На каком языке говорили трипольцы?

О языке носителей трипольской культуры V–IV тыс. до н. э. защищена докторская диссертация, составлен словарь, написаны книги и статьи. При всем том до нас от этой культуры не дошло ни одного слова. Письменности ни у самой трипольской культуры, ни у ее соседей не было. Некому было передать нам трипольскую речь.

Но некоторые украинские любители истории видят свой патриотический долг в том, чтобы обеспечить украинскому народу знатных предков — как можно более древних — и всячески их возвеличить (Клейн 2009а; 2009б; 2015а). Трипольскую культуру они облюбовали для этого, опираясь на ее яркую и богатую расписную керамику, ее раннее земледелие и огромные поселения. Они следуют здесь российскому, а затем и советскому наследию — академику Б. А. Рыбакову. Культуру эту они назвали цивилизацией, хотя эти большие поселения никак не города, а всего лишь большие села, письменности у трипольцев, как я уже отметил, не было, а сама культура зародилась не на Украине, а на территории нынешней Румынии.

Потворствуя этой тяге определенных слоев общества, некоторые ученые предприняли усилия и преодолели отсутствие фактов. Докторскую диссертацию написал и защищал в Киевском университете в 2002 году Юрий Леонидович Мосенкис (2002а). Он же составил словарь и написал ряд книг о трипольском языке, связав его с украинским (Мосенкис 2001а; 2001б; 2002б). Профессора-филологи рекомендовали диссертацию к защите, оппоненты одобрили, ученый совет проголосовал, Мосенкис получил искомую степень (сейчас он завкафедрой и редактор журнала).

В украинской печати было немало положительных рецензий на эти труды. Но есть два отклика киевлян сугубо критические — В. Борисевича и А. И. Илиади. Последний (в российском журнале: Илиади 2003) показывает на многих примерах, что в своих лингвистических реконструкциях Мосенкис не применяет основное правило этимологии: сначала дать этимологию в родном языке, потом в ближайше родственных и лишь после этого, исходя из результатов, привлекать далекие аналогии. Он сразу лезет в дальние языки, потому что не знает историю индоевропейских языков.

Критический (и, я бы сказал, пренебрежительный) и отзыв петербуржца А. И. Фалилеева (2008). Вышедший в «Трудах Института лингвистических исследований РАН», этот отзыв в подзаголовке был назван «О доверии к лингвистическим построениям археологов», хотя Мосенкис не археолог, а лингвист. К тому же в статье в основном идет речь о других исследованиях, а о Мосенкисе сказано лишь следующее: «Этот исследователь полагает, что язык соответствующих племен… оставил лингвистические следы в современных географических названиях. Мосенкис выделяет „трипольский субстрат“ в сопоставлении с ономастическими данными других регионов как Европы, так, скажем, и Кавказа, где засвидетельствованы следы близких археологических культур, и где ряд топонимов и гидронимов внешне напоминают украинские, ср., например, название рек Хорол на Украине и Q’orolis–cq’ali ‘хорольская вода’ в Аджарии. Метод, используемый в этой работе — понятен, и, казалось бы, что подобную публикацию вообще неэтично упоминать в научном контексте — произведений типа „Россия — родина слонов“ или „The Moon is made of cheese“ достаточно на прилавках как отечественных, так и зарубежных книжных магазинов. Однако тот факт, что это произведение было подробно отрецензировано известным ученым в респектабельном российском лингвистическом журнале (Илиади 2003: 149–153), заставляет о многом задуматься».

Но критик не задумался. Он махнул на писания Мосенкиса рукой как на явную чушь. Он считает, что серьезным лингвистам всё очевидно. Между тем положительных рецензий было много, самих трудов тоже, а метод не ограничивался топонимикой и гидронимикой и, по-видимому, производил впечатление на многих. Так что он не совсем «понятен». Я немного знаю Мосенкиса, не считаю его ни шарлатаном, ни невеждой. Он искренне пытается понять проблемы, обладает некоторой эрудицией и талантом, но не получил хорошей школы. Ему не хватает здоровой самокритичности и самоконтроля. Любые смелые идеи, пришедшие ему в голову, он тотчас выкладывает в печать, и они (как в данном случае) встречаются с восторгом невежественными энтузиастами, в том числе и начальством. Вот Мосенкис и стал классическим фриком.

Мне уже приходилось высказываться по его поводу применительно к гомеровским штудиям (Клейн 2015б). Здесь та же картина.

Поэтому я считаю полезным в дополнение к конкретным возражениям Илиади рассмотреть методику исследований Мосенкиса и показать всем (и самому Мосенкису), в чем ее порочность.

Мосенкис исходит из того, что культуры приходили и уходили, а население в основном не менялось. Немного прибавлялось, немного вытеснялось, но большинство людей сидело на месте. Поэтому можно проследить преемственность от трипольской культуры к украинской. Это положение, имеющее своих сторонников, есть гипотеза. Население трипольской культуры прежде всего определяло глубинную подоснову как Украины, так и Молдавии с Румынией. Народы украинский и румынский принадлежат к разным языковым семьям, которая из них вправе тогда претендовать на трипольское наследие? Далее, украинский народ, так же как белорусский, выделился из восточнославянской общности в Польско-Литовском княжестве. А до того существовала древнерусская народность, объединенная Рюриковичами. Стало быть, нужно прослеживать преемственность, идущую от трипольской культуры не к украинской народности, а к древнерусской, восточнославянской (наряду с романской — молдавской и румынской).

И преемственности этой нужно преодолеть целый ряд шлюзов. Трипольскую культуру сменили посттрипольские культуры бронзового века, в которых остатки трипольского населения были сильно смешаны с ранними культурами шнуровой керамики и боевого топора (усатовской, софиевской, выхватинецкой и другими); мог смениться и язык. Далее, в IV тыс. до н. э. всю Украину и Молдавию заняли степные подвижные племена ямной культуры: одни считают, что это были праиндоевропейцы, а другие — что это были арии (индоиранцы). Затем ямную культуру сменила катакомбная, относительно которой известно, что она близка по многим показателям к ариям Индии — индоариям. Следующим этапом было прибытие скифов, о которых Геродот свидетельствовал, что их язык был един, а языковеды по дошедшим до нас словам (большей частью именам и местным названиям, но не исключительно) установили, что это были ираноязычные народности, так же как сменившие их сарматы и аланы. Затем на территорию вторглись германские народы — готы, герулы, бастарны. На этой земле зазвучала германская речь. Еще позже их смели гунны, и зазвучала тюркская речь. Потянулись из-за Урала угры — зазвучала венгерская речь. Но тюрки освоили только степную полосу, венгры ушли на Дунай, а из лесостепи на юг все более широко расселялись славяне.

Таким образом, между трипольской культурой и славянами располагается последовательно по меньшей мере шесть-семь разных языковых и культурных общностей. А это значит, что происходило минимум семь-восемь радикальных смен культуры и языка; по-видимому, и населения, по крайней мере частично. Следовательно, выдвинутая гипотеза о преемственности между трипольем и славянами, не говоря уж об украинцах, на деле складывается из семи–восьми различных гипотез, и каждая нуждается в отдельном доказательстве.

Между тем Мосенкис из этой составной, семи- или восьмизвеньевой гипотезы выводит два предположения (гипотезы): 1) что от триполья украинцам досталась особая благозвучность речи и 2) что от триполья в украинском языке могли остаться какие-то слова.

1. Обратимся сначала к особой благозвучности украинской речи. Это раскрывается как обилие открытых слогов — чередование гласных и согласных, мало сочетаний согласных, на которых бы язык спотыкался. Но, во-первых, это было характерно и для древнерусского языка. И отразилось на полногласии русской речи: хоромы вместо храм, ворон вместо вран, берег вместо брег, молоко вместо млеко. А храм, вран, брег и млеко вошли в русский язык из церковнославянского (древнеболгарского). А во-вторых, откуда взято, что это было характерно для триполья? Мосенкис нашел, что трипольская культура некоторыми элементами напоминает эгейскую (минойскою) культуру Крита — культом быка, богини-матери. А эгейская письменность (критское письмо А) характеризуется открытыми слогами. Вот он и предположил, что и трипольская речь должна была тяготеть к открытым слогам. А значит, древнерусские открытые слоги — это трипольское наследие. Как видите, тут одна гипотеза (что украинцы унаследовали от трипольской речи благозвучие) опирается на вторую гипотезу, крайне сомнительную (что трипольская речь была благозвучной, раз такой была речь критян!); да и то, что речь критян характеризовалась открытыми слогами, тоже гипотеза.
2. Теперь рассмотрим второе предположение — что от триполья происходят украинские слова, которые Мосенкис называет субстратными (то есть из глубинного слоя). Он игнорирует то обстоятельство, что эти слова могли остаться от любого из семи слоев — усатовского, ямного, катакомбного, скифского, сарматского, германского, тюркского. Ну, последние как-то можно вычленить — мы их опознаем. А ранние — как опознать? А ведь могли, по той же вероятности, остаться и дотрипольские слова! Не говоря уже о заимствованных от соседей.

Мосенкис заявляет, что к трипольской речи должны относиться те слова, которые не имеют индоевропейской этимологии, то есть которые не получается вывести из индоевропейских корней. Сюда он отнес такие слова: батько, борвiй (холодный северный ветер), вирiй (рай), голуб, горiх (орех), горох, железо (раньше означавшее медь), жито, iскра, кермо (руль), кiбець (сокол), кiнь (конь), кобила, колиба (шалаш), крiсло (кресло), лiс (лес), малина, меч, мiдь, могила (курган), олово, печать, равлик (улитка), свинець, срiбло (серебро), спiвати (петь), теле (теленок), тиква, хлiб, имена божеств Купала, Лада, Морена и др.

Я не стану здесь разбирать, действительно ли у этих слов нет индоевропейских корней (скажем, жито — явно от жить, хлеб и меч заимствованы из готского). Но какие основания полагать, что всё это взято именно из трипольского наследия? Доказательств никаких. Даже благозвучие не работает: у многих из этих слов есть закрытые слоги.

Чтобы удревнить славянских богов, он связывает Купалу с Кибелой, хотя первое — имя славянского духа мужского рода, а второе — фригийской богини плодородия и материнства. Ничем это сопоставление не поддерживается, кроме созвучия.

Теперь можно подвести итог и сообразить, какие методы Мосенкис применил для обоснования своих идей.

1. Он связывает весьма отдаленные друг от друга явления по какому-то одному признаку — такое сходство, скорее всего, случайное.
2. Его смелые идеи имеют вид гипотез, но гипотезы хороши, когда есть несколько альтернативных гипотез и есть весомые аргументы в пользу избранной. А у Мосенкиса начальная гипотеза обычно одна, при равной вероятности еще множества альтернатив. Ясно, что он за нее ухватился просто потому, что она дает эффектные возможности.
3. Никогда он не ограничивается одной гипотезой. Одну гипотезу он цепляет за другую , а те еще за какие-то гипотезы. Эти построения практически в каждом звене цепочек гипотез резко уменьшают вероятность дальнейшего и образуют в целом чрезвычайно слабую вязь. Конечные вы-воды просто не держатся.
4. Некоторые важные гипотезы приводятся вообще без доказательств. Они должны быть приняты на веру. В расчете на будущие доказательства.
5. Никогда он не строит систем языковых явлений. Всегда сопоставления слов имеют у него одиночный характер: Купала = Кубела, Кибела. А одиночные сопоставления — это, скорее всего, просто случайные созвучия.

Хотя перед нами профессор и доктор наук, эрудированный лингвист, его произведения выглядят вполне дилетантски. Более того, может быть, именно благодаря профессиональному оформлению они выражают дилетантские приемы работ по этногенезу наиболее типично. Кстати, экскурсы в лингвистику академика Рыбакова выглядели так же (Клейн 1991). А между тем работы этого стиля ширятся и множатся. Вот с опорой на Мосенкиса вышла монография В. Г Таранца о «трипольском субстрате» (Таранець 2009). Об уровне ее свидетельствуют такие перлы, как «Анатолия близ междуречья Тигра и Евфрата» (с. 33), «матриархальность трипольской культуры» (с. 231) и, конечно, пресловутые выдуманные «укры» — древнейший предковый этнос украинцев (с. 234). То, что работы эти нацелены на увязку с украинскими предками, — местная особенность, в данном случае не определяющая: таких немало и в России (разумеется, с другими загибами — например, Ю. Д. Петухов с его «Русами Великой Скифии», К. А. Пензев с арийской кровью славян, юморист Задорнов с его умопомрачительными лингвистическими кульбитами).

А что же с трипольским языком? А ничего. По-прежнему констатируем: от триполья не дошло ни одного слова. Археологи, чьи взгляды рассмотрел Фалилеев, судили о трипольском языке на основании своих общих предположений о том, как и где должны были располагаться в древности языковые общности — если они были связаны с материальной культурой. Увы, это ничем не гарантировано. Этносы с материальной культурой бывали связаны, а бывали и не связаны.

Пока у нас нет средств заставить звучать трипольский язык.

Илиади А. И. Рец. на кн.: Мосенкiс Ю. Л. Мова трипiльської культури // Вопросы языкознания. 2003. № № 3. С. 149-153.

Клейн Л. С. Языческий подход к лингвистике // Советское славяноведение. 1991. № 4. С. 88-92.

Клейн Л. С. 2009а. Украинское освоение триполья: энциклопедия –справочник или памятник? // Stratum plus. 2005-2009. № 2. С. 593-600.

Клейн Л. С. 2009б. Українське освоєння Трипiлля: енциклопедiя–довiдник чи пам’ятник? // Археологiя. 2009. № 1. С. 109-116 (пер. русск. статьи).

Клейн Л. С. 2015а. Знатные предки // Троицкий вариант. № 7 (176) от 7 апреля 2015 года. С. 15 (перепеч. в «Генофонд.рф». 2015. Апрель).

Клейн Л. С. 2015б. Пятый элемент: гадания об астрономии и хронологии Гомеровского эпоса (рецензия на работу проф. Ю. Л. Мосенкиса) // Аристей (С.-Петербург). 2015. № 10.

Мосенкiс Ю. Л. 2001а. Мова трипільської культури. Джерела, методи, результати реконструкції. К.: НДІТ і АМ, 2001.

Мосенкiс Ю. Л. 2001б. Трипільський прасловник української мови. К., 2001.

Мосенкіс Ю. Л. 2002а. Проблема реконструкції мови трипільської культури : Дис. … д–ра філол. наук. Київський національний ун–т ім. Тараса Шевченка, 2002.

Мосенкіс Ю. Л. 2002б. Трипільська генеза милозвучності української мови на тлі євразійських мовотворчих процесів. К., 2002.

Таранець В. Г. Трипiльський субстрат: походження давньоевропейських мов : Монографiя. Одесса: Одесск. регион. инст. державн. управлення та Мiколаiвськ. инст. Нац. академiї держ. управл. при Презид. Укр., 2009.

Фалилеев А. И. Лингвистическая атрибуция носителей культуры Триполье — Кукутень. О доверии к лингвистическим построениям археологов // Colloquia classica et indo–germanica — IV (Acta linguistica Petropolitana. Труды Института лингвистических исследований РАН. Т. IV. Ч. 1). СПб.: Наука, 2008. С. 571-584.