Сейчас из всех СМИ важнейшим для нас является ТВ. Именно оно может эффективно достучаться до всех и каждого. Но пока на российском ТВ не все благополучно. В том числе плохо обстоит дело с хорошими, оригинальными научно-популярными программами. Приятным исключением является программа «Прогресс» на 5-м канале. Журналисты, создающие «Прогресс», отвечают на вопросы ТрВ.
1. Почему так важно делать свои программы? Ведь в мире есть много потрясающих научно-популярных каналов для всех типов зрителей.
Анастасия Казанцева (линейный продюсер)
– Действительно, в мире достаточно хороших научно-популярных программ, но в России их мало. «Прогресс» ориентируется именно на российского зрителя. То есть, во-первых, мы рассказываем про российскую науку, а во-вторых, мы можем быть обнаружены в результате случайного переключения каналов. Покупка и перевод хороших зарубежных программ – важное и нужное дело, и было бы неплохо, чтобы ему уделяли больше внимания. Но делать свое всегда интереснее.
Екатерина Алябьева (корреспондент)
– Научно-популярные каналы, известные в мире, в основном выпускают продукцию двух типов: познавательно-развлекательные программы и документальные фильмы. Первые хороши по форме и подаче: легко воспринимаются, увлекательны. Но они имеют очень косвенное отношение к науке. В них вскользь упоминаются исследователи-классики и их основные теории-открытия, но исключительно в рамках школьной программы. Документальные фильмы посвящены как правило истории открытий либо построены по принципу «все, что нам известно о …» (грибах, пирамидах). Они обычно хороши визуальными эффектами, анимацией, но редко сообщают какую-либо уникальную или специальную информацию, которая не озвучена в подобных же фильмах ранее.
Для меня наиболее интересный научно-популярный формат – познавательные программы на британских общеинформационных каналах или репортажи о науке и технологиях в западных новостных программах. В них есть актуальность, динамика, хотя новой информации и здесь часто недостаточно. Изложение крайне популярное, в целом содержание банально и чаще всего предсказуемо (если речь не идет об эксклюзивных съемках значимого научного эксперимента).
Недавно руководство ТРК «Петербург -5-й канал» проводило исследование восприятия программы «Прогресс» методом фокус-групп. Оказалось, зрители воспринимают «Прогресс» как нечто среднее между «разрушителями легенд» Discovery («Прогресс», по мнению фокус-групп, сильно уступает в увлекательности и динамике) и затянутыми документальными фильмами. Фильмам о науке большинство зрителей предпочли бы фильмы про животных: они не видят разницы в содержании (sic!), а по форме – интереснее. При этом зрители отмечают дефицит новой, «удивительной» для них информации, способной повлиять на их картину мира. «Прогресс» пытается совместить изложение любопытных фактов и закономерностей с увлекательной по драматургии подачей, но в отличие от большинства западных программ – глубоко погружаясь в тему и объясняя те первопричины и механизмы, которые лежат в основе явлений, но обычно считаются по умолчанию малопонятными, слишком специальными и не нужными зрителю. Такое совмещение пока у нас плохо получается. На практике одни сюжеты выходят описательно-развлекательными, другие – специально-научными. Но есть отдельные удачные примеры совмещения. Мы учимся; постепенно становится понятнее, как этого добиться.
Второй важный момент: «Прогресс» рассказывает о российской науке. Об исследователях, продолжающих работу в России, о специалистах из нашей страны, работающих сейчас за рубежом. Мы стараемся постоянно сравнивать, как теория изучена здесь и там, как различаются эксперименты. На нашем ТВ нет другой программы, в репортажном жанре регулярно рассказывающей о российской науке (новостные репортажи обычно слишком поверхностны). Как выразился один из участников фокус-группы, «анонсируют в новостях сюжет про ученых, начинаешь смотреть – а там опять про то, какой министр их посетил. Одна политика, науки никакой».
2. Нужен ли в России отдельный образовательный канал?
Анастасия Казанцева
– Как человеку, заинтересованному в развитии научной журналистики, мне, конечно, хочется ответить, что нужен. На практике, думаю, – это утопия. Создание научной передачи стоит дороже, чем, например, ток-шоу. Создание научного канала и вовсе обойдется в совершенно невероятные деньги, которые вряд ли будут окупаться рекламой. В существующих условиях у такого канала маловероятен серьезный рейтинг. Разве что это будет не образовательный канал, а канал о научных сенсациях, созданный по образу и подобию фильма про плесень, но тогда он очень скоро исчерпает запас хороших ученых, готовых с ним сотрудничать.
Главная функция ТВ сейчас – развлекать зрителя. Научные передачи кажутся развлекательными относительно узкой прослойке людей, по роду своей деятельности привыкших к быстрому впитыванию новой информации. Я не уверена, что научное телевидение сейчас в России может быть рентабельно. Возможно, я не права, и зрительский ресурс не исчерпан, ведь во многих странах научное ТВ развивается. К сожалению, затрудняюсь сказать, в чем именно состоит та фундаментальная разница между организационными нюансами на Западе и у нас, приводящими к низкой рентабельности научно-популярного телевидения в России.
Екатерина Алябьева
– Думаю, в России пока никто не сумеет сделать образовательный канал. Мы просто не умеем делать такое ТВ – чтобы его смотрели и чтобы оно одновременно не было бессмысленным набором развлекательных приемов. Сделают, никто не будет его смотреть – и это дискредитирует саму идею. Не умеем потому, что нет спроса, – понятно, что круг замкнут. Был бы спрос (стимул) – учились бы на Западе, пробовали разные варианты на разных каналах и научились бы в конце концов. Какой стимул может быть альтернативой – не знаю.
Мария Фаддеева (корреспондент)
– Смотря для чего. Мамаши же включают своим детям «теле-няню». Главное, чтобы не вместо воспитания, а вместе с ним. Так и с образовательным каналом: важно, чтобы имелась хорошая система образования, а канал может быть дополнением к нему. Некоторые научные вещи, безусловно, становятся интереснее и понятнее тогда, когда они визуализированы. Сейчас у нас практически не снимают учебных научно-популярных фильмов для школьников. Мы бы с удовольствием снимали учебные фильмы по естественным наукам, если бы государство дало нам такой грант. И положили бы начало образовательному каналу.
3. Сейчас активно развиваются небольшие ТВ-каналы; кроме того, видеожурналистика хорошо представлена в интернете. Сам «Прогресс» доступен в сети (http://www.5-tv.ru/programs/1000047/). Не следует ли ожидать в ближайшем будущем, что научная журналистика будет представлена в основном там, а не на больших ТВ-каналах? Нужны ли ресурсы больших каналов для каких-то аспектов научной журналистики?
Анастасия Казанцева
– Интернет во многом удобнее для научно-популярной журналистики: возможность комбинации видеосюжета и научно-популярной статьи, существующая в Сети, очень хорошо сказывается на восприятии обоих. Значительная часть аудитории сколько-нибудь серьезных научно-популярных передач – люди, предпочитающие компьютер телевизору.
Тем не менее, например, «Прогресс» в Интернете смотрят всего несколько сотен человек, по телевизору – значительно больше. «Прогресс» – это изначально телепередача. В общем-то узнать о том, что «Прогресс» есть в Интернете, можно только или из объявления ведущего в конце программы по телевизору, или если встретится упоминание о нем в блоге.
Не стоит забывать, что Интернет вообще, а тем более домашний, достаточно быстрый для просмотра видео, есть у значительно меньшего количества людей, чем телевизор. Поэтому меня больше обрадовал бы обратный процесс -переход научно-популярной журналистики, зародившейся в Интернете, на телеканалы. Но если говорить об идее создания специального научно-популярного канала, то пока он сможет быть только маленьким.
Екатерина Алябьева
– Не вижу смысла делать специальное ТВ о науке для специальных (понимающих) людей. Понятно, что аудитория небольших каналов или интернет-сайта – образованнее, более целевая, лучше способна оценить продукт. Но телевидение по определению массовый жанр. Задача – просвещать, вызывать интерес (которого не было), отклик. И это намного сложнее и интереснее, чем работать с понятной и подготовленной целевой аудиторией.
Мария Фаддеева
– Мы не считаем, что наука должна быть достоянием только тех, кто специально нашел статью или фильм на маленьком канале или в сети. Мы считаем, что науку необходимо продвигать на массовых каналах, чтобы вызвать у людей интерес. А за более глубокими и более подробными данными они тогда и сходят в Интернет.
4. Какова целевая аудитория «Прогресса»? К какой аудитории обращены в основном научно-популярные сюжеты и программы на нашем ТВ? Есть ли здесь какой-то перекос?
Игорь Макаров (ведущий и корреспондент)
– Если брать широко, то целевая аудитория «Прогресса» – это все, кому интересен передний край науки и технологий, кому интересны те тенденции, которые незаметно и очень быстро меняют повседневную жизнь. Отсюда – наше внимание к науке не просто как к абстрактной и отвлеченной стороне жизни общества. Цель программы – сделать проблематику научной жизни интересной и доступной для понимания рядового зрителя, передать «дух прогресса», плодами которого мы, не задумываясь, пользуемся; показать в том числе и потребительскую значимость открытий и разработок. Наука сейчас действительно находится на периферии общественного внимания. И эта взаимная сегрегация не идет на пользу никому. Общество отучается видеть в науке фундамент для своего развития. Отечественная наука без внимания и финансовых ресурсов сдает позиции на мировой арене, выбивается из актуальных направлений.
Если верить социологам, наша аудитория в массе своей мужская. В основном это мужчины до 3540 лет, с высшим образованием. Но нас также смотрят школьники, студенты и люди более старшего возраста. Формат передачи специально создавался для того, чтобы охватить максимально широкую социальную и возрастную аудиторию. «Прогресс» – это еженедельный тележурнал о науке. А в журнале (если это не спецвыпуск) невозможно, да и не нужно посвящать большую часть сюжетов одной теме. Будет скучно. Отсюда разнообразное тематическое наполнение верстки. Темы сгруппированы по постоянным рубрикам.
Главная тема – это критическое рассмотрение актуальной общественно значимой или фундаментальной проблемы из мира науки. Например, подготовка и запуск экспериментов на БАК в ЦЕРНе, механика мирового финансового кризиса, мифы и реальность глобального потепления, верующие ученые и креационизм, молекулярные механизмы старения, водородная экономика и ее ограничения, обучение языку слепоглухих детей, кризис антибиотиков и перспективы использования бактериофагов и т.д.
Актуальный репортаж – самое интересное, что произошло в науке за прошедшую неделю. К примеру, вручение Нобелевских премий, допинговые скандалы в спорте, первый пациент, вылеченный от СПИДа, саммит G20, долларовая экономика и альтернативные резервные валюты, авиакатастрофы и подготовка пилотов/диспетчеров, арктические экспедиции и борьба за шельфы.
Истории открытий / Герои и памятники прогресса. Например, пенициллин, наркоз, телеграф, нейлон, дизель и т.д.
Как это делается – происхождение простых вещей. Как разведывают и добывают нефть, как пекут хлеб, выращивают бананы, делают духи, проводят фокус-группы и т.п.
В прежнем формате (фокус-группы его признали слишком сложным – сейчас предельно упростили, в программе остались только сюжеты) еще было интервью и собственный эксперимент. Интервью позволяло приглашать в студию «созидателей прогресса» -от Нобелевских лауреатов до крупных ученых, инженеров и бизнесменов, работающих на переднем крае науки и технологий. А в рубрике «эксперимент» мы своими руками воссоздавали исторические опыты, изменившие ход науки.
На российском ТВ научно-популярные программы в основном представлены переводными фильмами и программами западных каналов (Discovery, National Geographic, BBC). Отечественные передачи делают ставку либо на молодежно-развлекательный сегмент («Галилео» по сути аналог западного «How do they с!о it?», «Как это делается?»), либо на более возрастную (от 35-40 лет) и узкопрофессиональную аудиторию («Гордон», «Очевидное-невероятное», «Цивилизация»). Особенность «Прогресса» – преимущественное внимание к отечественной науке, рассмотрение даже западных материалов с точки зрения российского зрителя, обязательный перевод «их проблем и решений» на язык «родных осин». В отличие от ток-шоу, «Прогресс» -это репортерская программа, упор мы делаем на актуальный репортаж. Вместо того, чтобы приглашать ученых в стерильный телецентр и абстрактно рассуждать о науке, мы идем к ним – в лабораторию, в экспедицию, в поле, чтобы показать, где и как они пришли к своим выводам, стараемся передать зрителю ощущение развивающейся в реальном времени экспериментальной науки.
Екатерина Алябьева
– На практике получается, что «Прогресс» (данные TNS Media, возраст 18+, дети не учитываются) вызывает больший интерес у мужчин 25-45 лет, чем у других групп. Но мы продолжаем ориентироваться на более широкий круг. Сюжеты различаются существенно в этом смысле. Нет четкой задачи понравиться конкретной аудитории по возрасту, полу или уровню образования. Но для меня лично важно, чтобы программа была интересна и хорошо образованным людям, в том числе специалистам в освещаемом вопросе. Не думаю, что популярное изложение как-то противоречит этой идее.
5. Считаете ли вы, что научная журналистика – совсем особая область и людям для работы в ней нужно иметь какие-то особые качества или подготовку? Может ли, например, журналист сегодня успешно снять сюжет про олимпийское пятиборье, завтра -про угоны дорогих автомобилей, а послезавтра – про российское участие в проектах CERN?
Анастасия Казанцева
– В каком-то смысле каждая область – особая, и для каждой нужны качества, без которых работать тяжело или даже невозможно. Для научно-популярной журналистики подобное качество – готовность воспринимать новую информацию. Совершенно невозможно получить такую подготовку, чтобы заранее все знать. Но возможно получить подготовку, которая позволит более-менее эффективно разбираться в процессе.
Я считаю, что журналист может успешно снимать сюжеты на разные темы. Он не становится профессионалом в каждой теме, он просто разбирается в ней немного лучше, чем зритель. Но только, конечно, не каждый день: два сюжета в месяц – предел скорости для качественной работы. В лучшем случае – три, если темы не сложные.
Екатерина Алябьева
– Качества – да: способность быстро вникать в новый материал, выделять главное и, самое важное, – проводить часы за статьями и за разговорами со специалистами.
Мария Фаддеева
– Лучше, чтобы про ЦЕРН журналист снимал, хотя бы проштудировав заново пару учебников по физике. Я постоянно замечаю в сюжетах о науке в новостных или иных ненаучных по профилю программах безобразные географические, физические, биологические и прочие ошибки. Такие, для избежания которых не нужно быть ученым. Надо просто помнить, хотя бы на «тройку», школьную программу. Дело в общем уровне образования и в том, насколько хорошо люди готовятся к тем или иным материалам.
6. Что ученому нужно знать до контактов с журналистами? Как отличить хорошего журналиста от плохого? Ведь не секрет, что многие ученые после первого неудачного опыта интервью наотрез отказываются от следующих.
Игорь Макаров
– На самом деле отличить хорошего журналиста (а они есть!) от плохого довольно просто. Достаточно предварительно поговорить с ним по телефону и попросить предоставить вопросы для беседы и интернет-ссылки на уже опубликованные статьи или снятые репортажи. Кроме того, неплохо посмотреть пару выпусков программы, чтобы сориентироваться в формате. Часто взаимное неудовольствие ученых и журналистов происходит именно из-за непонимания формата передачи. Ученые обижаются, когда им говорят что в сюжете (6-8 минут) эпизод с их участием займет 2-3 минуты, а интервью, которое снимается 20-30 минут, в эфире продлится только 7. Кажется, что это очень мало. Ну что можно рассказать за это время? Логика примерно такая: «Я занимаюсь своей темой всю жизнь и все равно ничего не понимаю, а тут вы хотите все ужать в минуту». И вместо того, чтобы кратко рассказать об основном выводе из собственного исследования (даже 3 минуты – это, правда, очень много, целый новостной сюжет на ТВ), излагают историю физики от Ньютона или биологии от Левенгука (потом обижаются, что не вошла).
Но главная проблема скорее в том, что очень большой процент ученых в России в принципе не хотят или не считают нужным рассказывать о своей работе широкой аудитории. Отсюда отношение к журналистам как к папарацци, которые хотят что-то подглядеть, украсть и обязательно переврать, представить в сенсационной форме (журналисты, конечно, тоже виноваты, но есть газета «Жизнь», а есть «Коммерсант»). Типичная реакция: «Телевидение? Да вы только голые задницы показываете!» Объясняешь: «Хотим сделать сюжет про ваши исследования!» В ответ – ни да, ни нет, перенос съемок под разными предлогами . Через месяц герой исчезает, сославшись на хроническую болезнь или занятость. А потом, когда сюжет выходит с участием его коллег из других институтов, герой вдруг проявляется! В Интернете. И находит время, чтобы неделями ругать бестолковых журналистов, которые его не спросили и сняли полную ерунду. Лучше бы все-таки снимали про задницы!
Снимать нашу науку и наших ученых трудно. Работать с западными университетами и лабораториями куда проще. На сайте любого научного института есть список текущих исследований с результатами, именами авторов и контактными телефонами/адресами электронной почты. Как правило, у самих ученых есть презентационные материалы (съемки экспериментов, фотографии и популярные презентации о сути работы), которые они могут заранее выслать для ознакомления. Но главное – это отношение, заинтересованность в сотрудничестве с научными журналистами. Мы много раз брали интервью у Нобелевских лауреатов (Марио Капекки, Джеймс Уотсон, Люк Монтанье), и все они неизменно находили время для того, чтобы подробно рассказать русским журналистам (которым они в общем-то ничего не должны) о своих исследованиях. Часто они подчеркивают: ученые обязаны отчитываться перед обществом, так как тратят общественные деньги. Для зарубежных ученых статьи в популярных изданиях (New Scientist, Scientific American и т.д.) или репортажи об их работе на ТВ не менее значимы, чем публикации в Science или Nature. Ведь потенциальные спонсоры их будущих исследований скорее узнают о них от журналистов, чем из узкопрофессиональных журналов. Поэтому научная журналистика на Западе -это во многом двигатель прогресса, элемент полноценной научной среды, которая пока, к сожалению, отсутствует в России.
Екатерина Алябьева
– Не вижу никакой проблемы. Журналисты разные, и это нормально. Если ученый во время предварительного разговора по телефону сделал неправильный вывод о том, как корреспондент будет строить материал, – это вина ученого. Если его обманули – я абсолютно уверена, что в подобной ситуации правильно жаловаться публичным образом (например, написать краткий пост в Интернете с именами журналистов).
Проблема в другом: у российских ученых (в отличие от западных) зачастую совсем оторванное от жизни представление о тележурналистике. Каждому второму представляется, что про него нужно снять большой документальный фильм; все, что он говорит, должно войти в текст со всеми специальными подробностями. Другая крайность: ученые в принципе негативно относятся к жанру телерепортажа и уверены, что ничего хорошего про их работу журналисты сделать не могут. Как с этим бороться? – Вносить вклад в развитие информационного поля научно-популярной журналистики, например, в Интернете. Больше говорить о ней и о ее разном качестве, и высказываться должны ученые. А они пока пассивны (за исключением тех псевдоученых со степенями, что хвалят фильм «Плесень» на сайте Первого канала).
Мария Фаддеева
– Задать журналисту три вопроса из школьной программы по профильной дисциплине. Определить степень адекватности и лживости-правдивости интуитивно. И потребовать свою часть сюжета на вычитку.
А для тех, кто уже обжегся в работе с журналистами, лучше заключить со СМИ договор – что съемка будет проведена только в том случае, если перед выпуском сюжета его текст будет проверен данным ученым на научные ошибки.
7. С кем бы вы предпочли делать сюжет: с сильным ученым, внесшим существенный вклад в описываемую проблему, но при этом страшно сухо говорящим или пугающимся камеры и т.п., или с гораздо более презентабельным ученым, который, хорошо разбираясь в проблеме, сам к конкретной работе не имеет отношения?
Екатерина Алябьева
– Эти два типа ученых хороши для разных жанров. С первым невозможно записать интересное интервью в виде диалога, второй для этого идеален. Но в сюжете, который намного динамичнее монтируется, я предпочитаю первый вариант (он все равно сложнее по производству, но куда более оправдан). Говорит сухо – разбавляем закадровым текстом. Пугается камеры пишем его не прямо на камеру, а в повседневной работе, за которой камера наблюдает со стороны. Все-таки важна роль личности, «героя» науки, который непосредственно проводит исследования, без этого сюжет невозможен. Исключение -это когда ученый совсем не умеет сформулировать суть научной проблемы или хотя бы ее часть в нескольких предложениях. Это, увы, частый случай. «Что вы изучаете? – Я изучаю, как белки NN2XY проходят через мембрану такой-то клетки. – Для чего это важно понять? Что это нам объясняет? Какую закономерность вы видите? – Не понял вопроса. – Хорошо. Каков вывод вашей работы по изучению белков NN2XY? – Они проходят через мембрану клетки, благодаря тому что аминокислота 2XY у них такая же, как у белка MM2XY». Тогда мы полностью говорим о его работе за кадром.
Анастасия Казанцева
– Мы постараемся снять и того, и другого. Второму предоставим немножко больше эфирного времени, чтобы из его речи зритель понял суть проблемы, из первого возьмем немного эфирного времени, чтобы его страх перед камерой не бросался в глаза, а за кадром опишем важность его вклада.
Мария Фаддеева
– Если первый, сухоговорящий человек весьма известен, то его появление в кадре устроит нас независимо от того, как он будет говорить. Главное – чтобы сказал по существу.
8. Представьте, что вы узнали о том, что где-то выполнена очень важная актуальная научная работа. Но вот только рассказать о ней трудно, поскольку тема сложная. В итоге возникает выбор – выбрать два пункта из: коротко, доступно, абсолютно корректно. Что вы выберете? Или просто не возьметесь за сюжет, если встал такой выбор?
Анастасия Казанцева
– Это не редкая проблема, в той или иной степени мы ее решаем при подготовке каждого сюжета. И, соответственно, не существует готового решения. Каждый раз происходят бурные войны за сокращение и удлинение, за большую корректность или большую ясность. Получается что-то промежуточное, иногда более удачно, иногда – менее. Но если тема действительно очень сложная, то мы за нее не возьмемся, потому что ее не поймет сам корреспондент, а как же ему тогда снять сюжет? Допустим, про теорию струн мы никогда ничего не говорили. Мы не настолько хорошо понимаем, что это такое, чтобы о ней говорить, хотя теоретически, конечно, согласны, что это очень значимая для физики концепция.
Екатерина Алябьева
– У меня другие критерии: легкость визуализации темы. Если в эксперименте есть что наглядно показать зрителям, я, точно, не откажусь о нем рассказывать. Просто на адаптацию текста для зрителей уйдет больше времени. Но так получаются самые крутые сюжеты. Абсолютно корректно -менее важно, чем чтобы зритель хоть что-то понял. Частью идеи эксперимента я готова пожертвовать. В сюжетах об экспериментах ЦЕРНа моему коллеге пришлось пожертвовать всем наиболее интересным для него и рассказать упрощенно о паре центральных идей. Это, я считаю, правильный подход, не исключающий того, что нужно стремиться рассказать и понятно, и в полной красоте большой теоретической науки – это идеал.
9. Какие из ваших выпусков или сюжетов вам наиболее дороги?
Мария Фаддеева
– Мне нравится сюжет «биохимия счастья»; мы там старались развенчать путешествующие из программы в программу по всему телевидению «эндорфиновые» и «адреналиновые» мифы – рассказать о том, как на самом деле действуют эти гормоны и что из того, что обитает в мозгах обывателей, является бредом, а что приближается к действительности. К примеру, адреналиновой наркомании не бывает. Ощущение кайфа вызывается не выбросом в кровь адреналина, а сопутствующим выбросом эндорфина.
Был отличный сюжет про «кризис». В нем мы опять объясняли людям механизмы.
Почему из-за того, что какие-то нехорошие люди в Америке не вернули ипотечные кредиты, у нас в России произошел крах финансовой системы, а на предприятиях начали увольнять людей. Мне кажется, сюжет удался. И комиссии журналистской премии «Золотое перо» тоже так показалось (прим. ред.: Сюжет получил премию в номинации «деловая журналистика»).
Анастасия Казанцева
– Мне дороги те сюжеты, в создании которых я принимала участие. Не потому, что я такая самодовольная, а потому, что у меня есть возможность наблюдать, как совершается чудо. Это похоже на то, что происходит в науке, когда из множества разрозненных и противоречивых данных в конце концов вырастает красивая и логичная концепция. Перед выходом сюжета мы располагаем большим количеством видеоматериалов, в том числе скучных, разрозненных, блеклых, непонятных. Из них складывается долго и трудно, как паззл или как бусы, сюжет, который интересен неспециалистам и который несет в себе правильную и интересную информацию. Мне очень нравится.
Вопросы задавал Сергей Попов
Загрузка...