А люди в чем-то все одинаковы. И это при том, что они все различны! Но индивидуальных различий в пределах одной нации всегда МНОГО БОЛЬШЕ, чем различий между разными нациями. И в этом смысле все люди одинаковы, все имеют равные права и возможности. (Слова МНОГО БОЛЬШЕ нуждаются в уточнении, но его нет. Не существует научно обоснованной количественной характеристики человеческой ценности и прежде всего самого главного для нас — интеллекта. Есть только качественные оценки. Всяческие IQ — это всего лишь попытки свести всё к измеряемому численному значению. Дрессировщики знают, что и среди животных есть свои гении и идиоты. Известны, например, собаки, способные запомнить до 200 названий предметов и вытаскивать их по приказу из кучи. А есть собаки, которых невозможно научить приносить тапки. Люди по сообразительности различаются не меньше. Чехов говорил, что из тысячи человек только один умный. Ландау много занимался ранжированием физиков и под конец жизни ставил себя одним звездным рангом ниже Эйнштейна, которого считал высочайшим гением всех времен ¹).

Так вот, речь должна идти об интернациональной, общечеловеческой идее. Это не мешает России выступить инициатором, предложив такую идею на всеобщее рассмотрение. Что выделяет человека, «венца творения» среди всех прочих представителей животного мира на Земле? Способность из поколения в поколение накапливать знания об окружающем мире и использовать их для процветания вида. Мне представляется, что идея о приоритете в жизни общества рационального знания о мире могла бы служить объединяющей основой человечества. Великая способность получать и сохранять знания развивалась десятками тысяч лет, проходя грандиозные этапы возникновения языка и письменности с выходом на нынешнюю информационную революцию с ее чудесным мгновенным доступом к архивам и прочими дивными перспективами искусственного интеллекта.

Мысли об объединяющей всех идее давно тревожили мир. Иммануил Кант писал, что его душу наполняет благоговением звездное небо над головой и внутренний нравственный закон. С первой позицией я полностью солидарен — звездное небо, несомненно, служит людям единым и объединяющим их источником представлений о Вселенной. А вот с нравственным законом у разных сообществ неизбежно будут возникать расхождения. Можно попытаться найти некое бесспорное коренное нравственное основание, например в виде запрета паразитизма в широком смысле: никакая форма жизни не должна существовать за счет другой. Но такое ограничение допускает пока ² лишь существование зеленых растений. Весь животный мир замыкается на поедании растительных организмов, тем самым паразитируя на них. И Кант, несомненно, прав, полагая, что нравственный закон надо искать в собственной душе, потому что эволюция всех форм жизни подчиняется закону Дарвина, не имеющего ничего общего с нравственностью, что убедительно аргументировано Докинзом в его монографии «Эгоистичный ген». Природа совершенно безнравственна, достаточно вспомнить шокирующие описания действий птенца кукушки в чужом гнезде. Возникновение нравственных норм неотделимо от сознания, это почти исключительно человеческая привилегия. И когда Конрад Лоренц говорил о нравственности животных, то он был прав лишь в том смысле, что нет непроницаемой границы между людьми и животными, у которых обнаруживаются иногда некоторые следы альтруистического поведения, в полной мере свойственного только людям. К глубочайшему сожалению, добродетельные устремления человечества сочетаются со злодейскими, которые также лишь в зачаточной форме наблюдаются в животном мире (например, при бессмысленном истреблении обитателей курятника забравшимся в него хорьком). Высшее благородство сочетается с безудержным злодейством в «венце творения» — эта тема «Христа и Антихриста» наполняет всю людскую историю и литературу (см., например, «Ветхий завет»). А когда действующим началом выступает не личность, а государство, то перед размахом злодеяний меркнут все предлагаемые взамен общественные блага ³.

Возвращаясь к мечтам о национальной идее: назовем ее идеей о человечном государстве, максимально свободном от всяческих зверств, от претензий на превосходство над другими нациями, от лжи, от милитаризма; о государстве, озабоченном просвещением граждан и развитием рационального знания как основного ресурса поддержания человеческой цивилизации. Полагая, что распространение подобных идей должно снять угрозу самоуничтожения человечества, уместно перечислить очевидные объективные угрозы его существованию, взывающие к объединенному разумному противодействию.

Начнем со «злобы дня» — с пандемии коронавируса. Последнее столетие после ­опустошительной пандемии «испанки» начала XX века человечество провело в некоторой эйфории от успехов гигиены, медицины, фармакологии. Резко снизилась детская смертность, что за столетие почти удесятерило население Земли. Этому способствовали успехи генетики с ее «зеленой революцией», позволившие временно забыть ужасные прогнозы всемирного голода. Но успехи фармакологии в борьбе с болезнями касались почти целиком только бактериальных форм. С вирусами человеческий организм вынужден бороться только своими «божественными» иммунными средствами, которые мы научились лишь «подстегивать» вакцинами. Поддержание же в поколениях активного состояния иммунных систем было всегда основано на жестоком отборе: тысячи лет женщины рожали за свою жизнь множество детей, из которых выживало в среднем два ребенка, обеспечивая тем самым стабильность популяции. Последние сто лет этот отбор перестал работать — детская смертность резко упала, медицина научилась сохранять жизнь почти всех детей. Это привело к почти десятикратному росту населения Земли и… к новой пандемии!

Очевидно, что человечество столкнулось с проб­лемой вырождения, связанной с устранением селекции дефектных особей, ранее вымиравших в детстве.

Достаточно ясно, что для человечества нет возврата к прискорбной природной массовой детской смертности — слава богу, мы поумнели и продолжаем умнеть. Ясно, что можно сделать на этом пути, — нужно максимально использовать впечатляющий ресурс женских яйцеклеток для проведения экстракорпоральных оплодотворений и перинатальных исследований эмбрионов с целью их отбраковки по тем или иным признакам. Иными ­словами, пора ­подумать, ­наконец, о научной «позитивной евгенике»! (На этих путях уже много сделано, например, сегодня можно исключить рождение ребенка с синдромом Дауна).

Продолжение темы об угрозах человечеству от факторов, не связанных с мировой войной, будет, неизбежно, сталкиваться с трудностями предсказания будущего. Кто знает, что для нас опаснее — столкновение с кометой, глобальное замусоривание или опустынивание Земли, глобальное потепление (или оледенение)? Мне из этих опасностей самой увлекательной представляется опасность метеорная как самая очевидная, недавно ⁴ показавшая свою жуткую мощь в районе Челябинска, интернационально-объединяющая и идеально внешняя. Есть страшный космический враг, против которого мы все должны, наконец, сплотиться, направив свое самое мощное оружие: вот, для чего оказались нужными наши ядерные заряды — чтобы отклонять летящие на нас космические глыбы ядерными взрывами на безопасных для Земли расстояниях, для чего у нас есть могучие ракеты! И что еще есть привлекательное в этой опасности: она очень наукоемкая, требует непрерывного тщательного мониторинга ближнего космоса, что неминуемо будет сопровождаться ускоренным прогрессом в астрономии и астрофизике. Меня тешит мечта о совместных наблюдениях за космосом ФСБ и ЦРУ, которые до того следили в основном друг за другом! Впрочем, в мире моей мечты, в мире всеобщего уважения к знанию и праву эти учреждения вообще ни к чему.

Ничего нового в подобных мечтаниях нет, кроме растущей необходимости в их реализации. На этом поприще в XVIII веке выступал философ Шарль Фурье, породив множество последователей. В прошлом веке в СССР изрядно поработали братья Стругацкие — писатели-фантасты, несколько причастные к точному знанию. Они, однако, прогресс человечества связывали с генетическими преобразованиями, которые якобы приведут к появлению сверхчеловеков — «люденов», к чему-то типа героев фильма «Матрица». Это пустые мечтания, замешенные на модных в конце XX века увлечениях полуграмотной технической интеллигенции «парапсихологией» и всяческой чертовщиной — «эзотерикой». Весь интеллектуальный прогресс человечества связан исключительно с накоплением знаний. Используя образы computer science, можно говорить о том, что человеческий прогресс идет только в области software при совершенно стабильном состоянии hardware. Генетики постоянно твердят, что генетически люди почти не отличаются от шимпанзе — якобы различия в геноме составляют единицы процентов! Но у людей несравненно сильнее развита способность к воспитанию — к усвоению внешней, внегенетической информации. Именно эта способность превратила нас в людей. Именно воспитание и образование превращают зверей в людей, что и должно быть поставлено в основу национальной идеи. И у братьев Стругацких главной фигурой идеального государства выступает не особист-прогрессор, а школьный учитель. И учить детей в школе нужно не военно-патриотическим играм, не искусству скоростной разборки автомата Калашникова, а устройству мира и искусству не быть зверьми.

Разумеется, у каждой нации свой язык, своя история, своя литература, но если думать об интересах объединения человечества, то в основу школьного образования нужно ставить точные естественные науки в качестве всеобщего базиса. Завершать этот базис, по-моему, должен обязательный единый искусственный язык типа «эсперанто». Его же естественно использовать в качестве универсального языка науки, подобно латыни в Средние века.

Не будем обольщаться: всеобщее образование не породит армий ученых ⁵. Как справедливо отмечал в своих лекциях Фейнман, «высшее образование приносит пользу только тем, кто к нему предрасположен, но им оно практически не нужно». Это, несомненно, так, но верно и другое: образование смягчает нравы, очеловечивает даже прирожденных негодяев ⁶, а возможно, и нейтрализует их.

Нынешний российский истеблишмент к науке и образованию относится пренебрежительно, отдавая предпочтение культу военной силы, денег и властной карьеры. Дескать, нам нечего тратиться на науку. Будет нужно — украдем у супостатов. А ведь красть-то — грешно! Вороватость — природное зверское свойство, а ведь мы стремимся к очеловечиванию! Да и надежда на «цап-царап» неизбежно ведет к отставанию, к опасениям и зависти. Вместе с тем наши нелегалы-разведчики — неизменный предмет национальной гордости. Русские штирлицы и кимы филби превосходили всех джеймсов бондов. А теперь мы гордимся нашими хакерами и разработчиками боевых отравляющих веществ. Мой покойный тесть, полковник медицинской службы А. С. Мокеев, во время войны работал на полигоне в Шиханах, где еще до войны в союзе с немцами разрабатывались фосфорорганические нервно-паралитические яды. В 1981 году тесть при встрече показал мне газету «Правда», где публиковались портреты ряда лауреатов Государственной премии за работы «в области фармакологии». «Это, — сказал тесть, — мои сослуживцы, награждены за Олимпиаду-80». Я не понял, и он пояснил: это за разработку необнаружимых допингов. Тогда наши победы обошлись без скандалов. В нынешней России правят спецслужбы, и тайные спецоперации проникли во все области жизни — от спорта до внешней политики, — что сопровождается непрерывными скандалами, но мы научились их игнорировать по старому рецепту, отраженному в анекдоте о юбилее Дунаевского: грузинский друг произносит тост в честь юбиляра, закончив так: «А когда все говорят, что ты свои мелодии своровал, так ты не верь, дорогой!»

Частенько в попытках объяснения материальных успехов западной цивилизации ссылаются на принципы протестантской этики, дескать, она заставляет западных бизнесменов держать слово и не лгать. Вот ведь в чем дело! С этой новостью к нам из Америки вернулся Солженицын, призывая «жить не по лжи». Так вот, не положить ли нам в основу национальной идеологии стремление познавать, учиться и жить не по лжи? А для начала — учиться не лгать.

Сказанное выше не тождественно панегирику западной демократии. Еще, кажется, Монтескье, писал, что демократия — это осуществление воли большинства, добавляя, что мудрых и добрых людей всегда меньшинство. Как мне представляется, большинство должно свободно выбирать для себя властных лидеров, но управлять обществом эти лидеры должны, опираясь на научное сообщество, на знания, а не на собственные и корпоративные интересы и амбиции.

Евгений Александров,
академик РАН

¹ Я думаю, что Ландау тут увлекся. Если заглянуть в историю, то можно найти фигуры подобного же масштаба, например, гениального греческого физика и математика Архимеда, жившего две с половиной тысячи лет назад, члена Петербургской академии наук Эйлера или Менделеева.

² Из области научной фантастики можно допустить, что мы, в конце концов, научимся синтезировать пищу из минерального сырья, оставив растениям функцию производства кислорода.

³ Потрясающим примером одновременного проявления ужасного государственного злодеяния и безмерного человеческого благородства может служить подвиг Корчака, добровольно пошедшего в газовую камеру с еврейскими детьми.

⁴ 15 февраля 2013 года.

⁵ См. на эту тему публикацию И. А. Гаврилова-Зимина (SOCIOLOGY OF SCIENCE AND TECHNOLOGY. 2021. Volume 12. No. 2). Средняя человеческая особь заканчивает период обучения к пятнадцати годам, и лишь редкие экземпляры сохраняют любопытство существенно дольше и даже на всю жизнь, составляя редкий авангард человечества — мыслителей и первопроходцев.

⁶ Иллюстрацию этого тезиса можно усмотреть на сопоставлении деяний и личностей великих завоевателей типа Аттилы и Наполеона.