Дофамин и счастье

Нет! На свете было так хорошо, что прямо не верилось! Крот деловито топал вдоль живой изгороди то в одну, то в другую сторону. Пересекая рощицу, он видел, как всюду строили свои дома птицы, цветы набирали бутоны, проклевывались листики. Всё двигалось, радовалось и занималось делом… Он чувствовал один только восторг от того, что был единственным праздным бродягой посреди всех этих погруженных в весенние заботы жителей. В конце концов, самое лучшее во всяком отпуске — это не столько отдыхать самому, сколько наблюдать, как другие работают.

Крот подумал, что он полностью счастлив, как вдруг, продолжая бродить без цели, он оказался на самом берегу переполненной вешними водами реки…

Кеннет Грэм. Ветер в ивах

Формула счастья
Наталья Ивлиева
Наталья Ивлиева

«Животные счастливы в той степени, в какой они здоровы и имеют достаточно пищи. Кажется, что и у людей должно быть так…» — этими словами Бертран Рассел начинает свою книгу «Завоевание счастья». Действительно, обладание жизненными благами по широко распространенному мнению является одним из основных источников счастья. Блага эти в нейробиологии собирают под общим именем: вознаграждение. Это понятие, имеющее столь большой вес в формуле счастья, связано с дофамином. Но ставили ли исследователи прямой вопрос о связи счастья и дофамина?

Ставили, и не раз, но как подступиться к ответу на него? Можно попытаться придумать, как изучать счастье на животных моделях, например на кротах? Но тогда речь снова неминуемо пойдет о вознаграждении: об ожидаемом вознаграждении, о полученном вознаграждении… в лучшем случае, об удовольствии. Но даже когда речь идет о таком относительно простом понятии, как вознаграждение, всё заканчивается появлением сердитых названий даже у научных статей: «Пусть последний, кто использует термин „вознаграждение“, выключает свет»1. Поэтому, наверное, поиск моделей на животных — не самый продуктивный подход: и не совсем о счастье — и всё равно не просто.

Счастье все-таки сугубо человеческое понятие. Поэтому исследователи решили просто спрашивать людей, насколько они счастливы. Робб Ратледж с сотрудниками задавали такой вопрос буквально по сто раз, пока испытуемые были вовлечены в азартную игру2. И хотя максимальный выигрыш в ней не был так велик, как бывает в казино, но и проигравшимися в пух и прах испытуемые из лаборатории не уходили, скорее наоборот: более 20 фунтов им было обеспечено. В процессе исследования они многократно выбирали: например, получить гарантированную маленькую сумму или сыграть (с некоторой вероятностью получить денег побольше или не получить ничего); и каждые 3–4 попытки экспериментатор спрашивал: «Насколько вы счастливы в данный момент?» (Здесь надо обязательно отметить, что русское «счастье» и английское happy совсем не эквивалентны, и английское слово является более повседневным (Wierzbicka, 1992) и может быть переведено как «удовлетворены» или «довольны».) В ответ испытуемый перемещал слайдер (ползунок) на шкале в соответствующее своему состоянию положение — между «ОЧЕНЬ НЕСЧАСТЛИВ» и «ОЧЕНЬ СЧАСТЛИВ». Задачей ученых в этой работе было исследование сиюминутного субъективного благополучия. Как и предполагалось, даже такое «повседневное» счастье, измеренное в единицах «счастье на 1 фунт», в этих условиях мало зависит от факта выигрыша, но в большей степени зависит от ожиданий и от уже знакомой нам ошибки предсказания вознаграждения. Более того, на основе наблюдений за активностью мозга при помощи функциональной магнитно-резонансной томографии (как вы помните, позволяющей следить за активностью мозговых структур, сопутствующей деятельности испытуемого) можно предположить, что посредником между ошибкой предсказания и состоянием удовлетворения (счастьем?) выступает особая часть мозга — вентральный стриатум.

Когда встречаются ошибка предсказания вознаграждения и вентральный стриатум, естественно, встает вопрос о дофамине. И Ратледж с сотрудниками решили как-то повлиять на дофаминовую систему3. В исследованиях на человеке возможностей для влияния не так уж много — в этом эксперименте был использован L-дофа. Этот препарат является химическим предшественником дофамина и приводит к повышенному выделению медиатора в проекционных структурах. Оказалось, что под воздействием L-дофа испытуемые чаще предпочитают сыграть вместо того, чтобы получить маленькую фиксированную сумму денег. Но интересно, что в тех попытках, когда испытуемому приходится выбирать между гарантированной небольшой потерей и вероятной возможностью не терять (но если уж потерять, то больше), L-дофа не оказывает влияния на предпочтение. Ну а что же со счастьем? Второй интересный результат работы: под влиянием L-дофа выигрыши приносят больше счастья, но (!) не любые выигрыши, а только небольшие. То есть этот дополнительный дофамин не делает нас счастливее, но помогает выше ценить маленькие сиюминутные подарки.

Таким образом, сиюминутное удовлетворение совсем не отражает то, насколько хорошо идут дела, а вместо этого говорит о том, насколько дела идут лучше, чем предполагалось! При обсуждении полученных результатов авторы поднимают одну важную тему: так как невысокие ожидания приводят к большей ошибке предсказания вознаграждения, снижение ожиданий — это путь к счастью? Но заниженные ожидания сами по себе — не признак ли несчастливой жизни? «Человек, который себя недооценивает, — пишет Рассел, — постоянно удивляется неожиданному успеху, а человек, переоценивающий свои возможности, столь же часто удивляется неожиданной неудаче. В первом случае удивление приятно, во втором нет. Следовательно, разумно быть не слишком самонадеянным, в то же время не слишком скромным в начинаниях». И здесь уже недалеко до формулы счастья. Но в этой формуле еще много других переменных.

Счастье — это парадокс?

Одна из самых очевидных проблем, связанных с исследованием «механизмов счастья», — это то, что каждый его понимает по-своему. Но есть проблема и поважнее — феномен счастья оставляет не у дел столь популярную сейчас нейроэкономику, да что там: он противоречит основополагающим догмам физиологии. «Двери к счастью открываются наружу», — утверждает Кьеркегор. И щедрость, вероятно, способствует тому, чтобы эти двери оставались всегда открытыми. Давно замечено, что чем щедрее человек, тем он счастливее. И парадокс здесь очевиден: быть щедрым — это значит не получать, а отдавать. А как же тогда вознаграждение, выгода, польза, гомеостаз, наконец?

Сойонг Парк4 с сотрудниками не предлагали испытуемым играть, они просто раздавали им деньги — по 100 швейцарских франков. Нет-нет, они не собирались изучать свою щедрость или щедрость тех, кто предоставил им грант на исследование, они отправляли испытуемым по 25 франков каждую неделю на протяжении четырех недель и просили их тратить эти деньги на кого угодно по своему выбору: приглашать в кафе, делать подарки. Но была и контрольная группа, членам которой предлагалось точно так же потратить эти деньги, но уже на себя. О существовании другой группы никто из испытуемых не знал. После этого всех приглашали в лабораторию для прохождения новой задачи на принятие решения. В этой задаче им последовательно предлагалось решить, делать или не делать подарок по определенной цене кому-то из своих знакомых (не из числа тех счастливчиков, которые выбирались в течение предыдущего месяца) всегда с выгодой для получателя подарка, при этом испытуемых вновь наделяли некой суммой денег. Во время выполнения этого задания исследователи изучали активность мозга участников обеих экспериментальных групп, причем сами исследователи, получающие результаты сканирования, не знали, к какой группе принадлежит конкретный испытуемый. В результате оказалось, что те люди, что тратили деньги на других, принимали более щедрые решения при выполнении задания и сообщали о более высоком уровне удовлетворения по сравнению с контрольной группой. Парк с сотрудниками выявили более высокую активность в височно-теменной связке коры больших полушарий при принятии щедрого решения. Ну а роль посредника между щедростью и счастьем взял на себя наш старый знакомый — вентральный стриатум (не сказать, что такой вывод очевиден, но он был сделан на основе того, что один и тот же регион стриатума и изменяет активность в связи с уровнем удовлетворения, и в большей степени модулируется височно-теменной связкой при великодушных решениях). И согласитесь, это удивительно, ведь эта небольшая щедрость — совсем не та щедрость, о которой говорит Мераб Мамардашвили в «Картезианских размышлениях»: «Это качество — générosité — по-русски можно перевести как „благородство“, „щедрость“, „великодушие“… Великодушие — это свобода и власть над самим собой, свобода и власть распоряжаться собой и своими намерениями, потому что ничто другое нам не принадлежит… Лишь в силу великодушия человек может уважать себя», — да и щедрость ли это (?); но оказывается, что и этой капли достаточно, чтобы стать счастливее.

Рис. Л. Мельника
Рис. Л. Мельника

Даже немного обидно, что нам приходится заново открывать такие вещи, хотя одновременно и приятно, что переоткрытие происходит уже в области естественных наук. Ведь еще Аристотель в «Никомаховой этике» писал: «Принято считать, что благодетели больше питают дружбу к облагодетельствованным, нежели принявшие благодеяния — к оказавшим его, и это, как противное смыслу, вызывает вопросы»5. И очень интересно, что в поисках ответа на эти вопросы Аристотель говорит о деятельности: «…С точки зрения деятельности (energeiai) создатель — это в известном смысле его творение (ergon), так что [творцы] любят свое творение по той же причине, что и свое бытие. И это естественно, ибо что человек есть в возможности (dynainei), его творение являет в действительности (energeiai). Вместе с тем если для благодетеля связанное с его поступком прекрасно и поэтому радует его в том, в ком [сказывается], то для того, кому оказано благодеяние, в оказавшем его нет ничего прекрасного, разве только полезное, а в этом меньше удовольствия и основания для дружеской приязни». Как же здесь снова не вспомнить о разных ипостасях дофамина?

Благодарить и учиться

В своей книге «Процветание» Мартин Селигман, основатель позитивной психологии, утверждал, что благополучие основывается на пяти основных элементах: положительных эмоциях, вовлеченности, позитивных взаимоотношениях, осмысленности и достижениях. Его младший сотрудник и ученик Скотт Кауфман проанализировал аж 24 личностные черты, способствующие достижению счастья. Но многие из них тесно связаны друг с другом и поэтому часто идут рука об руку, и Кауфман взялся определить силу этих связей. В результате он выявил две относительно независимые черты, с которыми связаны все остальные. Этими двумя чертами оказались (барабанная дробь): благодарность и любить учиться. Благодарность — слово замечательное, а вот выражение «любить учиться» («любовь к научению»?) вызывает вопросы; если вы не против, я буду называть это открытостью. В связи с этим результатом интересно отметить, что Мартин Селигман вошел в мировую психологию в первую очередь как автор очень известного понятия «выученная беспомощность»6: это очень печальное состояние, когда ты не просто видишь, что сейчас помощи не будет, но когда ты научился тому, что помощи в принципе ждать не приходится ни от других, ни от себя, — что помощь невозможна, и это — твой опыт на будущее. Большая беда в этом опыте связана с тем, что он практически обрубает возможности обретения нового иного опыта. Это понятие проросло в клиническую психологию, психиатрию, нейробиологию и продолжает продуктивно использоваться для объяснения многих явлений, например клинической депрессии7. И обратите внимание, что оно является как бы изнанкой этих двух черт: любви к научению (выученная) и благодарности (беспомощность, ведь за помощь принято благодарить). Ведь если выученная беспомощность обрекает нас смотреть на мир из тоннеля, то открытость и благодарность бесконечно расширяют наш вид на мир.

А о том, кто счастливее, щедрый или благодарный, размышляет Кьеркегор: «Конечно, блаженнее давать, нежели принимать; но если это так, значит, дающий является в некотором смысле нуждающимся — нуждающимся в блаженстве, чтобы давать; а раз так, то больше благодеяние того, кто принимает, — и потому выходит, что блаженнее принимать, нежели давать!»

Как патриархи ходили с Богом

Не удивительно, что мы хотим найти формулу счастья, не удивительно и то, что мы стараемся ее упростить, и тем более прекрасно, что в формуле появились такие переменные, как щедрость и благодарность, но всё же важно понимать, что счастье не сводимо к формуле, даже самой общей. В книге «Любовь и воля» Ролло Мэй пишет: «У Сезанна формы предстают перед нами не как обособленные предметы, собранные вместе, а как единое присутствие, овладевающее нами… То же самое верно и в отношении портретов Сезанна… Выразительность этого присутствия превосходит наше наивное раболепие перед буквальностью и раскрывает нам бо́льшую истину о человеке, чем весь реализм. Здесь важно то, что требуется наше участие в самой картине, для того чтобы она заговорила с нами».

На мой взгляд, эти слова могут быть отнесены к жизни и счастью. Не зря одна из основных этимологий слова «счастье» — от соучастия.

Ведь что, по сути, обеспечивает дофамин, как не участие в жизни? Даже если его роль в каких-то из этих функций под вопросом: внимание к значимым стимулам, научение, мотивация, побуждение к действию, действие, вознаграждение, удовольствие — все они направлены на установление и укрепление связи с жизнью. И почему бы счастью не оказаться высшей формой участия?

Крот Кеннета Грэма, попавший к нам в эпиграф, «подумал, что он полностью счастлив, как вдруг, продолжая бродить без цели, он оказался на самом берегу переполненной вешними водами реки… Крот стоял очарованный, околдованный, завороженный. Он пошел вдоль реки. Так идет маленький рядом со взрослым, рассказывающим волшебную сказку…» Здесь, у реки, явно возникает какое-то новое счастье, счастье совсем другого рода, счастье, разделяемое с другим. Или вот в этих словах главной героини из книги «Иакова Я возлюбил» Кэтрин Патерсон не слышен ли тот же мотив: «Наверное, если бы мне пришлось отметить булавкой то неуловимое место, которое называют „мой самый счастливый день“, я бы выбрала что-нибудь из этой странной зимы, когда мы плавали с папой… Меня радовали открытия — ну, кто бы мог сказать, что папа за работой поет? Тихий, скромный папа, которого в церкви едва слышно, в моржовых штанах, в резиновых перчатках, с деревянными щипцами, пел устрицам — красиво, звучно, чисто».

И хочется привести еще одно откровение из уст уже знакомого нам литературного героя: «Был один день, когда мне казалось, что папа меня любит. В этот день мы с ним прошли, взявшись за руки, пятнадцать километров… Помню, я думала: нужно обязательно запомнить это мгновение, тяжелое солнце и папину руку в моей руке. В голове у меня был полный покой, и между нами с папой — тоже, и я вспомнила слова из Писания, как Патриархи ходили с Богом, и подумала: наверное, это было почти так же».

Эта глава из книги Грейс Макклин «Самая прекрасная земля на свете» называется «Лучший день моей жизни».

Оливер Сакс в книге «Пробуждения» рассказывает о том, что больной паркинсонизмом (это заболевание развивается в результате утраты дофаминовых нейронов), испытывая трудности с инициацией движения и ходьбой в одиночестве, нередко может хорошо ходить, если просто рядом с ним идет еще кто-то, и приводит слова одной из таких пациенток: «Когда вы идете со мной, я чувствую, что во мне есть тоже способность ходить. Я разделяю с вами вашу способность и свободу ходить. Я разделяю способность ходить, разделяю с вами ваше восприятие, ваши ощущения, опыт вашего существования. Вы делаете мне неоценимый дар, даже не подозревая об этом».

И очевидно, что это — тоже про счастье.

Наталья Ивлиева,
нейрофизиолог


1 Salamone J. D. Will the last person who uses the term «reward» please turn out the lights? Comments on processes related to reinforcement, learning, motivation and effort. Addict Biol. 2006. 11(1): 43–4.

2 Rutledge R. B., Skandali N., Dayan P., Dolan R. J. Dopaminergic Modulation of Decision Making and Subjective Well-Being. J Neurosci. 2015. 35(27): 9811–22.

3 Там же.

4 Park S. Q., Kahnt T., Dogan A., Strang S., Fehr E., Tobler P. N. A neural link between generosity and happiness. Nat Commun. 2017. 8: 15964.

5 Книга 9 7 (VII).

6 Seligman M. E. Learned helplessness. Annu Rev Med. 1972. 23: 407–12.

7 Maier S. F., Seligman M. E. Learned helplessness at fifty: Insights from neuroscience. Psychol Rev. 2016. 123(4): 349–67.

Подписаться
Уведомление о
guest

1 Комментарий
Встроенные отзывы
Посмотреть все комментарии
Александр Поддьяков

Мартин Селигман – основоположник не только позитивной психологии, но и позитивной военной психологии. Интересующиеся могут погуглить на positive military psychology https://bit.ly/37wWKJi

Оценить: 
Звёзд: 1Звёзд: 2Звёзд: 3Звёзд: 4Звёзд: 5 (6 оценок, среднее: 4,67 из 5)
Загрузка...