«Я прошу свободу моей книге»…

Ревекка Фрумкина
Ревекка Фрумкина

Недавно на нашем телевидении про­шел многосерийный фильм, по­ставленный «по мотивам» романа Василия Гроссмана «Жизнь и судьба», за­вершенного автором в 1960 году. Фильм я смотреть не стала, а вот роман решила пе­речитать, поскольку не открывала его с «самиздатовских» времен.

Читала я эти 900 страниц, не отрываясь, забросив неотложные дела и многократно задавая себе вопрос о том, поче­му этот важнейший для нашего времени текст не участвует в бытии современной русской литературы. А ведь роман вроде бы входит в программу средней школы… Боюсь, что школьники его не только не читают, но и в обозримое время читать не будут – это, на мой взгляд, пища для зрелых умов.

В Отечестве роман «Жизнь и судьба» увидел свет в 1988 году — через 24 года после кончины автора. Но и в «самиздате» он поя­вился только в 1980-м — благодаря тому, что в свое время и до пе­редачи романа для публикации друг Гроссмана, поэт Семен Липкин, уговорил писателя сохранить один экземпляр рукописи в каком-нибудь «надежном» месте. Именно эта сохраненная копия в се­редине 1970-х годов, т.е. уже после смерти Гроссмана, с помощью А. Сахарова, Б. Окуджавы и В. Войновича была вывезена на Запад. Хлопотами Е. Эткинда и Ш. Маркиша роман был впервые опубли­кован в Швейцарии в 1980 году.

А ведь Гроссман вовсе не писал свой роман «в стол»!

При всех «проработках» и претензиях властей в 1960 году -когда роман был закончен и передан для публикации в журнал «Знамя» — Гроссман был известным советским писателем. Всю войну он был фронтовым корреспондентом и помимо довоенных его романов были широко известны два романа об Отечественной войне – «За правое дело» (1942) и «Народ бессмертен» (1952).

В декабре 1960 года рукопись нового романа обсуждалась в «Знамени», и роман был признан «антисоветским». А 14 февраля 1961 года роман «Жизнь и судьба» был «арестован»: пришли люди в штатском и забрали не только машинописные экземпляры, но и первоначальную рукопись, и черновики не вошедших глав, и все подготовительные материалы, эскизы, наброски, даже использо­ванную копировальную бумагу! С Гроссмана хотели взять подпи­ску, что он не будет никому говорить об изъятии рукописи, но пи­сатель отказался что-либо подписывать.

23 февраля 1961 года Гроссман обратился с письмом к Хруще­ву и попросил его разъяснить судьбу своего романа. Есть в письме и такие строки:

«Я много, неотступно думал о катастрофе, произошедшей в моей писательской жизни, о трагической судьбе моей книгиМоя книга не есть политическая книга. Я говорил в ней о людях, об их горе, ра­дости, заблуждениях, смерти, я писал о любви к людям и о состра­дании к людям…<…>Я прошу свободу моей книге…».

Хрущев не удостоил письмо Гроссмана ответом, зато писатель был приглашен к «главному идеологу» Суслову – и вот этот «визит», ви­димо, сыграл роковую роль. Суслову как раз и принадлежит извест­ная фраза о том, что роман «Жизнь и судьба» если и увидит свет, то через 200-300 лет.

Замечательный и, увы, мало кому известный сегодня писатель Бо­рис Ямпольский оставил нам безутешный и трагический рассказ о своей последней встрече с Василием Гроссманом. Ямпольский на­вестил Гроссмана в его полупустой, как бы уже ничьей однокомнат­ной квартире в «писательском» доме на углу 1-й Аэропортовской и Красноармейской – я знаю этот дом, потому что полвека живу в этом квартале…

Ямпольский сумел описать абсолютное одиночество человека, не склонившего головы.

«…Все вокруг было словно блокировано, занавеси задернуты, и мне стало душно. Первое горькое желаниепоскорей уйти, вырваться из этой несчастной, неустроенной жизни, просто тебе самому слиш­ком долго было плохо. О, как теперь в возрасте и опыте страдания, в раскаянии я чувствую тоску его в тот темный сырой вечер, когда я к нему пришел в последний раз».

Гроссман вовсе не был человеком замкнутым или как-то особо ра­нимым. Но Ямпольского он встретил запиской: «стены имеют уши».

Гроссман сам печатал на старой машинке – теперь на машинист­ку у него не было денег; его имя вычеркивали из любых «списков благодеяний», полагавшихся писателям. «Меня задушили в подво­ротне», – сказал он Ямпольскому.

…Год назад на ВВС прошел радиоспектакль по «Жизни и судьбе», за которым последовал взрыв читательского интереса к роману. Лев Додин возил свою постановку «Жизни и судьбы» в Париж – и к дню премьеры было приурочено новое французское издание романа…

Семен Липкин сохранил для нас письмо Гроссмана, написан­ное им Липкину осенью 1959 года, сразу по окончании романа «Жизнь и судьба».

«…Я не переживаю радости, подъема, волнений. Но чувство хоть смутное, тревожное, озабоченное, а уж очень серьезное оказалось. Прав ли я? Это первое, главное. Прав ли перед людьми, а значит, и перед Богом? А дальше уж второе, писательскоесправился ли я? А дальше уж третьеее судьба, дорога. Но вот сейчас я както очень чувствую, что это третье, судьба книги, от меня отде­ляется в эти дни. Она осуществит себя помимо меня, раздельно от меня, меня уже может не быть. А вот то, что связано было со мной и без меня не могло бы быть, именно теперь и кончается».

Как, оказывается, давно это было…

Подписаться
Уведомление о
guest

0 Комментария(-ев)
Встроенные отзывы
Посмотреть все комментарии
Оценить: 
Звёзд: 1Звёзд: 2Звёзд: 3Звёзд: 4Звёзд: 5 (Пока оценок нет)
Загрузка...