У меня есть файл, куда я складываю темы для колонок. Сейчас нашла там такое: «Продюсер и редактор, ученые и крысиный череп». Почувствовала себя Маяковским, который в своей статье «Как делать стихи?» рассказывал, как однажды проснулся ночью и в темноте обугленной спичкой записал на крышке папиросной коробки «единственную ногу», а утром долго думал, что это за нога и как она туда попала. Потом вспомнил, и нога стала частью «Облака в штанах»: «Как солдат, обрубленный войною, ненужный, ничей, бережет свою единственную ногу».
В моем случае всё скромнее — всего лишь текст про организацию труда. Дело в том, что за два месяца существования программы, в которой я работаю, мы успели набрать большой штат. В начале каждому из нас приходилось регулярно выполнять все телевизионные функции — искать информацию, договариваться с экспертами, ездить на съемки, монтировать, сидеть за пультом в аппаратной, расшифровывать, писать сценарии. Потом людей стало больше, и моя работа свелась к тому, ради чего меня и звали («человек, который умеет читать и писать»). Мне казалось, что это замечательно, но довольно скоро я осознала, что моя эффективность заметно снизилась: совершенно невозможно писать тексты восемь часов подряд, и поэтому их приходится писать двенадцать часов — из них четыре уходит на чтение френдленты.
Восьмичасовой рабочий день и фиксированный график — это, на первый взгляд, очень удобные вещи: во-первых, остается какое-то время на остальную жизнь, во-вторых, все на работе в одно и то же время и могут ее обсуждать. Но они катастрофически снижают КПД любой однообразной работы — то есть, как ни странно, вступают в противоречие с другим важным изобретением — идеей разделения труда.
Если у вас в подчинении есть два робота, то крайне разумно отправить одного из них производить товар, а второго — продавать его. У каждого робота будут прокачиваться соответствующие навыки, и бизнес будет процветать. А вот если у вас в подчинении два человека, у каждого из которых внутри головной мозг, а не процессор, то может оказаться гораздо выгоднее научить каждого и продавать, и производить. Хотя обучение и будет происходить медленнее, но зато потом сотрудники, каждые два часа переключающиеся с одного занятия на другое, станут более эффективно справляться с обоими. Если однообразная работа нужна от единственного робота, его удобно включить на восемь часов. Если от единственного человека — гораздо лучше обеспечить ему свободный график и не просто разрешать, а активно поощрять перерывы в работе.
Но намного лучше, конечно, организовать работу так, чтобы ежедневно заниматься разными вещами. В этом смысле, мне кажется, очень много возможностей как раз у ученых. Можно спланировать исследования так, чтобы сначала месяц готовить препараты мозга крысы, а потом месяц обрабатывать данные и писать статью, но можно, наверное, организовать всё и по-другому: два часа отколупывать кусочки черепа и возиться с микротомом, а потом два часа обрабатывать данные по вчерашним крысам.
Наверное, всё это — прописные истины, которые можно услышать на любой лекции по организации труда. Собственно говоря, они были в учебнике по биологии за девятый класс, в виде истории про Павлова, который ходил расчищать дорожки от снега и говорил, что лучший отдых — смена деятельности. Но, несмотря на это, они как-то совершенно не применяются в нашей повседневной жизни. Когда меня принимают на работу редактором, мне дают компьютер, но не дают лопату. Хотя, я уверена, это было бы очень ценное орудие умственного труда.
Анастасия Казанцева