В черных дырах и между звезд…

На экраны вышел научно–фантастический фильм о межзвездных путешествиях, черных дырах и других измерениях — «Интерстеллар». Его главной особенностью считается лучшая, чем в других лентах, проработка многих физических и астрофизических деталей. Опубликована даже книга «The science of Interstellar», написанная Кипом Торном. В ней детально разбираются многочисленные аспекты явлений, показанных в фильме. Мы попросили рассказать о науке и роли ученых в фильме Елену Мурчикову, участвовавшую в консультациях съемочной группы.

Елена Мурчикова — физик–теоретик. Окончила физфак МГУ. Тогда ее работа была связана с физикой элементарных частиц. Потом (по гранту «Династии») работала в области теории струн в Империал–колледже в Лондоне. Теперь занимается астрофизикой в Калтехе. Она помогала профессору Кипу Торну на съемочной площадке фильма «Интерстеллар». На вопрос о том, как она туда попала, Елена ответила: «Кип искал девушку с хорошим почерком, которая разбиралась бы и в струнах, и в гравитации. Оказалось, вариантов не так уж много».

Представьте себе такую картину. Знаменитый голливудский актер, лауреат двух «Оскаров», робко переминается у стены с ноги на ногу. В руке у него фотоаппарат. «Простите, профессор, — смущенно произносит он, — а можно с вами сфотографироваться?» Так Майкл Кейн обратился к профессору Калифорнийского технологического института Кипу Торну на съемках фильма «Интерстеллар».

Идея фильма появилась у Кипа Торна около десяти лет назад. Это был уникальный подход к сюжету, где правильная физика — не помеха идеям сценариста, а полноправный герой сюжета. Донести эти идеи до голливудских студий и получить одобрение на осуществление проекта, было непросто. С помощью своей знакомой–кинопродюсера и при содействии коллеги, чья дочь училась в одном университете с дочерью Стивена Спилберга, удалось организовать встречу со знаменитым режиссером. Спилбергу идея понравилась, и он согласился снимать. Когда работа над фильмом уже кипела, произошло непредвиденное. Спилберг «развелся» со студией «Юниверсал», которая к тому моменту владела правами на фильм. Проект на несколько лет оказался заморожен. Также неожиданно, как проект потерял Спилберга, он обрел Кристофера Нолана. Оказалось, тот видел сценарий и хочет его снимать, но на тот момент уже подписал контракт на очередного «Бэтмена». Пришлось ждать, ведь мало кто в Голливуде может снять фильм такого масштаба.

* * *

Мой рабочий день на студии, как и у любого члена съемочной команды, начинался в 6 утра и продолжался 13 часов или «пока не закончим». Так работают на студии: 7 дней в неделю 12 месяцев в году. На создание одной минуты фильма уходит около 8 часов съемок. Снимается всё одной камерой. Представьте сцену, где несколько человек разговаривают в комнате: сначала в кадре лицо одного, потом другого, потом общий план, потом камера скользит по комнате. Теперь повторю: фильм снимался одной камерой. Чтобы смонтировать эту сцену, ее нужно снять с нескольких десятков планов. После 5 часов прослушивания диалога с частотой раз в 3 минуты он сводил меня с ума. Актеры же, как заведенные, без перерыва и отдыха, произносили его снова и снова, да еще с видом, что делают это в первый раз. Их работа была много тяжелее, чем я думала.

Графика в фильме — это отдельный разговор. Впервые в истории черная дыра показана такой, какой мы бы ее увидели со стороны. Светящееся кольцо вокруг дыры — это свечение аккреционного диска дыры, сфокусированное ее гравитационным полем. Так будет выглядеть настоящая черная дыра, если мы ее когда-нибудь увидим. Этого не делал никто и никогда. Причем в графику добавлена аберрация линзы той самой камеры, которой снимался фильм. Кристофер Нолан настоял.

Кип Торн прикладывал огромные усилия, чтобы всё в фильме было максимально по-настоящему. Поддельный геологический отчет, из которого зрители увидели лишь несколько строчек, был составлен в полном объеме и по всем правилам аспиранткой геологического факультета. Бумаги и (закрытые!) тетради были исписаны физическими вычислениями, относящимися к проблеме, решаемой героями. Кривым и подчеркнуто неаккуратным почерком профессора Бренда писал аспирант-астрофизик, а почерком взрослой Мёрф писала я.

На студии я узнала, насколько представления о зеленом экране переоценены. Всё было настоящим. Космические корабли, которые показаны в фильме, были построены в полный размер, а некоторые в двух экземплярах – горизонтально и вертикально, чтобы снимать невесомость и спускать актеров на струнах сверху вниз. Когда стоишь внутри, а вокруг тебя подвешены предметы – книга, будто раскрывшаяся в невесомости, или инструменты, возникает какое-то сюрреалистическое ощущение.

«Вы физик, да?» — услышала я голос сзади. «Да». «А я старший каскадер, — сказал мужчина, немного смущаясь. — Сегодня не моя смена, но я решил прийти. Они сказали, что на площадке будет физик. Рад с вами познакомиться. Мне в школе очень нравилась наука, но я был недостаточно умен, чтобы пойти ею заниматься…» Так начинались почти все мои разговоры на площадке. У кого-то был перерыв, кто-то просто подходил, пока не был занят. Я с удивлением узнала, что киношные люди смотрят на ученых с каким-то трепетом и снизу вверх. «Что я… Я клоун, развлекаю людей. Будет хороший фильм – его запомнят на десять лет, плохой забудут через год. А вы ученые, вы же будто с Богом каждый день разговариваете. То, что вы делаете, это вечно».