Пусть Шамаш и Мардук поддерживают в тебе жизнь

Насколько же плохо быть запертым вдалеке от своей семьи на неопределенный срок, не имея возможности воссоединиться с близкими! Об этом писали в письмах люди еще 3–4 тыс. лет назад, так же как мы сейчас пишем сообщения в социальных сетях. Как чувствовали себя люди вдали от близких и люди, которым велено оставаться дома, исследует по старовавилонским записям первой половины II тыс. до н. э. ассириолог и шумеролог Надежда Рудик.

Люди в древней Месопотамии активно обменивались письмами. Писали их на глиняных табличках клинописью сначала на шумерском языке; потом, когда шумерский перестал быть разговорным, на аккадском. Письма клали в глиняные конверты и посылали их с курьерами, караванами и знакомыми.

Как и во многих случаях сейчас, тогда письма начинались и заканчивались формульными фразами с приветствиями и пожеланиями здоровья. Первое письмо в нашей подборке относится к старовавилонскому периоду (~ 1900–1600 годы до н. э.) и написано по-аккадски. Уркалькаль, человек с шумерским именем, которое означает «слуга бога Калькаль», пишет господину по имени Ипикша. Это аккадское имя, которое значит «ее (Иштар) благоволение». Кроме них в письме упоминается Мардук-нацир (аккадское имя «Мардук-защитник»), слуга Уркалькаля, и женщина по имени Иллуратум («охра»), с которой Ипикша судился из-за дома.

Письмо начинается стандартной фразой, восходящей, видимо, к периоду, когда сообщения передавались через курьеров устно: «Скажи такому-то: так говорит такой-то». В формульных пожеланиях в начале письма упоминаются аккадские боги Шамаш и Мардук. Шамаш — бог солнца, шумеры называли его Уту; а Мардук — бог города Вавилона, вошедший в силу вместе с первой вавилонской династией и со временем ставший главой пантеона, сменив на этом посту шумерского бога Энлиля.

Речь в письме идет в основном о сезаме (кунжуте). Тот попал в Месопотамию из Индии уже в III тыс. до н. э., и к концу тысячелетия кунжутное масло стало одним из самых востребованных в Междуречье. Кроме того, речь идет о строительных материалах (конечно, в килограммы их пересчитал автор статьи) и двери для нового дома. Дверь — это важно, особенно если дверь из дерева. Дерево в Месопотамии редкий и ценный материал, поэтому при переезде двери забирали с собой, а если в дом влезал вор, то первым делом он крал дверь.

«Скажи Ипикше: так говорит Уркалькаль.

Пусть Шамаш и Мардук поддерживают в тебе жизнь.

Что касается того дела, о котором ты мне сказал: „Пошли одного надежного человека, пусть возьмут для тебя сезам“, — то я посылаю тебе Мардук-нацира.

Человек, о котором я тебе только что написал, очень нужный мне человек. Не надо его задерживать. Когда отправишь его назад ко мне, пошли с ним верного человека. Заставь их присоединиться к каравану и (так) пошли их ко мне.

Твоего человека, который придет с Мардук-нациром, я собираюсь отправить к тебе с тем, чего ты пожелаешь (от меня).

Мне тут еще кое-что нужно. Совсем забыл тебе сказать. Я построил дом. Вышли мне 30 кг листьев пальмы, 30 кг пальмового волокна, 60 черенков (пальмового листа) лучшего качества и одну дверь. Деньги за дверь я передам.

Кстати, почему ты не забрал платье, о котором ты говорил? После (этого разговора) ты жил (у меня) еще два дня, а платье так и не взял. Напиши обо всем, что тебе необходимо, и я тебе пришлю.

Что касается того дела о доме, по которому ты судился с Иллуратум, — я слышал, она съехала. Я разузнаю, как там и чего, и пошлю тебе радостную весть.

Запечатай остатки сезама в ящик и вышли мне» [1].

Еще одно старовавилонское (первая половина II тыс. до н. э.) письмо на аккадском языке от, видимо, главы семьи Илима-илума («мой бог — таки бог») было написано с чужбины домой. Сам Илима-илум был войсковым писцом, и всего от него сохранилось несколько писем (рис. 1).

«Скажи Идди, так говорит Илима-илум. Пусть Шамаш и Мардук про­длят твою жизнь.

Я послал тебе уже два письма, но так и не дождался ответа. Я только и могу, что думать о тебе. Почему ты пренебрегаешь мной? Ты разве не знаешь, как ждешь весточки из дома, когда живешь за границей? Напиши, что там с ячменем и со всем, что я оставил на тебя. Что нового у Думук-шамаша, Кубуллима, Курсинну и девочек, которых я оставил дома? Напиши мне, как здоровье Наби-Илабрата? Как там дом? И пошли мне ответ на мое сообщение!

А если кто-нибудь из моих братьев или моих племянников донимает семью, напиши мне об этом. Сделаю здесь всё, что смогу» [2].

В другой старовавилонской таб­личке (рис. 2) [3], написанной по-шумерски, говорится следующее:

«Я хочу поведать о своей судьбе.
Она — презренна.
Я хочу поведать о своем пути.
Во рту любого (от этого) станет горько.
Наполнив мои (глаза) слезами,
он озлобил мое сердце.
— Сиди дома! — он сказал».

Этот небольшой текст относится к коллекции шумерских пословиц и поговорок, записанных в первой половине II тыс. до н. э. Последняя строка текста непонятна: для нее существуют и другие интерпретации. Однако в нынешних условиях хочется прочитать ее как напоминание о карантине.

1. AbB 6, 57 (VS 16, 57).
2. AbB 14, 73 (TCL 17, 19). Фотография: CDLI, P387315.
3. UET 6/2 292; Bendt Alster. Proverbs of Ancient Sumer: The World’s Earliest Proverb Collections. CDL Press, 1997.