Прихожу я недавно в магазин и вижу: стоят на полке пластиковые баночки с подушечками жвачки (по 40 подушечек в баночке — такие удобно держать в бардачке в машине), а под баночками ценник, на котором, в соответствии с современными синтаксическими обыкновениями, значится: «Орбит сочный арбуз бутылка», цена, штрих-код. А дальше, как говорит моя коллега колумнистка Керри Брэдшоу, я задумалась. Задумалась я о том, с какого перепугу можно назвать явные и бесспорные баночки бутылками. Разве что из-за того, что жвачку надо вытрясать через дырочку в крышке?
Вообще про банки-бутылки интересный сюжет. Если спросить, чем, собственно, банка отличается от бутылки, все сначала отвечают: «Ну, это очень просто, форма разная». И начинается:
— У бутылки горлышко всегда длинное.
— Да? А как насчет рижского бальзама? Помните, такие коричневые, керамические? Никто не усомниться, что бутылки, а горлышко у них короткое, короче, чем у многих банок.
— Ну, у бутылки горлышко узкое.
— У рижского бальзама или водки «Журавли», да даже у стандартной водочной бутылки — конечно. Но вспомним молочные бутылки старого образца. Не современные, от можайского молока, а те, с серебристыми крышечками из фольги. А у кефира крышечки были такие изумрудные. А что-то, ряженка что ли, было в желтую полосочку. У тех бутылок горлышко было широкое. Собственно, и сейчас всякие кефиры и питьевые йогурты продают в бутылках с широким горлышком, только пластиковых. Да что кефиры. У бутылок от вина Paul Masson горло вообще расширяется. В таких удобно крупу хранить.
— Ну сама бутылка высокая, вытянутая вверх, это точно!
— А вот и не обязательно. Бывают и бутылки пузатенькие, даже приплюснутые. На самом деле все эти признаки есть, только не всегда все представлены сразу.
У бутылки от рижского бальзама горлышко и правда короткое, зато оно узкое и сама бутылка высокая. Как и молочная бутылка, и Paul Masson. А у низеньких приплюснутых бутылок зато горлышко узкое и обычно достаточно длинное.
И еще есть интересный признак — основное предназначение. Разумеется, в трехлитровых банках до сих пор еще часто продается сок, конечно, походники при помощи воронки насыпают в пластиковые бутылки крупы. Даже если байдарка перевернется, гречка не пострадает. Но в целом очевидно, что бутылки — для жидкостей, а банки — для иных субстанций.
А теперь проведем мысленный эксперимент. Бывают такие банки, примерно по 600 мл, в которых продаются маринованные грибочки и прочие закуски, — они очень высокие и почти цилиндрические. Возьмем мысленно такую банку и отклеим от нее этикетку. Посмотрим на нее. Это, конечно, банка, любой скажет. А теперь представим себе, что диаметр донышка остался прежним (сантиметров семь), а высота увеличилась вдвое, т.е. стала около 35 см. Этот сосуд назовут явно уже не банкой, а бутылкой. Она будет похожа на бутылку от водки «Цельсий» или китайского сливового вина (та даже менее вытянутая). А если увеличивать высоту постепенно — с какого момента сосуд перестанут называть банкой и начнут называть бутылкой? Тут можно проводить исследования. Еще стоит посмотреть, повлияет ли на выбор номинации, если на сосуд наклеивать этикетку — то «Маслята маринованные», то «Вино десертное».
Можно развлечься и построить многофакторное определение бутылки, выстроив иерархию признаков и указав правила, по которым проводится граница, за которой сосуд перестает называться бутылкой. В современной лингвистике для этого случая используется обычно понятие прототипа: описывается прото-типический объект или ситуация, с которыми соотносится данное слово, причем часть признаков объекта или ситуации оказываются «слабыми», а часть — необходимыми, инвариантными. Яркий пример такого описания конкретной лексики представлен в классической работе замечательной лингвистки Анны Вежбицкой о чашках и кружках (cups and mugs). Речь идет о том, что, например, у чашки есть инвариантные признаки (она изготовлена для питья горячих жидкостей, и она достаточно мала, чтобы человек мог поднести ее ко рту одной рукой), но у прототипической — «идеальной» — чашки признаков больше: так, у нее есть блюдце, ручка и т. п. Мне особенно приятно упомянуть здесь Анну Вежбицкую, потому что это дает мне повод поздравить ее с получением Добрушинской премии.
Посмотрим еще на одну пару самых простых слов: есть и пить. Казалось бы, куда уж яснее. Однако попробуем сформулировать. Первое, что приходит в голову, — едят твердое, пьют жидкое. А бульон или кисель? Прямо из чашки их пьют, а если ложкой — никто не скажет, что пьют, скажут, что едят. Правда, если больного поить с ложечки водой, то он всё равно пьет, а не ест. Попробуем построить определение на характерных для питья всасывающих движениях. Опять не получится — не только потому, что можно втягивать макаронину. Если человек высасывает сок из мозговой косточки или артишока, никто не скажет, что он пьет. Чтобы пить, жидкость должна быть готова уже заранее, и человек поглощает ее глотками. А кстати, младенец ест или пьет молоко? Если из бутылочки, то и так, и так, а из груди — ест. Конечно, тут можно поговорить о том, что все такие противопоставления, скорее всего, не универсальны, что в разных языках и в разное время действительность членится по-разному. Можно вспомнить фразу Кушать подано и сочетание Кушать кофей: глагол кушать в языке XIX века явно был устроен не так, как современный глагол есть. Но я о другом.
Даже самый незатейливый человек не испытывает никаких затруднений при употреблении слов есть и пить, банка и бутылка (поэтому магазинный ценник, с которого я начала, для меня полная загадка). Между тем, как мы увидели, чтобы правильно использовать эти слова, надо оперировать достаточно сложной системой смысловых признаков, которые подчас весьма трудно формализовать. Эти примеры очень хорошо иллюстрируют то, чем в значительной степени и занимается лингвистика: экстериоризацией, экспликацией, моделированием языковой компетенции. Человек обычно не задумывается, как он подбирает слова, как не задумывается он над тем, почему вода, сливаясь из ванны, закручивается в воронку — и в какую сторону, почему так странно ведет себя попавшая на раскаленную сковородку капля воды. Но коли задумается — так окажется, что нужна целая наука, чтобы это объяснить.
А если кому-то понравилось решать семантические задачки, тому предлагаю сформулировать, чем печенье отличается от пирожного. Только не спешите кричать, что это очень просто. Ну? Консистенция? Размер? Сервировка и упаковка? А?
Загрузка...
наличием крема :)
В миндальном пирожном крема нет ни разу. От миндального печенья (есть и такое) отличается концентрированностью миндальности и сладкости (как-то так, на мои вкусовые сосочки)
Не знаю, насколько уместно здесь выразить свое неумение разобраться, когда я сказав англоязычной (в основном) внучке, что за рулем она ко мне не ИДЕТ, а едет, стал задумываться. Оказалось, что на корабле можно плыть, а можно идти. На самолете только лететь. Поезд (автобус) может ехать, а может идти в Москву, но я на нем еду.
Таинственная ситуация.
Напутал, ошибся — простите.
С величайшим уважением к автору. Или обязательно без “к”?
Странная статья с кучей продакт плэйсмента, высосаная из пальца. :-)
Пить – утолять жажду.
Есть – утолять голод.
Если человек хочет пить, то он бульен/суп/кисель пьет.
Если человек хочет есть, то он бульен/суп/кисель ест.
Про банки/бутылки – есть определения в словарях. Если люди путают эти понятия… чтож, бывает. :-)
Уважаемый Илья,
у Вас круг в определении:
“Пить — утолять жажду.
Есть — утолять голод.”
Но голод и жажду невозможно истолковать иначе, чем через желание есть и желание пить соответственно. Так что Ваше решение никуда не продвигает.
Что до словарей, то ведь в них не содержатся некие заведомо правильные определения значений слов, которым люди должны следовать в своем словоупотреблении. Напротив, лексикографы наблюдают за реальным словоупотреблением и пытаются на его основе построить корректные толкования, что далеко не всегда получается. Говорю как лексикограф с более чем двадцатилетним стажем.
По поводу пить/есть:
название процесса употребления во внутрь определяется целью, а не видом продукта.
Пробовать примерять эти процессы к конкретным продуктам вне контекста цели, конечно, забавно, но совершенно некорректно.
Ага, если я хочу пить (моя цель утолить жажду), а жидкостей у меня нет, но есть яблоко и для утоления жажды я решил его съесть, то я его пью, а не ем. Корректно у Вас Илья получается. :-)
А если так: банка – это такой сосуд, из которого содержимое можно достать либо (1) пальцем (например, баночка с кремом), либо (2) чайной ложкой, либо (3) столовой ложкой или вилкой (банка с солёными огурцами), причём рука в любом случае пролезает внутрь максимум по запястье (это чтобы отличить от чего-то большого, типа бачка на 30 л с широким горлом). Скажем, можно провести мысленный эксперимент: если налить внутрь что-то вроде жидкой сметаны, а потом вылить, то можно ли чем-то соскрести со стенок остатки или можно только вытрясти.
Очень симпатично, по-моему. А главное, Алексей, чувствуется, что Вы получили удовольствие, размышляя над этим сюжетом. Вот представляете, а у меня такая работа – размышлять над подобными казусами.
“Печенье” подразумевает термическую обработку как часть процесса приготовления, пирожное – не обязательно (например, “картошка”). Пирожное отличает более индивидуальный характер, часто – более сложная рецептура, счёт его идёт поштучно, а не на вес. Несколько выбивается из этого множества “миндальное”, которое тоже сразу вспомнил как нехарактерное пирожное – но и оно, действительно, воспринимается как более “гурманский” продукт.
Вообще конечно применение качественных иследовательских методов к казалось бы простым вещам – это всегда весело, а качество размышления над обиходными процессами отражает качество мышления в целом. Спасибо за повод вспомнить об этом.
1. Печенье выпекается (это уже отметил Константин). 2. В печенье ингредиенты ( если не все, то основные) соединяются в продукт до выпекания. Пирожное составляется как букет из отдельно приготовленных ингредиентов (готовых к употреблению к моменту составления)
Перечитал статью, комментарии и подумал, что однозначная определенность каждого слова не всегда стого необходма. В юридических документах, в текстах о науке необходимо использовать термины, не допускающие двусмысленности. Живая речь и язык художественного произведения зачастую тем и хороши, что допускают некую свободу понимания.
Смысл слов банка-бутылка, печенье-пирожное и т.п.,как мне кажется, перекрываются, но — согласен с автором — каждый, знающий язык, в нужной мере поймет,о чем речь.
Так же, как никогда не подумает, что бардачок это — маленький бардак в любом контексте.
Согласен. Язык тем и хорош, что многозначен всегда, даже в научных текстах (в т.ч. от того и споры с тысячелетней историей). Но приходится мириться, что часто многозначность языка вызывает во многих умах и милый бардачок и ужасный кавардак.
Часто слышу с зомбоящика “кушать водку” и действительно кушают!
Да, если в статье профессионального лингвиста “Никто не усомниться”, то куда уж дальше…
ну понятно же, что это опечатка
хотя, конечно, тот факт, что она умудрилась проскочить, говорит о сильной перегруженности редакции (
Дальше некуда, Вы правы…
Бульон (для Ильи)