Спор, возникшим между моими коллегами по «Троицкому варианту», затронул и мои интересы. Это старый спор о том, что есть наука и как определять научность. Спор, конечно, очень важный в нынешних условиях захирения и обнищания науки, засилья лженаук, когда религия и мистика агрессивно наступают на научные основы жизненной практики.
Александр Азбель с непосредственностью истинного естествоведа основным признаком науки счел то, что ее результаты порождают предсказуемость явлений и возможность ими управлять. Поэтому он вежливо попросил гуманитариев не называть себя учеными (не говоря уже о философах). Опечалившись этим, языковед и мыслитель Ревекка Марковна Фрумкина указала на то, что специалистов по точным наукам объединяет с гуманитариями наличие некоего канона методов и операций, только у гуманитариев этот канон не эксплицитен и имеет форму обычая, основанного на традиции.
Как мне представляется, критерий А.Азбеля – предсказание и управление – справедлив, но с одной оговоркой. Он справедлив для науки в целом, интегрально, но не годится для определения научности каждого отдельного исследования. И даже каждой науки. Ну, какие предсказания дает математика? Сама по себе она ничего не предсказывает – только математические средства, применяемые в других науках, способствуют предсказаниям. В начале своих исследований Фарадей совершенно не предвидел практических применений электричества. Стоит ввести такой критерий в практику, и тотчас возникнут трудности оправдания многих фундаментальных исследований. Прикладные, несомненно, выбьются на первый план (они и так успешнее в гонке за финансами), отчего наука в целом проиграет.
Позиция Р.М. Фрумкиной тоже уязвима. Обычаи и традиции – сильный фактор в формировании научных школ. Но, на мой взгляд, выдвигая обычай на роль гуманитарного канона научности, очень уважаемая мною исследовательница в сущности присоединилась к мнению естествоведа – о ненаучности гуманитарного знания. Потому что обычай не отделяет гуманитарное знание ни от философии, ни от религии, ни от лженаук (астрологии, френологии, парапсихологии, «мичуринской» биологии, «нового учения о языке»). У них ведь тоже всё основано на традиции и обычае, старом или новом.
С другой стороны, Томас Кун и физику, и астрономию тоже в сущности подчиняет обычаю, формализуя его и называя его парадигмой. Парадигма ведь не вырастает из предшествующей парадигмы, а утверждается как новый обычай. Узость парадигмы Томаса Куна при всей меткости его отдельных наблюдений давно подвергнута разносторонней критике. Недалеко от парадигмы ушли и эпистемы Мишеля Фуко.
Всё-таки мы понимаем, что развитие естественных наук не сводится к случайной смене парадигм и эпистем, что в нем есть логика и последовательность, есть прогресс. А в гуманитарном знании?
Что английское деление знания на науку (science) и гуманитарные дисциплины (humanities) имеет резон – это несомненно. Но насколько справедлива категоричность этого деления? Ведь для англичан гуманитарии – не ученые. Для них в переводе подходят термины scholar, researcher, но не scientist.
Очевидно, нужно попытаться понять, что объединяет естественные, точные и гуманитарные науки (если все они – науки), отличая их от других областей знания, и что отличает гуманитарные науки от других.
Все науки требуют эрудиции, знания материала и литературы, но это считается необходимым и для лженаук. Астролог должен знать массу накопленного знания о положениях планет, звезд и созвездий. Все науки описывают материал и конструируют схемы. Во всех науках осуществляется классификация материала. Все науки выдвигают предположения, но и это не отличает их от лженаук. Те даже предполагают и предсказывают более уверенно. Отличием науки является научный метод. Метод заключается в способах проверки гипотез для обращения их в достоверное знание или по крайней мере в такое знание, мера достоверности которого может быть установлена. В науке подтвержденная гипотеза становится либо теорией, либо фактом. Хорошая теория в пределе оборачивается частным методом.
В лженауках нет научного метода, а то, что называется в них теориями, настоящими теориями не является, так как вырастает не из проверки гипотез, а из случайных наблюдений и спекулятивных построений. Марс был связан у римлян с богом войны (отсюда и его имя); значит, его выдвижение в такое-то созвездие грозит войной. Логика есть? Ну, дальнейшее – дело формулировок и убеждения легковерных.
Теория и метод. Я прекрасно понимаю, что не все гуманитарные работы соответствуют этому критерию научности, но ведь и не все естествоведческие работы. В идеале этому критерию вполне могут отвечать какие-то гуманитарные исследования, вот они и должны считаться наукой.
Чем отличаются гуманитарные исследования от «естественнонаучных и точных»? Все названия этого круга наук – «гуманитарные», «социальные», «науки о духе» – не вполне совпадают по охвату и вообще обманчивы. Термин «гуманитарные» подразумевал науки о человеческом (искусствоведение, филологию, философию, юриспруденцию), но схожи ли они по методам? Вскоре рядом с ним встал термин «антропологические», по смыслу такой же (только от греческих корней, не от латинских), но совершенно явно он стал охватывать и науки естественные, и точные, и даже больше именно эти (наряду с лингвистикой психологию, физическую антропологию). По-разному можно изучать человека. Немецкий термин Geisteswissenschaften («науки о духе») изначально не был однозначен с гуманитарностью (например, он не охватывал историю), но потом и вовсе утратил критерий включения. Включать ли в так обозначенный круг психологию? А археологию? Это ведь наука о материальных древностях, но и о культуре.
Отделение гуманитарных наук состоятельно, только если удается найти общность и специфику группы в основном – в методе исследования. Выдвигались разные критерии. Часто говорят о соотношении субъекта и объекта исследования. Мол, в естествознании субъект исследования (исследователь) четко отделен от объекта (природы), а в гуманитарных науках (или в антропологических) такого четкого деления нет. Мне это не кажется существенным. Тут по сути все гуманитарные исследования приравниваются к интроспекции. Но этот метод применим лишь в некоторых областях, да и в них не охватывает всей методики. Вопреки утверждениям сторонников «критической теории», даже изучая себя как индивида, ученый, если он ученый и строго соблюдает методику, может рассматривать себя как посторонний объект. С другой стороны, и в естествознании во многих случаях субъект исследования самим своим присутствием и внедрением своих инструментов в объект вносит изменения в результат, и приходится добиваться устранения этого эффекта (или пересмотра с его учетом, пересчета).
Другие упирают на меру точности. Естественные науки точные, а гуманитарные – нет. И это неверно. Да, точности больше в естественных науках. Но и в гуманитарном знании много точных утверждений, а в самых точных науках есть вероятностные законы и размытые множества. Кроме того, я не вижу здесь принципиального различия в методике.
Есть мнение, что гуманитарные дисциплины основаны на системе ценностей, тогда как естествознание и науки о мышлении (математика, логика) – нет. Система ценностей, конечно, учитывается в гуманитарных науках – таких, как история и искусствоведение, это определяет систему понятий, но на методах исследования это не сказывается. Не должно сказываться. Иначе это не наука, а политика или мораль.
Более существенно другое. Все естественные науки и часть социальных рассматривают массовые объекты и конструируют обобщения. Каждый отдельный объект для них не имеет специального значения. Схожие объекты взаи-мозаменимы. Факты важны лишь для выведения закона. Скажем, так обстоит дело в социологии – это точная наука, совпадающая по методам с физикой и химией. А в истории не так. Тут каждый объект важен и сам по себе. Юлий Цезарь и Наполеон – полководцы и государи, но они не взаимозаменимы. Исследование тут ориентировано на уникальные качества факта. Законы и тут важны, но для объяснения факта. Вот эта уникальность и неповторимость объектов гуманитарного знания является важной особенностью, которая обусловливает всю структуру методики гуманитарного исследования.
В частности, проверка гипотезы в точных науках такова: к неким фактам прилагается гипотеза, из гипотезы выводятся ожидания, эти ожидания сопоставляются с другой, независимой группой фактов, совпадение означает подтверждение гипотезы. Но для действия этого логического механизма нужны сходства многих фактов (начальных с независимыми), нужна их повторяемость и массовость. Иначе невозможно проверить гипотезу на независимых фактах. Что толку подтягивать независимые факты, если они уникальны и никак не могут быть связаны с исходными? Значит, у гуманитариев проверка гипотезы иная. Она может быть дедуктивной, а не индуктивной – по согласию с существующими теориями. Возможно дробление уникального факта на мелкие элементы, которые неизбежно повторяемы. Словом, здесь иная и более сложная процедура.
Но именно наличие этого механизма делает гуманитарное знание наукой. Именно оно создает тот канон, о котором говорит Р.М.Фрумкина, – определенную сумму правил и методов работы, которыми между прочим обусловливается воспроизводимость результатов науки. Обычай тут ни при чем. Результаты, достигнутые одним ученым, в принципе могут быть добыты из того же материала и теми же методами другим ученым, и это есть одно из отличий подлинной науки. Конечно, в гуманитарном знании этого добиться труднее; возможно, здесь совпадение будет не полным, а лишь по основным параметрам, но если его совсем нет, то нет науки. Степень совпадения, достижимая в данной отрасли, определит меру приближения ее к подлинной науке. Вот ассириология была признана частью научной филологии – когда? Когда нескольким специалистам были посланы копии одной и той же надписи и они, работая независимо друг от друга, перевели ее одинаково.
А что у каждого свои подходы, свои навыки, свой талант – да ради бога, но принципы должны быть одни.
В науке, разумеется, возможны расхождения и споры. В них сказываются разные общественные идеи, но в плане реализации многие споры основаны на том, что исходные данные обычно неполны, а закрывать лакуны можно по-разному. Однако наличие методического канона всегда позволяет установить коренные причины расхождений и найти пути разрешения спора. Научные споры со временем всегда решаются.
Что же до философии, то это, конечно, не наука. Ни воспроизводимости результатов, ни научного метода (постоянной проверки), ни гарантий достоверности хоть какой-то части знания. Способ рассуждения в ней – тот же, что и в религии, только без обязательного признания сверхъесте-ственых сил, богов и чудес. Признавать их в философии можно, хотя и не обязательно, и таким образом возникает шкала постепенных переходов от философии к религии. Как в религии, философские истины нужно принимать на веру. Проверка возможна только всей практикой человечества, а это за самыми общими и банальными истинами невозможно ни формализовать, ни как-то убедить оппонента. Философские споры – вечные. Философия -это та область знания, где человек стремится интуитивно познать наиболее общие и глубокие законы мироздания и мышления, для научной проверки которых у него нет средств и которые, по гениальному парадоксу Нильса Бора, столь верны, но и столь глубоки, что противоположные им тоже верны. Поэтому философией могут заниматься либо пустомели, либо гении.
Наука же благодаря своему канону, своим правилам и доказательствам доступна всем – и гениям, и массам рядовых работников, и, к сожалению, имитаторам. К философии наука обращается за идеями для своих самых общих теорий. Она черпает не самые верные идеи – философия не может гарантировать превосходства в этом, – а самые интересные. В надежде, что они окажутся плодотворными.
Но философия никак не является наукой наук, и ее попытки навязывать свои истины в качестве научных теорий плохо кончались, как и попытки религии. Мы это проходили совсем недавно и не хотим видеть в этой роли ни самую лучшую философию, ни самую правильную религию, ни самую патриотическую мистику. Только без этой давящей надстройки можно удержать науку и ее методы на должной высоте.
Лев Клейн
Загрузка...