«Мы убили нашу ласточку!» — режиссер Ксения Павлова сама была в отчаянии. Финал спектакля оказался неожиданным не только для меня, автора книги, послужившей основой для постановки, но также и для создателей и исполнительницы пьесы. Эта история убедительно напомнила, что театральное действо всегда ближе к жизни, чем повествование, зафиксированное на печатных страницах. Однако, что важнее, создатели спектакля убедили нас в том, что постановка, основанная на научно-популярной книге, способна не только быть нескучной и неназидательной, но и подняться до уровня высокого искусства.
сизокрылая ласточка, в бездне — одна,
ты подставься, пробейся, но вызнай…
Честно говоря, я не верил в успех, когда представители режиссера связались со мной и спросили, нет ли возражений, если проект спектакля по книге, которую я создал в соавторстве с иллюстратором, будет подан на получение финансовой поддержки. Это был конец 2021 года, и, хотя мир постепенно приходил в себя после эпидемии, не было ощущения, что грядут скорые перемены к лучшему. Идея «Дневника ласточки» пришла в голову Ольге Пташник — художнице, выпускнице Физтеха. Именно она начертила путь смелой маленькой птички от родного гнезда в Ирландии к мысу Доброй Надежды на южной оконечности Африки, наметила основные этапы этого пути. «Ласточку» Ольга делала как первую «свою» книгу, ранее она иллюстрировала чужие проекты. Подключившись к работе над книгой по предложению Ольги, я помогал составлять текст, работал над композицией и содержанием иллюстраций, придумал несколько новых разворотов, в их числе — сюжет с нападением на ласточку чеглока Элеоноры, пытавшегося подстеречь ее над Средиземным морем. Ольга тщательно зарисовывала ласточек и птиц, встреченных ею в долгом пути, в том числе и в Африке, работая со мной в научной коллекции на кафедре зоологии позвоночных биологического факультета МГУ. Начавшаяся пандемия заставила нескольких издателей отказаться от публикации книги и поставила крест на наших с Ольгой дальнейших проектах.
Тем не менее, красочная книга, где лаконичный текст лишь комментировал картинки, пришлась по вкусу в разных странах. Благодаря литературному агенту Веронике Кирхгоф, с книгой познакомились читатели во Франции, в Германии, в Италии, в Китае, на Тайване — и в России. Когда книга только создавалась, я видел свою роль в ее создании скорее как вспомогательную: больше всего мне хотелось, чтобы научная информация не утяжеляла воздушные иллюстрации Ольги, не делала их слишком энциклопедичными, но давала больше выгодных сюжетов. Во время работы с Ольгой мы понимали друг друга с одного намека, и мне дорого, что художница приняла не только идеи, но и композиции предложенных мной разворотов, преобразив в красочное полотно мои крошечные наброски. Однако полноценным автором я начал осознавать себя только когда стал редактировать переводы книги на разные языки, а в особенности — когда выполнил переложение на русский язык для издательства «Самокат». После выхода книги по просьбе издательства я несколько раз на ее основе рассказывал на различную аудиторию, в том числе для школьников, о миграции птиц, о том, что стоит за каждым разворотом.
Я пишу стихи, и публикации уходящего года несколько уверили меня в том, что моя поэзия пригодна не только для «домашнего» пользования, однако в роли прозаика я себя никогда не видел и когда узнал о готовившейся театральной постановке, был уверен, что она будет придумана «по мотивам» книги, с репликами, более подходящими для декламации. Первые наброски будущей пьесы, с которыми познакомила меня Ксения, подтверждали эти представления: историю должно было предварять стихотворение Игоря Северянина о девочке, пожалевшей ласточку со сломанной лапкой (где «отец призадумался, потрясенный минутою…»). Обсуждение пьесы с режиссером состоялось летом 2022 года. Я уже успел забыть о предложении сделать пьесу и о моем согласии, когда оказалось, что проект не только поддержан, но и постановка состоится уже осенью в Большом театре кукол в Санкт-Петербурге. Я постарался рассказать Ксении о нескольких сюжетах, которые были только вскользь затронуты в книге, повторил заранее заготовленную лекцию, однако в дальнейшей работе над спектаклем не участвовал. В течение года я был больше воодушевлен той ролью, которую выпало сыграть нашей с Ольгой книге в Италии, где она представляла русскую культуру, ориентированную не на войну, а на жизнь и свободу. Я рассказывал о книге, в том числе в контексте современных событий, для итальянских читателей. Меня спрашивали, нет ли чего-то общего между отлетом птиц в дальние края и эмиграцией, и я возражал, что в то время, как вынужденные перемещения людей нередко рвут дружеские и родственные связи, перелеты птиц соединяют разные страны и континенты, делают весь мир домом для каждой маленькой птички. Отзывы о нашей книге печатали рядом с рассказом о новом издании стихов Джанни Родари, и, поразившись таким соседством, я начал переводить стихи с итальянского. О спектакле сложно было думать — я почти ничего не знал о постановке до начала ноября, когда мне удалось попасть, вместе с пятилетним сыном, на один из премьерных показов.
Зал, в котором разыгрывается спектакль, — небольшой, обит черной материей и похож на пыльный чердак, куда сквозь щели в крыше пробиваются солнечные лучи. На таком чердаке я любил сидеть в детстве, перебирая сваленные там старинные письма и газеты. Пол сцены был завален соломой, посреди размещалась конструкция из нескольких вращающихся сфер, а на заднем плане были протянуты несколько тонких нитей, напоминающих то ли бельевые веревки, то ли провода, то ли покрытые пылью нити паутины. На полу и местами на проводах висели листки из дневника, их перебирала девушка в длинном черном пальто — актриса Екатерина Ложкина-Белевич. Выбрав нужные листки, актриса начала рассказ, сначала о ласточках в третьем лице, но вскоре она сама стала ласточкой. В белом платье, красноватой жилетке и дорожном пальто она напоминала и деревенскую ласточку, и уроженку Ирландии — поры массовой эмиграции в Америку, конца XIX или начала XX века. На поясе у девушки оказалась сумка, похожая на гнездо, откуда торчали головки птенцов, нетерпеливо требующих корма. Вся пьеса была выстроена, бережно основываясь на образах, созданных Ольгой Пташник, хотя ее рисунки нигде не были в точности повторены. Актриса обращалась с реквизитом с ловкостью иллюзиониста, в ее руках возникали то фигурка ласточки, гоняющейся за комарами и мошками или пересекающей земные параллели, то самолетик — сомнительная замена свободному полету птиц, — то скачущие с топотом копыт африканские звери — зебры и антилопа. При работе с немецким изданием книги переводчик спрашивала меня, чем похожи ирландские луга и африканские саванны (согласно моему тексту, саванна напоминает ласточке ее родину), спектакль давал неожиданный, но убедительный ответ на этот вопрос: овцы ли, антилопы ли и зебры, но это такой же сумасшедший дом (вот так улетишь за тридевять морей, а ощущения всё те же).
Хотя спектакль рассчитан на людей разного возраста, он создавался так, чтобы удерживать внимание самых юных зрителей, сидящих на маленьких стульях в переднем ряду, фактически на сцене. То изображения птиц возникали на стене, создаваемые волшебным фонарем, то под пологом тропического леса принимались танцевать светляки, то даже камни начинали излучать свет, то на центральной сфере кружились люди, здания и автомобили — узнаваемые приметы Лондона и Парижа. Мой сын оказался в привилегированном положении, ему после спектакля позволили осмотреть весь реквизит, показали, как что работает, однако и другие зрители не ушли разочарованными. Я смотрел попеременно то на актрису, то на режиссера — с моего места было хорошо видно лицо Ксении, забывшей о возможном появлении на представлении автора, и угадывал, где действие шло строго в соответствии со сценарием, а где не срабатывала та или иная декорация, так что актрисе приходилось импровизировать, — Екатерина делала это с успехом, и зрители, чувствуя, что спектакль сшит на живую нитку, не замечали «заплат». Я тоже ловил каждое слово: вопреки ожиданиям, спектакль был основан исключительно на моем тексте, режиссер дополнила его лишь несколькими репликами. Поражало не то, что мои слова, произнесенные на публику, звучали вполне пристойно, а то, что нередко за ними раскрывался смысл, в книге намеренно приглушенный. Например, непонимание между ирландской ласточкой и ее товарками, прилетевшими из других стран, или соперничество за корм, погнавшее ее из саванн дальше на самый край африканского континента. Не самые простые отношения между героиней и местными птицами, сделавшие неизбежным расставание с районом зимовки, опасный перелет обратно на север… Сцена с чеглоком Элеоноры, в нападении на ласточку вырвавшим у нее перо, была разыграна так искренно и тревожно, что у меня едва не остановилось сердце. Театральная постановка убедила меня, что, если бы я только эту сцену добавил в книгу, я был бы полноценным соавтором Ольги, без нее история не складывалась. Финал спектакля сделали открытым. Согласно книге, ласточка сбивается с пути в Северном море, чудом попадает в Голландию, где и решает начать семейную жизнь. В спектакле ласточка улетает в темноту, повторяя «мы справимся… мы справимся…». На том показе, где я присутствовал, на удаляющуюся за занавес актрису спикировал чеглок, прицельно ударив ее, и стало понятно, что ласточка погибла… Я был поражен мужеством режиссера, предложившей такой конец для детской, фактически, пьесы. Дети, правда, ничего не заметили, однако мои знакомые, пришедшие на спектакль, плакали. Особенно когда актриса, вернувшись из темноты на поклон, повторила «мы справимся!..», и каждый из сидевших в зале почувствовал уже себя в роли ласточки, свободной птицы, отчаянно сражающейся с темнотой и неизбежными невзгодами. Я подумал, что это спектакль не только про свободу, но вообще про жизнь, которая всегда, в любых своих проявлениях, сражается с небытием, пусть и знает, что проигрыш неизбежен, и лучшего конца для такого спектакля нельзя пожелать. Однако поговорив с Ксенией по окончании представления, я узнал, что этот финал получился случайно: одна из декораций сработала с большой задержкой, и вырезанный из фанеры чеглок пролетел по веревке не по пути в Африку, а во время обратного перелета ласточки на север, сделав финал более определенным. Ну, как биолог я должен признать, что такой конец вполне реалистичен. Не было бы риска погибнуть, стремление к перелетам маленькой птички не поражало бы нас так сильно, не становилось бы для нас образцом. Однако после перерыва начинается новый спектакль, снова рождается ласточка, и новые зрители живут надеждой, что птичка долетит, что она сможет вернуться на родину.
Зал, где проходит показ «Дневника ласточки» режиссера Ксении Павловой, небольшой, спектакль идет всего один-два раза в месяц (два показа в день), так что хотя бы поэтому нужно пожелать ему долгой жизни. Так необходим он не только детям, но всем, кто остался в России.
Павел Квартальнов
(2 оценок, среднее: 4,50 из 5)
Загрузка...