Между прочим, в землях поюжнее весна — время сумбурного цветения и перелива красок. В наших черно-белых широтах о ее наступлении поют ручьи. Главный ручей моей жизни сбегал от памятника Гоголю к тому месту, где от бульвара отрастал Сивцев Вражек. Вода скучает по водоплавателям. В моем случае кораблем служила щепка поострее и посноровистее. Мы устраивали соревнования по прохождению на скорость порожистого маршрута. Вода точила слежавшийся снег, прихватывала комочки грязи, обгоревшие спички, окурки, которые лепились в сорные плотинки. Щепка утыкалась в них, и тогда разрешалось легонько подтолкнуть ее…
Метка: Между прочим
Про археологию
Между прочим, после окончания первого курса полагалось пройти летнюю практику. Большинство сокурсников отправились в стройотряд зашибать немалую деньгу в колхозном Казахстане. Я же поехал в археологическую экспедицию копать Танаис — самую северную в мире греческую колонию, расположенную в селе Недвиговка между Ростовом и Таганрогом. В первый и в последний раз в жизни я был оформлен «рабочим». Денег почти не платили, зато было интересно.
Про горы
Между прочим, я родился на равнине, у которой нет ни начала, ни конца. Уместившиеся на ней холмы и взгорки кажутся лишь мизерным отклонением от генерального плана плоскодонной России, по которой катись — не хочу. Такой рельеф благоволит первопроходцам. Самым высоким местом, куда я забирался, долгое время оставались Воробьёвы горы. Название звучало уничижительно, и склонные к преувеличениям коммунисты переименовали их в Ленинские. Смех да и только!
Про университеты
Между прочим, в старших классах школы я хотел быть писателем или даже поэтом. Или, что еще лучше, и писателем, и поэтом. Мама советовала поступать в Институт военных переводчиков, но я ее предложение отверг. К тому времени мой воинственный запал был навсегда растрачен в играх с солдатиками. На писателей и поэтов нигде не не учили (в Литинститут принимали людей уже чуть посолиднее и с публикациями). В связи с этим я остановил свой выбор на журфаке МГУ…
Про кино и кинотеатры
Между прочим, когда я был совсем маленьким, за мной присматривала бабушка Аня. Отправляясь за продуктами, она брала меня с собой. На обратном пути захаживали и в зоомагазин. Там я разглядывал не предназначенных для насыщения отсвечивающих перламутром рыбок. Они шевелили плавниками, будто балерины руками, и молча ожидали криков «браво!». Вместо них разноперый попугай Жако картаво декламировал из-за металлических прутьев своей клетки: «У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том…» Рыжая белка ничего не ожидала — вертелась и вертелась в своем чертовом колесе. Напротив зоомагазина располагался кинотеатр «Юный зритель»…
Про издательства и их редакторов
Между прочим, когда я начинал свою профессиональную карьеру, авторы трепетали перед редакторами — персонами важными, привередливыми и облеченными цензурной властью. Редакторша из «Восточной Литературы» вот так выговаривала прекрасному искусствоведу: «Вы там поосторожнее со своими теориями! Вам зарплату за то платят, чтобы вы марксистами были». Вот перевел я средневековые буддийские предания и понес машинописную рукопись в ту же самую «Восточку». Директор ее одобрил. Но директор директором, а книгу редактируют редакторы…
Про земляков
Между прочим, было и такое время, когда меня еще вызывали повестками в военкомат. Я знал, что мы друг другу чужие, и продолжал вести рассеянный образ жизни. Получая повестку, я отправлялся в Историческую библиотеку, где переводил японские средневековые предания о буддийских праведниках, которые пальцем и мухи не тронули. Но однажды я снял телефонную трубку — и вкрадчивый женский голос произнес: «Да вы нас не бойтесь, мы только присвоим вам звание старшего лейтенанта и тут же уволим в запас». Такой разговор мне понравился, и я впервые отправился в военкомат…
Про писателей
Между прочим, великий борец с беспризорностью Антон Семёнович Макаренко незадолго до своей смерти выступил с такой зажигательной речью: надо не только сирот помещать в детский дом, но и детей при живых родителях заключать туда же, поскольку «семья в значительном своем проценте такова, что не в силах обеспечить надлежащее воспитание ребенка». В данном случае его пафос имел свои резоны, поскольку выступал он перед советскими литераторами…
Про острова
Между прочим, в детстве я прочел «Робинзона Крузо» с упоением. И как мне тогда захотелось поселиться на необитаемом острове! Ходить в школу не надо, родительский надзор отсутствует, а это значит, что кровать можно не застилать, зубы и ботинки не чистить. Свобода! Там, на необитаемом острове, всегда тепло, ушанки не требуется, а попугаи умеют бегло разговаривать по-нашенски. Подстрелил из рогатки кабана — вот тебе и обед. Живи не хочу! Не я один мечтал о таком острове. Вкрадчивый мужской голос подзуживал меня по радио: «А какую книжку ты возьмешь с собой на необитаемый остров?..»
Про грибы
Между прочим, когда-то мой грибной сезон начинался на Гоголевском бульваре. Первые шампиньоны появлялись в мае. С утра пораньше, еще до школы, я отправлялся на бульвар и собирал грибы в круглое легкое лукошко, сплетенное китайцами из какой-то жесткой травы. Моими конкурентами были злобные пенсионеры, которые, начитавшись злобных газет, вывешенных на специальных стендах вдоль всего бульвара, суковатыми палками гоняли меня с газонов…
Про море
Между прочим, в первый раз я оказался на море после окончания шестого класса. Только что умерла бабушка, и в качестве утешения маме дали для меня бесплатную июньскую путевку в пионерский лагерь «Чайка» в Евпатории. Мама работала в военном журнале, лагерь принадлежал Министерству обороны. Военных в стране насчитывались миллионы, получить путевку было не так просто. В данном случае ее добыла мне бабушка. Ехали в душном поезде. В плацкартном вагоне мне досталась верхняя полка возле туалета…
Про цветы и букеты
Между прочим, у меня есть замечательный знакомец — японский профессор, который занимается изучением роли цветов в разных культурах. Красивая тема! Как-то раз он стал допытываться у меня, какие цветы в России в почете. Я ему поведал про букеты роз и тюльпанов, которые принято дарить на женский праздник 8 Марта. Он удивился — про такой праздник слыхом не слыхивал. Потом я понес отсебятину и добавил: «А сам я больше всего люблю цветы полевые». Профессор посмотрел на меня переоценивающим взглядом: «Да у вас аристократический вкус!»
Про значки, медали и ордена
Между прочим, когда я родился, война уже закончилась, но фронтовики никуда не делись. Каждый мужчина воевал, у каждого имелись боевые награды. По большим праздникам мужчины цепляли их на грудь, медали наезжали друг на друга и бренчали, словно сталкивающиеся шары на новогодней елке, а пиджаки обвисали от тяжелого металла. Конечно, мальчишки завидовали фронтовикам — мальчишкам таких наград не давали. Обидно. Однажды я тайно вытянул из заветной коробки с семейными драгоценностями отцовскую медаль «За отвагу», привесил на любимую красную кофту и вышел на улицу, ощущая себя героем…
Про мечты и мечтателей
Между прочим, многое можно запретить, многое даже уже и запретили, но мечтать ведь всё равно не запретишь… Когда я учился в младших классах, телевизор был диковинкой, да и передачи длились недолго и начинались только вечером. Зато радио вещало с шести утра до полуночи. После исполнения гимна Советского Союза всем полагалось крепко спать, чтобы проснуться под те же самые торжественные звуки. А днем из ламповых приемников и доживавших свой век черных репродукторов регулярно неслось: «Утверждают космонавты и мечтатели, что на Марсе будут яблони цвести!»
Про шахматы
Между прочим, я рос без отца, и брат моей мамы, дядя Витя, научил меня многому, без чего мальчишке было не прожить. В том числе удару «сухим листом», коллекционированию почтовых марок и шахматам. Мне страшно нравились эти лаковые фигурки, умело выточенные на токарном станке. Однако абстрактное мышление у меня было развито недостаточно. «Король» с «королевой» не вызывали вопросов, но вот «слон», у которого с настоящим слоном из зоопарка никакого сходства не было…
Про огурцы и огурчики
На переломе весны и лета, когда цветут и уже отцветают вишни и яблони, мои мысли и чувства устремляются к огурцу. Россия, как всякому известно, — родина не только слонов, но еще и многих других замечательных вещей, но, как мне кажется, никто еще научно не доказал, что она — родина огурцов. И как они там в Киевской Руси без огурцов жили — ума не приложу. Таким образом, делаю я вывод, из-за границы к нам приходило не только дурное…
Про Рафу и Витю
Между прочим, сразу после той давней войны жили-были два друга — Рафа и Витя. Рафа был евреем, а Витя — русским, но оба обитали в одной и той же коммунальной квартире. Ребята учились в одном классе и получали одинаковые пятерки, которые приятно круглились в дневнике. При сборе макулатуры Рафа делился с Витей залежами газет. Витин же папа работал в домоуправлении и делился с нашими друзьями проржавевшими трубами, так что и по сбору металлолома Рафа с Витей ходили в передовиках. Обоих ставили в пример как образцовых пионеров.
Про цирк и циркачей
Между прочим, для человека ученого чудес не существует. Он не бубнит: «Чудны дела Твои, Господи!» Для человека ученого есть явления познанные, а есть непознанные. Ученый стремится познать непознанное, то есть борется с чудесами. Поборов и опубликовав статью, остается доволен. Я и сам таков, но часть души все-таки хочет чего-то нездешнего. Цирк как был, так и остается для меня чудом. Никогда не хотел знать секретов фокусника, мне нравилось оставаться в дураках. Вообще-то мне никогда не нравилось это ощущение, но цирк — исключение…
Про библиотеки
Между прочим, я учился в чудесной московской школе под номером 59. Эта бывшая гимназия сложена с любовью и тщанием, удобно и прочно. Я поступил туда в 1958 году, когда со времени постройки прошло больше сногсшибательного полувека, но тяжеленная парадная дубовая дверь с резьбой всё равно сдюжила, а медная ручка даже прибавила в блеске. Внутри так же лоснились отполированные тысячами задниц перила, кое-где отдыхал и старинный паркет. В кабинете физики покоились дореволюционные приборы, в биологическом — правдоподобные чучела мелких животных и птиц…
Про пишущие машинки и их машинисток
При редком теперь упоминании «машинистки» у меня сладко замирает сердце, ибо когда-то машинистки были важнейшей составляющей моей жизни. Кроме того, слово «машинистка» прочно ассоциируется с нежностью и романтикой, а это, согласимся, каждому приятно. Ни разу не встречал машинистку-мужчину. Видимо, и не мог встретить. Язык — тому порукой. «Машинистка» живет только в женском роде. Будучи переведена в мужской, она указывает на водителя паровоза. С машинистками я как следует познакомился, когда поступил в аспирантуру…
Про Анапу
Между прочим, 1980 год выдался для страны неординарным — тем летом в Москве случилась Олимпиада. Меня туда мобилизовали в качестве переводчика. Мне досталось работать с фирмой «Никон», которая давала журналистам напрокат произведенные ей фотоаппараты. Брать с них деньги запрещалось, ибо в то время, согласно заветам Пьера Кубертена, олимпиады считались мероприятием некоммерческим. Но переводческих услуг я оказать не успел: на второй день работы отравился «Фантой» из автомата, установленного в пресс-центре на Зубовской площади…
Про одежду и головные уборы
Между прочим, в молодости я одевался не только бедно, но и небрежно. Из-под пятницы регулярно торчала суббота, вместо ремня я использовал веревку, ботинки не чистил. В то время я принадлежал к безбытной части советской интеллигенции. Она полагала, что дух важнее материи, из которой пошита одежда. «Вы еще не академик, чтобы так шиковать!» — упрекнул меня маститый ученый. На локтях его рубашки обозначились дырки. Маститый ученый считал, что право на дырки нужно заслужить…
Про зарплаты
Между прочим, свой первый гонорар я заработал в 1977 году за статейку в журнале «Азия и Африка сегодня». Статейка была ничтожной, но гонорар вышел ощутимым — около 100 рублей, что было эквивалентно моему тогдашнему месячному доходу. Гонорар значительно превышал знания и усилия, необходимые для написания таких статеек. Поэтому опубликоваться в советскую эпоху было непросто, людей с улицы беззастенчиво заворачивали обратно. В то время получать гонорары было приятно…
Про мастеров своего дела
Между прочим, в 1972 году добрый родственник подарил мне на свадьбу шикарный отрез — тонкая темно-синяя шерстяная ткань с нитевидной красной полосочкой. На семейном совете было решено шить мне костюм. Подруги жены, модницы, подыскали портного. Они аттестовали Пал Гаврилыча как отменного и дорогого портного. Мы жили в самом центре Москвы, на улице Горького. Пал Гаврилыч обшивал людей неподалеку, в гостинице «Армения» в Столешниковом переулке. Путь туда был полон достопримечательностей…
Про средства передвижения и их пассажиров
Между прочим, все японцы носят на публике марлевые маски. Говорят, чтобы меньше болеть. Но я-то знаю, что это отговорки. На самом деле маски им нужны совсем для другого: чтобы сократиться с курением и меньше разговаривать с незнакомцами в транспорте. Лично я не свел ни одного знакомства в японской электричке. Японцы считают, что электрички нужны для другого…
Про королеву Елизавету
Между прочим, школьная география не была моим любимым предметом. География филателистическая — вот это да! Коллекционирование почтовых марок было всеобщей мальчишеской страстью. Их продавали в магазине «Плакат» на Старом Арбате, в двух шагах от ресторана «Прага». «Развивайте свиноводство! Нет на свете краше птицы, чем свиная колбаса!» «Миру мир!» «СССР — могучая спортивная держава!»… Марки СССР мало чем отличались от плакатов. Наверное, их рисовал один и тот же художник. Маленький Ленин походил на херувима, но от запаха ладана в церкви меня подташнивало…
Про историю и историков
Между прочим, в свое время я славно попутешествовал по бескрайним российским просторам — на своих двоих, на байдарочных веслах. В поездах, которые по скользким рельсам несли меня в бесконечность, перемещались другие люди по другим делам. Все были с каким-нибудь добром — огромными чемоданами, безразмерными сумками, пухлыми авоськами. В прокуренном тамбуре делились последними новостями, в общем вагоне кто-то горланил частушки — пьяных слов было не разобрать. В другом поезде наяривал на гармошке цыган с проволочными черными кудрями…
Про дачу — 2
Мама приезжала на дачу только в субботу вечером — до пятидневки еще не додумались. Встречать ее на автобусную остановку, расположенную на вершине холма, я выходил заранее. По пути собирал землянику на обочине дороги и нанизывал ягоды на травинку, которая становилась похожа на нарядную нитку с дикарскими бусами. Я был в замызганной майке и черных потертых сатиновых шароварах, мама — в жакете и клетчатой авантажной юбке, выглаженной в расчете на заинтересованного горожанина…
Про дачу
Между прочим, я родился в 1951 году в Москве, там и ходил в школу № 59 в Староконюшенном переулке. Мне неплохо жилось в городе, но счастье наступало летом. После стужи, темени, весеннего авитаминоза и школьной муштры — три месяца солнца и свободы. Нигде в мире нет таких длинных каникул, за которые преподанные тебе науки забываются столь прочно. Зато это время дарило ощущение такого огромного счастья, которого тоже нигде не сыскать…
Про телевизор
Между прочим, мои родные купили телевизор первыми в нашей перенаселенной коммуналке на Сивцевом Вражке. Это было давно, в 1959 году, мне было восемь лет. Экран у телевизора был по тем временам большой, никаких линз не требовалось. Днем по телевизионному изделию ничего не передавали, а вечером приходили соседи, чинно рассаживались полукольцом за круглым обеденным столом, лампа под оранжевым абажуром с кистями гасла…
Про культурные шоки
Между прочим, собрался я как-то раз к токийской подруге в гости, прилично оделся. Решил преподнести цветы, зашел в магазин. Продавец учтиво спросил: «Вы ведь на кладбище собрались? Сейчас подберем». Я смутился, поскольку не оправдал ожиданий, но все-таки промямлил: «Нет, мне девушке подарить». Теперь смутился уже продавец, но розы у него оказались.
Про детей
Между прочим, в моем счастливом детстве мы снимали дачу в подмосковной Истре. Неподалеку от нашей халупы, за булыжной дорогой, уважительно называемой «шоссе», круглился холм. На его плоской вершине застоялась кирпичная больница, где врачевал Чехов. За больницей покоилось кладбище…
Про еду и напитки
Между прочим, я родился на Арбате. Дневное дошкольное время я проводил со своей бабушкой Аней. Она была моим гидом по тамошним переулкам, мало изуродованным большевистской архитектурой и топонимикой. Мы ходили за покупками каждый день — холодильников пока что не завелось. Зимой люди вывешивали авоськи с продуктами на уличной стороне окна, но мы жили на первом этаже, опасались воров и потому могли рассчитывать только на межоконное пространство, забитое банками с вареньем и иной снедью…
Про врачей и здоровье
Между прочим, полностью здоровый человек чем-то неприятен. Как и всякая вещь без патины, шероховатости, царапин, изъяна. Потертая вещь помнит свою историю. Абсолютно здоровым людям место в космосе, а не на моей земле, потому что у них нет прошлого.
Про любовь и трогательных людей
Между прочим, градус ненавистничества в мире за последние дни повысился, пенятся рты, кровь закипает. Больно смотреть на такой мир, но и не смотреть нельзя. Но отвернуться хотя бы на минуту все-таки можно. Чтобы не ослепнуть окончательно. В любом случае нельзя забывать, что море больше суши. А уж про небо и говорить нечего.
Про людей, животных и прочую фауну
Между прочим, в 1408 году сёгуну по имени Асикага Ёсимоти прислали с Суматры слона. Японцы отродясь слонов живьем не видели и очень дивились. Но слон повел себя в крошечной Японии как в посудной лавке: смотрителя задавил, жрал, как сотня японцев, испражнялся так же. В общем, житья от него сёгуну не стало, и Ёсимоти, проявив государственную мудрость, подарил слона корейскому королю…
Про конференции
Между прочим, вот уже четверть века происходит конференция, которую я затеял. Называется «История и культура Японии». Как-то раз пригласил на нее знакомого японца. Не ученого, а простого японца, он в Москве уже много лет дорожную технику продает. Он целый день терпеливо слушал доклады, что-то тщательно записывал в тетрадку. Вечером спрашиваю: «Ну как, понравилось?..»
Про памятники
Между прочим, памятники редко бывают удачными. В самом деле: что общего между живым человеком и неподвижным камнем или застывшей бронзой? Именно поэтому памятники не принято ставить живым людям — чтобы прототип не огорчался. Диктаторы, правда, думают по-иному, но это оттого, что не огорчаются никогда, а чувства вкуса лишены напрочь.
Про религии
Между прочим, рай по-буддийски — это такое место, где не холодно и не жарко, а просто приятно. Времен года там попросту нет. Сколько ни интересовался у своих соотечественников, хотят ли они проживать в таком раю, никто не согласился. Кому-то непременно требовалась для счастья снежная баба с морковным носом, кому-то не хватало санок, скребущих скрипучий снег. В нашенском раю рядом с пляжем и морем обязательно должен быть пункт по прокату лыж…
Про языки
Между прочим, во времена давние, когда я учился в Институте восточных языков, нас, помимо этих языков, пичкали историей КПСС, материализмом историческим и диалектическим, политической экономией, научным коммунизмом… На лекциях по этим предметам талдычилось одно и то же, по ушам текло, а в рот не попадало, наступало обезвоживание организма. Тем не менее преподаватели заставляли предъявлять на экзаменах конспекты. Времени было жалко, и в конце концов я решил, что писание конспектов по научному коммунизму — не для меня…
Про переводы и переводчиков
Между прочим, всю свою жизнь я имею дело со словами. Помимо прочитанных книг и помимо текстов, которые я сочинил сам, я успел и кое-что перевести. Это и древние летописи, и средневековые проза с поэзией, и современная беллетристика. Вел и курс письменного перевода в университете. И тем не менее (или именно благодаря этому?) я не могу привести ни одного правила, которого следует придерживаться всегда.
Про чудаков
Между прочим, писателю стало трудно. О ком писать? Всеобщее обязательное образование, унификация стиля жизни, исчезновение деревни, диалектов и говоров, прессинг средств массовой информации, превращение людей в «офисный планктон» приводят к тому, что современные города и их обитатели становятся похожими друг на друга. Такие люди хотят предсказуемости, а не приключений. Политкорректность хороша для жизни, но губительна для литературы. Современный мир порождает мало чудаков, людей с вывертом, но без них делается как-то тоскливо и неинтересно.
Про спортсменов
Между прочим, в детстве я болел за футбольный «Спартак», знал назубок основной и дублирующий составы, выписывал «Советский спорт». Переходы игрока из команды в команду случались редко и воспринимались как измена. Я носил приросший к телу красный свитерок с белой полосой на груди и заштопанными локтями. Я перестал интересоваться футболом и иными игровыми видами спорта в 90-х годах ХХ века, когда состав команд стал тасоваться раз в квартал…
Про книги
Между прочим, книги — существа благодарные и отвечают на любовь любовью. Но здесь нужно не зазеваться: обступят и закружат голову. Когда мне доводится пожить пару неделек одному, книги немедленно переселяются ко мне на постель и теснят тело, которому не распрямиться в полный рост. Но сплю я всё равно крепко, потому что на книжную пыль у меня нет аллергии…
Про котов и кошек
Между прочим, кошек я люблю за красоту, независимость и бесполезность в квартирном хозяйстве. Любовь эта чиста — не приносит выгоды и не предполагает взаимности. Любовь к собаке — женская, уютная, априорно разделенная, обреченная на ответность, бестайная…
Про футбол
Между прочим, году в семьдесят втором в Истру приехали знаменитые московские футбольные ветераны, чтобы сыграть матч с командой местной птицефабрики. Трибун на стадионе не было, поле по периметру облепили истринские мужики, от них пахло водкой, над полем стелился едкий папиросный дым, подкрепляемый незлым матерком. Птичников обрядили в новенькие голубенькие футболки, на их фоне форма ветеранов выглядела как купленная в дешевой комиссионке…
Выпивать — здесь, закусывать — там
Между прочим, в конце мая 1915 года, в самый разгар Первой мировой войны, в Москве случился ужасный погром. «Славная» традиция еврейских погромов была наконец-то прервана — грабили немецкие магазины: как-никак воевали с немцами, а не с евреями. Но громили всё равно свирепо, разворовывали всё, что попадется под бандитскую руку. Больше всего понравился мародерам магазин «Зингер» с его увесистыми швейными машинками, которые каждому громиле пришлись по душе. Кондитерский магазин «Эйнемъ» у Ильинских ворот тоже покрушили…
Про фронтовиков
Между прочим, фронтовики, которых я знал, не любили рассказывать про войну. И это при том, что все они считали ее главным событием своей судьбы. Все они ценили человеческую жизнь, а на фронте им приходилось убивать. Если бы они не убивали, убили бы их. Людям чувствительным война нанесла пожизненную травму. Отец моей первой жены, Александр Устинович Троянкер, освобождал от немцев Прагу на танке…
Про собак
Между прочим, всю свою сознательную жизнь я был кошатником. Но на старости лет пришлось полюбить и собак. Дело в том, что младшая дочь Глаша завела себе хаски. Назвала ее фантастично — Амидала (это такая королева из «Звездных войн»), но, разумеется, паспортная кличка усохла до Ами. Вполне подходяще, ибо в переводе с французского получается Подружка. Как-то зимним хмурым утром я гулял с Ами. Навстречу — пролетарский мужик, явно с жестокого похмела, ведет ничтожную комнатную шавку…