Виконт Черуэлл Оксфордский, друг Эйнштейна и Черчилля

Детство, отрочество, юность

Фредерик Александр Линдеманн, будущий виконт Черуэлл, родился 5 апреля 1886 года в Баден-Бадене, где его матушка лечилась целебными водами. Его отец, Адольф Фридрих, уроженец Пфальца, в молодости эмигрировал в Англию и работал там инженером — в частности, участвовал в прокладке одного из первых трансатлантических кабелей; кроме того, он был астрономом-любителем и со временем даже стал членом Королевского астрономического общества.

Когда Фредерику исполнилось одиннадцать, отец отправил его со старшим братом в частную школу в Шотландии, которой руководил его приятель. Преподавание там было неплохим, хотя и с военным уклоном. Имевший прекрасную память младший сын учился отлично, при этом усердно делая вид, что бездельничает. Это помогало демонстрировать свою исключительность и выдающиеся способности. Такая черта — склонность к рисовке — сохранилась у него на всю жизнь.

Семья была зажиточной. Каникулы братья проводили в унаследованном матерью особняке в Девоншире. Там отец устроил обсерваторию и мастерскую, где Фредерик научился умело управляться с самыми разными инструментами, освоил даже навыки стеклодува. Кто-то из отцовских друзей заметил способности младшего сына, проявлявшего склонность к науке, и рекомендовал отправить его в Германию, чтобы там он получил подобающее будущему ученому образование.

В 1903 году Фредерик приступил к учебе в средней школе в Дармштадте, где тоже довольно быстро преуспел. Немецкий он, похоже, усвоил от отца, отчего у него на всю жизнь сохранился сильный акцент, когда он говорил по-английски. По окончании школы он поступил в Берлинский университет и стал учеником Вальтера Нернста, возглавлявшего тамошний Физико-химический институт.

Третий закон термодинамики

Институт Нернста занимался изучением веществ при низких температурах. Тогда это была новая, неизведанная область исследований. В конце XIX века профессор экспериментальной физики Лейденского университета Хейке Камерлинг-Оннес разработал установку для сжижения газов, получив сначала жидкие кислород и неон, в 1906 году — жидкий водород, а в 1908 году — жидкий гелий, достигнув рекордно низкой на то время температуры — менее градуса выше абсолютного нуля. Однако главной целью было исследование при столь низких температурах свойств самых разных веществ и материалов, в первую очередь алмаза.

Проблема состояла вот в чем. Еще в 1819 году был установлен эмпирический «закон» Дюлонга — Пти, согласно которому молярная теплоемкость простых твердых тел примерно одинакова и равна утроенной универсальной газовой постоянной. (Любопытно, что Алексис Пти и Пьер-Луи Дюлонг были репетиторами будущего основоположника классической термодинамики Сади Карно, неважно учившегося в парижской Политехнической школе. Первый натаскивал Сади по физике, а второй — по химии¹.) Однако вскоре выяснилось, что некоторые вещества (например, бор, кремний и углерод, в особенности в виде алмаза) при понижении температуры демонстрируют всё меньшую теплоемкость. Объяснение тому в рамках классической физики найти не удавалось.

В 1907 году Альберт Эйнштейн предложил объяснение такого поведения этих веществ на основе недавно (в 1900 году) введенного Максом Планком представления о квантах, построив соответствующую модель, из которой следовал график уменьшения теплоемкости со снижением температуры. Нернст с коллегами и учениками, среди которых был и Линдеманн, взялись за проверку соответствия графика Эйнштейна результатам измерений.

Этим под руководством Нернста и занимался Линдеманн, защитивший у него в 1910 году диссертацию, в которой показал, что «закон» Дюлонга — Пти хорошо соблюдается для металлов, но не для металлоидов. Параллельно было установлено, что формула Эйнштейна неплохо работает для всех исследовавшихся элементов, таких как серебро, цинк, медь, алюминий, ртуть, иод и другие.

У Нернста к модели Эйнштейна интерес был, можно сказать, «шкурный». Сразу уверовав в существование квантов, Нернст еще в 1905 году предположил, что энтропия при приближении температуры тела к нулю также стремится к нулю. Он заявил, что открыл третий закон термодинамики (так оно впоследствии и оказалось, а в 1920 году он был удостоен Нобелевской премии по химии), и надеялся, что модель Эйнштейна подтвердит его справедливость, с чем сам автор модели был несогласен, прекрасно понимая, что принятые им для упрощения расчетов предположения не дадут полного соответствия с экспериментом. Более точную квантовую теорию удельной теплоемкости разработал в 1912 году голландский физик Петер Дебай. Позднее ее уточнили Макс Борн и Теодор фон Карман.

Предприимчивый профессор Нернст, жаждавший обсудить с коллегами свой третий закон термодинамики и вообще разобраться с квантами, на деньги бельгийского богатея Эрнста Сольве в 1911 году организовал первую Сольвеевскую конференцию, на которую съехались все крупнейшие специалисты, в том числе Эйнштейн. Нернст взял с собой в Брюссель и Линдеманна, но вряд ли за его научные заслуги, скорее из-за его великолепной памяти и умения кратко и точно излагать мысли других. Линдеманну и Морису де Бройлю было поручено стать секретарями конференции и подготовить к печати сборник ее трудов. Так Фредерик познакомился и подружился с Эйнштейном, а заодно и с де Бройлем. Особо близки они не стали, но сохранили теплые отношения на всю жизнь. Сама конференция ясности в ситуацию с квантами и удельной теплоемкостью не внесла ², ведь до первой квантовой теории Нильса Бора оставались еще два года.

Линдеманн продолжил изыскания в лаборатории Нернста, хотя тот и жаловался, что летом ученика трудно застать на рабочем месте. При первой же возможности Фредерик убегал на корты и вскоре немало преуспел в игре, которая тогда называлась лаун-теннисом. Он выиграл в одиночном разряде открытое первенство Швеции и занял первое место на турнире в Германии. Увы, свой кубок он получить не успел, так как началась Первая мировая война и пришлось срочно уносить ноги в Англию, чтобы не быть интернированным. Впрочем, в 1920 году, уже будучи профессором, Линдеманн пробился через квалификационный турнир в основную сетку Уимблдона, но вылетел в первом же круге.

Фарнборо и Оксфорд

С началом Первой мировой войны Фредерик был призван в британскую армию и оказался на авиационной базе в Фарнборо, в подразделении ученых и инженеров, решавших задачи, которые было непонятно, кому поручить. Например, немало пилотов в те годы погибали, свалившись в штопор, поэтому предстояло изучить это явление.

Линдеманн взялся за решение и теоретически рассчитал силы, действующие на самолет во время штопора, и методы выхода из него. Не желая рисковать жизнями других, он добился разрешения пройти обучение на пилота и стал проверять свои выводы самостоятельно. Оказалось, что его метод работает, и он не только научился сам выходить из штопора, но и разработал систему подготовки других пилотов.

Но и здесь Линдеманн не упускал случая повыпендриваться. Он неизменно появлялся на базе в котелке и с зонтиком и в таком виде залезал в аэроплан. Техники не доверяли этому пижону из-за его фамилии и наливали ему минимум топлива, чтобы тот не смог улететь в Германию. Однажды из-за этого Линдеманн не дотянул до базы и сел на поле неподалеку от деревеньки, жители которой в тревоге сообщили начальству, что из аэроплана вылез штатский в котелке, говорил с сильным немецким акцентом, назвался Линдеманном и заявил, что он с авиабазы Фарнборо, во что было трудно поверить.

Позволял он себе и шалости. Например, сбросил со своего аэроплана на лужайку, где веселились гости после свадебной церемонии его приятеля, подарок — пару ботинок.

Кстати, в этом же подразделении служил Фрэнсис Астон, получивший в 1922 году Нобелевскую премию по химии «за открытие изотопов нерадиоактивных элементов с помощью изобретенного им масс-спектрографа». Одну из работ о методах разделения изотопов он написал в соавторстве с Линдеманном. Астон тоже отлично играл в теннис и выиграл открытые чемпионаты Уэльса и Ирландии.

По окончании войны, в 1919 году, при поддержке Рэлея и Резерфорда Линдеманн был избран профессором экспериментальной философии (иначе говоря, физики) в Оксфорде. В те времена это был университет гуманитариев, его единственная физическая лаборатория Кларендон находилась в плачевном состоянии. Предшественником Фредерика был престарелый профессор оптики, который занимал свой пост в течение 50 лет. Злые языки уверяли, что в лаборатории было около двух десятков призм Николя, но не было электричества. Время от времени этот профессор заказывал некий новый оптический прибор, лично проверял его, после чего помещал в оригинальную упаковку и велел отнести на склад.

Эту вот лабораторию Линдеманну предстояло превратить в нечто современное, в чем он довольно скоро преуспел, начав там ряд работ по физике низких температур и продолжая исследования, начатые под руководством Нернста. Выдающихся результатов он не достиг, но по совокупности заслуг в 1920 году был избран членом Лондонского королевского общества.

В 1921 году Линдеманн воспользовался кратковременным визитом Эйнштейна в Англию, чтобы лично отвезти его на машине в Оксфорд. Возможно, тем самым он хотел поднять престиж своей лаборатории, а заодно и свой (он ведь любил рисоваться): Эйнштейн к тому времени стал всемирно знаменит после того, как в 1919 году экспедиция Артура Эддингтона обнаружила предсказанное общей теорией относительности отклонение лучей света звезд в поле тяготения Солнца.

Кстати, сам факт приезда Эйнштейна в Англию был событием неординарным, ведь Германия после окончания Первой мировой войны находилась в полной изоляции. Ее ученых не приглашали участвовать ни в каких конференциях, немецкую науку просто игнорировали, а ведь Эйнштейн работал в Берлине. Так что этот визит нужно поставить в заслугу как Линдеманну, так и Эддингтону. Однако следует учитывать и репутацию Эйнштейна как активного пацифиста. Линдеманн пацифистом не был. Он возненавидел Германию и публично сокрушался, что из-за матушки родился в этой стране.

Entre-deux-guerres

С Уинстоном Черчиллем Линдеманн познакомился в 1921 году на благотворительном теннисном матче, где оказался в паре с его женой, и прикипел к нему душой на всю жизнь. Черчилль тоже проникся доверием к Фредерику и стал неформально пользоваться его услугами как личного советника по всем вопросам — от устройства фонтанов в своем поместье до частных уроков тенниса для жены.

Трудно сказать, что могло связывать этих двух людей. Черчилль был не дурак выпить, насладиться после плотного ужина хорошей сигарой, да и к противоположному полу отвращения не питал. Линдеманн же всю жизнь оставался холостяком, не пил, не курил и был убежденным вегетарианцем, хотя и позволял себе есть яйца — правда, только белок. Да и спортом они увлекались разным — Черчилль предпочитал королевскую игру поло, где всаднику приходилось двигаться меньше, чем теннисисту.

Впрочем, аскетом Линдеманн не был. Он гордился своими аристократическими привычками. Ни разу в жизни он не ездил на автобусе, не спускался в метро, а перемещался только на автомобиле с шофером. Даже сам никогда не брился — эту процедуру ежедневно исполнял его верный камердинер.

К этому можно добавить, что Линдеманн крайне отрицательно относился к той категории людей, которая теперь называется ЛГБТ, ненавидел чернокожих и был ярым сторонником евгеники. Он был законченным снобом, ни капли не верил во всеобщее равенство и защищал сословные привилегии аристократии. В его глазах всё делилось только на черное и белое, полутонов он не признавал, а на публике хотел выглядеть самим совершенством. Так, например, он никогда не играл в бридж, опасаясь совершить ошибку и быть осмеянным.

В 1920-е и начале 1930-х годов Черчилль то входил в правительство, то выпадал из него, однажды даже потерял пост депутата парламента. А Линдеманн продолжал профессорствовать. Он поддерживал связи с Эйнштейном и воспользовался тем, что в Оксфорде образовался фонд, позволявший пригласить Эйнштейна для чтения серии лекций, но в 1927 году тот отказался от приглашения, сославшись на неважное самочувствие, нежелательность его отлучки из Берлина и на то, что его лекции не вызовут интереса.

Но Линдеманн не оставлял задуманного, и в конце концов Эйнштейн сдался, согласившись прочесть в Оксфорде три лекции, первая из которых состоялась 9 мая 1931 года. Она была посвящена нерешенным проблемам теории относительности и прочитана по-немецки, так что мало кто из четырех сотен слушателей смог понять, о чем идет речь. Вторая лекция состоялась через неделю, и в ней Эйнштейн рассказывал о своем подходе к космологии. Перед третьей лекцией 23 мая Эйнштейн был удостоен степени почетного доктора, после чего стал рассказывать о своих попытках построения единой теории поля. В этот раз сильно поредевшая аудитория совсем приуныла, а глава принимавшего Эйнштейна колледжа Крайст-Чёрч и вовсе мирно задремал, о чем Эйнштейн не преминул упомянуть в своем дневнике. Тогда же была достигнута договоренность о том, что Эйнштейн на протяжении пяти лет будет раз в год приезжать в Оксфорд читать лекции за гонорар в 400 фунтов плюс оплаченное проживание. Фредерик Линдеманн делал всё обстоятельно.

Вначале всё шло по плану, и в апреле 1932 года Эйнштейн, как и было условлено, прибыл в Оксфорд для чтения лекций. Однако вскоре, как известно, ситуация в Германии стала резко меняться к худшему. Оттуда потянулись ученые, лишившиеся работы из-за новых расистских законов. Одним из них был известный физик Фриц Лондон, но он надолго в лаборатории Кларендон не задержался. Видимо, его, теоретика, не устраивало направление работ, которые велись под руководством Линдеманна.

В феврале 1933 года открылась Мондовская лаборатория. На словах Линдеманн заявлял, что не собирается конкурировать с Резерфордом, но втайне надеялся, что современную лабораторию низких температур построят для него. Когда же выяснилось, что лабораторию строят в Кембридже для Петра Леонидовича Капицы, то Линдеманн в сердцах проворчал: «Черт бы побрал этого голубоглазого русского».

Эйнштейн все-таки еще раз приехал в Оксфорд в июне 1933 года, но это был его последний визит. К тому времени он уже получил приглашение занять пост профессора в Принстоне — и 7 октября 1933 года навсегда покинул Европу. Но до того Линдеманн всё же успел свозить Эйнштейна в частный дом своего друга Уинстона Черчилля, где и состоялось их знакомство.

Черчилль был тогда практически никем — он не занимал никаких правительственных постов и много времени посвящал своим мемуарам и написанию литературных произведений. Тем не менее он оставался публичной фигурой, часто выступая по радио и в печати. Особенно его беспокоила уязвимость Великобритании к воздушным бомбардировкам.

Линдеманн был полностью с ним солидарен. Так, ведущая английская газета Times опубликовала 8 августа 1934 года его статью «Наука и воздушные бомбардировки», где он писал: «Я считаю, что в настоящее время никак нельзя предотвратить сбрасывание на цели бомбового груза, зажигательных или бактериологических бомб; мне представляется крайне маловероятным обнаружение некоего способа, который мог бы предотвратить такое нападение на крупные населенные пункты. Однако занимать пораженческую позицию было бы непростительно, пока со всей несомненностью не будет продемонстрировано, что для обороны исчерпаны все научные и технические возможности. Проблема слишком важна и неотложна, чтобы ее можно было отдавать на откуп отдельным лицам или департаментам».

Попытки создать противовоздушную оборону предпринимались и ранее. Так, например, были построены большие параболические бетонные тарелки, в фокусе которых помещались чувствительные микрофоны, которые должны были улавливать звук приближающихся самолетов. Вроде бы какие-то результаты удавалось получить, но в день решающих испытаний в присутствии высокопоставленных чинов министерства обороны рядом с тарелками проехал на тележке молочник, полностью заглушив грохотом ее колес гул летевших самолетов. Вскоре в Великобритании начала осуществляться сверхсекретная программа по созданию радара.

Второй человек в правительстве

В начале сентября 1939 года Великобритания вступила в войну, а 10 мая 1940 года Уинстон Черчилль стал премьер-министром. Он тут же назначил Линдеманна своим личным секретарем, а чуть позже ввел его в кабинет, назначив на труднопереводимую должность министра без портфеля под названием Paymaster-General, что-то вроде «главного по выплатам». В мирные времена это была чистая синекура, но Линдеманн быстро превратил себя и свой небольшой штат чиновников в мозговой центр Черчилля.

Черчилль откровенно признавался, что с арифметикой у него так себе — складывать он еще умел, а вот вычитать не очень. Он плохо ориентировался в сложных цифровых статистических данных, которыми его заваливали министерства и ведомства, а потому Линдеманн взял на себя обязанность представлять эти доклады в виде графиков и диаграмм, которые Черчиллю было легче понять и усвоить. Сам он предпочитал пользоваться логарифмической линейкой, быстро проводя подсчеты по порядку величины. При этом, естественно, многие существенные детали оставались за бортом, за что чиновники департаментов Линдеманна сильно невзлюбили, но он фактически стал вторым человеком в правительстве, главным советником по науке, технике и военным вопросам, с чем приходилось считаться. Черчилль же настолько ценил своего помощника, что в конце 1942 года сделал его пэром, удостоив титула виконта Черуэлла Оксфордского. Правда, титул этот был личным, ненаследуемым; впрочем, и наследовать его было некому.

О роли Линдеманна в правительстве времен Второй мировой войны мнения высказывались разные. Конечно, признавали его заслуги, но отмечали и ошибки, например, его упрямое нежелание допустить, что в Германии могли быть созданы ракеты, способные достигать Англии. Особенно не нравился его авторитарный стиль, под стать стилю его шефа.

Крупные государственные деятели редко отличаются человеколюбием, и Уинстон Черчилль не был исключением. Похоже, он не жалел ни своих, ни чужих. Еще в начале 1916 года ему ставили в вину то, что, будучи первым лордом Адмиралтейства, он санкционировал окончившееся катастрофой наступление англичан в Галлиполи. (Там и был убит талантливейший молодой сотрудник Резерфорда Генри Мозли, установивший зависимость между частотой спектральных линий характеристического рентгеновского излучения и атомным номером излучающего элемента — закон, названный его именем.)

Линдеманн полностью и яростно поддерживал ковровые бомбардировки в качестве мести за немецкие налеты на Британию. Разрушением немецких городов он хотел подорвать моральный дух противника, поставить Германию на колени и побыстрее закончить войну. В марте 1942 года он подал Черчиллю докладную записку, где подробно обосновывал такую стратегию.

В итоге потери среди мирного населения Германии составили сотни тысяч человек. В мае 1942 года британцы атаковали с воздуха Кёльн, в июле–августе 1943 года совместно с американскими военно-воздушными силами разбомбили Гамбург (операция «Гоморра»), в феврале 1945 года был совершен печально известный налет на Дрезден. Пытаясь оправдаться за эту, по мнению многих, бессмысленную и жестокую акцию, Черчилль велел в дальнейшем избирать в качестве целей военные объекты, избегая «актов устрашения и чрезмерных разрушений, сколь бы впечатляющими они ни были». Трудно сказать, было ли это запоздалым раскаянием или же сознательной попыткой обелить себя в глазах потомков. Но на его последующей карьере это решение, возможно, отразилось.

Последние годы

На первых же послевоенных всеобщих выборах 1945 года Черчилля прокатили — он потерял пост премьер-министра. Для него это было полной неожиданностью, ведь он был одним из руководителей великой победы, но народ рассудил иначе. Видимо, сочли, что кто хорош для войны, не обязательно будет хорош для мира. Линдеманн вернулся в Оксфорд, где вновь занял свою профессорскую должность, но интересовался уже не низкими температурами, а атомной энергией и управляемым термоядерным синтезом.

Но Черчилля было не так-то легко потопить. По итогам следующих всеобщих выборов 1951 года он снова стал премьер-министром и снова позвал Линдеманна на должность министра без портфеля и своего советника, но уже в основном по военным и атомным вопросам. Этим Линдеманн и занимался вплоть до отставки Черчилля по состоянию здоровья 5 апреля 1955 года. А еще через две недели скончался Эйнштейн.

Сам Линдеманн тихо умер во сне 3 июля 1957 года. До запуска первого искусственного спутника Земли этот поначалу не веривший в ракеты человек не дожил всего три месяца.

Виталий Мацарский

1. Thomson G. P. Frederick Alexander Lindemann, Viscount Cherwell, Biographical Memoirs of Fellows of the Royal Society, London, vol. 4, November 1958.

2. Fox R. Lindemann and Einstein: The Oxford Connexion, In Relocating the History of Science, Boston Studies in the Philosophy and History of Science 312, Springer, 2015.

3. Jones R. V., Most Secret War: British Scientific Intelligence 1939–1945, London: Hamish Hamilton, 1978.

4. Jones R. V.. Lindemann beyond the Laboratory. Notes and Records of the Royal Society, 41(2), 1987.

5. Jones R. V. Churchill and Science. In Blake R., Louis W. R. (eds.). Churchill. Oxford: Clarendon Press, 1993.

¹ trv-science.ru/2021/07/sadi-carnot-genialnyj-neudachnik/

² trv-science.ru/2022/04/skorbnye-stenaniya-na-solveevskom-kongresse-1911/