«Я благодарен за возможность сказать несколько слов…»

Об одном поэтическом марафоне

Чувство свободы заразительно. Юлия Галямина — филолог, преподаватель, муниципальный депутат, в анамнезе журналист и главный редактор — прежде всего щедро одаренный чувством свободы человек, пытающийся этим даром поделиться с другими. Как и Константин Котов, как и все гражданские активисты, попавшие под уголовку по «дадинской-котовской» статье (212.1 УК РФ. Неоднократное нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования). Рожденные свободными, они не сумели об этом забыть, переучиться, перековаться. А Конституция — старая, новая, наша — продолжает им, неугомонным, напоминать о праве каждого человека на свободу слова, свободу мирных собраний, митингов, шествий. Об этом же и случившийся 3 ноября 2020 года в Тверском суде г. Москвы диалог, воспроизведенный «Новой газетой». Вот его краткий пересказ:

Галямина. Что у нас выше: Конституция или федеральный закон [о согласовательном характере массовых мероприятий]?

Судья Беляков. Снимается вопрос! Этот вопрос не имеет отношения к рассматриваемому делу.

Галямина. А я считаю, что имеет.

Судья Беляков. Суд определяет те вопросы, которые имеют место быть либо нет.

Галямина. Хорошо, только говорите, пожалуйста, «имеет место», а не «имеет место быть». Это ошибка.

Филолог? Преподаватель? Разве разгадка в этом? Свободный человек.

Стояло протестное лето 2019-го. Москвичи, возмущенные недопуском своих кандидатов на выборы в Мосгордуму, вышли на улицы. Административные аресты самых заметных из них были призваны протестную волну погасить.

22 августа 2019 года Юлии Галяминой должны были дать очередные десять или пятнадцать суток. Очередные — было в этом что-то безумное. И дома я не усидела. Усидеть было стыдно. Вернувшись из Тверского суда, записала по памяти:

«Галямина. Это мое пятое административное дело за эти 1,5 месяца — это политическое преследование оппонентов… история каждого из нас ставит перед выбором, вас — перед выбором: зарплата или ваша честь… перед муками человека, который не защищает свою честь… Я свой выбор уже сделала, я буду спать на неудобной кровати, но с чистой совестью.

Судья. По обстоятельствам дела. Протокол читали?

Галямина. Я по обстоятельствам.

Суд начался около десяти, перерыв длился больше 45 минут. Ровно в полдень судья Затомская (бывшая Боровкова) начала бубнить приговор. Потом мы еще долго стояли у решетки двора, в который должны были вывести Юлию. Помахать ей рукой, поаплодировать. Она оборачивалась, сияющая и счастливая, и махала в ответ».

Если Галямину в чем-то и можно упрекнуть — то только в том, что она человек- слишком, с лишком — достоинства, отзывчивости, отваги.

Уголовное дело, возбужденное против Юлии летом 2020 года, должны комментировать ее адвокаты Мария Эйсмонт и Михаил Бирюков. Это они и делают сейчас на заседаниях Тверского суда, находя в предъявленном обвинении очевидные нестыковки… Литераторам («мы не врачи — мы боль») естественней отзываться на происходящее эмоционально, особенно когда речь идет о коллеге — кандидате филологических наук, преподавателе: клеймо судимости для нее будет означать запрет на профессию. Так в ассоциации «ПЭН-Москва» родилась идея поэтического марафона: один день — один видеоролик со стихотворением в поддержку Ю. Галяминой — в знак уважения и солидарности.

Мы еще не добрались и до середины. А потому, публикуя уже прозвучавшие слова и строки, зову читателей ТрВ следить за продолжением марафона в «Фейсбуке» на странице «ПЭН-Москва» (facebook.com/SvobodnoeSlovo).

Как долго продлится наш марафон? Кто знает! Чувство свободы заразительно.

Марина Вишневецкая, 
писатель, соучредитель писательской правозащитной организации «ПЭН-Москва»

Поэты в поддержку Юлии Галяминой

Мария Фаликман: Юлия Галямина — моя ровесница. Человек из университетских кругов, подруга и однокашница моих друзей. Мы не знакомы, но у меня вызывает огромное уважение то неравнодушие, которое характерно для Юлии, всё то, что она делает для своего города, для его жителей, для всех нас. И мне тоже хочется поддержать ее и пожелать ей сил и бодрости духа в эти дни, когда над ней идет очередной бессмысленный суд, отнимающий у нее время, мешающий ей делать то, что она умеет делать хорошо, то, что кажется ей единственно правильным — здесь и сейчас. И в поддержку такое стихотворение:

Качается под ногами деревянный настил,
не за что ухватиться, отгородиться нечем.
Заканчивается год, доска и остаток сил,
и только ремонт в этом городе бесконечен.
И бесконечны идущие к метро. Не доделав дел
спешащие по доске, уже не ждущие чуда:
куда бы ни шел бычок, чего бы он там ни пел,
его смоляной бочок не пустит отсюда.
И весь твой избытый год, бесцветен и безголос,
пока на шаткий помост всё жестче тени ложатся,
проносится перед глазами до слез, до смеха, до слез
и снова до смеха — иначе не продержаться.
А значит, иди к метро, земли касаясь едва.
Поскольку думай что хочешь, но всё же делай, что должно.
То ли опять теплеет, и кружится голова,
то ли доски положены ненадежно.

Виктор Шендерович: Юля, я совершенно восхищен мужеством, с которым вы противостоите этим негодяям. Я восхищен и мужеством, и достоинством. И тем, как вы не позволяете себе впадать в отчаяние, давая замечательный урок нам всем. Надеюсь, что мы все вместе когда-нибудь доживем до других времен. Вы для этого делаете очень многое. И вот стих:

В краю, где древние ацтеки
На обалденном солнцепеке
Друг друга резали, чтоб боги
Им обеспечили рассвет,
Есть море имени Кортеса,
Который, очищая кассу
Земли, сюда приплыл без визы
И свел их численность на нет.
Ацтеки, называя море
В честь этой, скажем прямо, твари,
В виду, мне кажется, имели
Простые нравы здешних мест —
У нас, ацтеков, крика «браво»
Достойны жившие кроваво,
И чем масштабнее расправа,
Тем симпатичнее Кортес.

Игорь Иртеньев: Я благодарен за возможность сказать несколько слов в поддержку глубоко мной уважаемой за ее человеческое и гражданское мужество Юлии Галяминой. И хочу прочесть свое старое стихотворение с надеждой на то, что ситуация, в нем описанная, никогда не повторится.

Я верю — поздно или рано
Наступит он, желанный час,
Когда, повергнув власть тирана,
Воспрянет креативный класс.
Когда у гробового входа
С табличкой «Enter» на стене,
Нас примет радостно свобода
И удивится: «Вы ко мне?»

Геннадий Калашников: Я поддерживаю Юлию Галямину, которую преследуют за ее убеждения. Считаю недопустимым преследование человека за инакомыслие, идущее вразрез с официальной идеологией. Право и обязанность каждого человека — отстаивать свободно свою точку зрения, именно свою, неподдающуюся ни тоталитарному, ни либеральному мейнстриму. И теперь стихотворение Millennium.

Что молчишь? Или октябрь к тебе не строг,
кутающий леса в лохмотья тумана и прорехи ветра?
Он трубит в свой медный, холодный, тяжелый рог
с точностью камертона, отчетливостью метронома,
выверенностью метра.

Это его медленный, в нитях паутины, день встает
с горизонтом в глубоких зарубках и заплывших метах,
это его вода глядит сквозь тонкий, прозрачный лед,
щурясь то ли от избытка, то ли от недостатка света.

Это его волчьи в прозелень прямые глаза
смотрят с опушки и мелькают в сырой чаще.
Под этим взглядом уснула, взмахнув крылом слюдяным, стрекоза,
захлебнувшись воздухом и осиновым дымом горчащим.

Я живу в октябре, и он ко мне не суров,
он повернут ко мне разноцветною призмой света,
он слепит лучом, согревает теплом костров,
и пока не туже и не уже золотые его тенета.

Он коснется птичьим пером опущенных век,
у него новостей и известий разноцветный шуршащий ворох…
На тяжелой оси повернулся день, повернулся век,
и в стеклянных часах пересыпался сухой осторожный порох.

Георгий Ефремов: Дорогая, милая, уважаемая Юлия, очень прошу вас быть по возможности сильной, такой же смелой, какой вы были, терпеливой и сдержанной. И вот стихотворение в вашу поддержку:

А небо без края и дна.
А вечером тишина.
Морозные росы легли,
Там яблоня среди мглы.
А всюду земля и леса
Или везде небеса…
Как холодно и легко,
А слышно как далеко!

Дмитрий Веденяпин: Дорогая Юля, я от всей души желаю, чтобы эти все испытания, которые выпали на вашу долю, поскорей закончились. Чтобы вы смогли вернуться к нормальной спокойной работе ради нас всех. Спасибо вам большое за всё, что вы делаете. И вот в поддержку такое стихотворение:

Что говорить о прочих, если даже
Мужик не перекрестится, пока
Не грянет гром и не пробьет в пейзаже
Пробоину размером с мужика.

Но иногда (возможно, это сны),
Речь, в сущности, о музыке — возможно,
Какой-то неземной и невозможной —
Случаются включенья тишины.

Последняя петарда, свистнув, косо
Взмывает в небо — бах! — немая взвесь…
И только выпь о четырех колесах
Кричит во весь…

И что-то есть, по крайней мере, то,
Чем дышит летний двор в объятьях ночи:
Негадкий смысл, неплоский мир, короче,
Надежда — сами знаете, на что…

Сергей Гандлевский: Дорогая Юля, я наконец-то занят главным поэтическим делом — славлю героя в его борьбе с произволом. А если говорить не выспренно, а по-человечески, я, конечно, желаю вам победы и свободы, которая нужна всем нам. Но в первую очередь я ее желаю вам. А стихотворение такое:

Посередине медляка Анжела,
как будто ей внезапно поплохело,
ушла в слезах из шумного ДК —
Анжелке страшно стало за Витька.
Она ходила по полю полночи,
всё силясь блин припомнить школьный стих
про давний бал, и там одной короче
приснился насмерть раненный жених.
Петров, Проценко, Нурутдинов, Храпов,
Какулия, Черных, Сердюк, Потапов
и др. — в полдневный жар лежат они
в долинах Дагестана и Чечни.