Вам часто говорили, что вы гений? Мне — ни разу. Даже обидно немного. А вот других так и называют. И признают это публично, подробно перечисляя гениальные черты.
Во все времена вставал вопрос: чем же все-таки гении отличаются от обычных людей? Об этом задумывались уже в Древней Греции и Древнем Риме. Самым простым было признать гениев не совсем нормальными психически; такого мнения придерживался, например, Аристотель. Платон полагал, что существует два вида бреда — обычное безумие и некое возвышенное состояние души, свойственное прорицателям и поэтам. Близких взглядов придерживался и Демокрит.
Во второй половине XIX века за дело взялся итальянский профессор медицины известный врач-психиатр Марко Эзекья, он же Чезаре Ломброзо (1835–1909). В 1863 году он опубликовал обширный труд «Гениальность и помешательство». Во французском переводе книга названа деликатнее — «Гений человека».
На примере общепризнанно гениальных людей Ломброзо делает вывод о наличии у всех них различного рода психических отклонений. Ни одного из проанализированных им гениев к тому времени уже не было в живых, так что возразить или согласиться с доводами Ломброзо они никак не могли. Все его заключения были чисто умозрительными.
Вдохновленный идеями Ломброзо, в конце XIX века поставить дело на солидную научную основу взялся французский врач-психиатр Эдуар Тулуз (1865–1947), директор лаборатории экспериментальной психологии парижской Школы высших исследований. Рассудив, что гениальность не чужда и его соотечественникам, он сосредоточился на них, поначалу выбрав для целей своих исследований таких персонажей, как писатели Эмиль Золя, Эдмон де Гонкур, Альфонс Доде, поэт Стефан Малларме, физико-химик Пьер Эжен Марселен Бертло, скульптор Франсуа Огюст Рене Роден, композитор Шарль-Камиль Сен-Санс.
Начал доктор Тулуз с Эмиля Золя. В 1896 году вышел в свет его труд под длинным названием «Медико-психологическое исследование связей выдающегося интеллекта с невропатией. Эмиль Золя». Автор исследования впоследствии признавал, что встречено оно было жестокой критикой. Читатели были возмущены тем, что им предложили ознакомиться с результатами психологического препарирования живого человека, современника, да притом весьма известного широкой публике. Масла в огонь подливало и активное участие Золя в гремевшем в то время деле Дрейфуса.
Золя активно защищал несправедливо обвиненного в шпионаже в пользу Германии и осужденного на вечную каторгу офицера французского генерального штаба, еврея, капитана Альфреда Дрейфуса. В своем памфлете «Я обвиняю» Эмиль Золя заявил, что правительство откровенно лжет, чтобы обелить военное руководство, сфабриковавшее дело. Из-за этого в 1898 году он был привлечен к суду за клевету на армию, приговорен к году тюрьмы и большому штрафу. Еще до вынесения приговора Золя удалось бежать в Англию.
Судебный процесс расколол французское общество на «дрейфусаров» и «антидрейфусаров», что прекрасно описал в книге «У Германтов» из своей многотомной эпопеи «В поисках утраченного времени» Марсель Пруст. Отзвуки докатились и до России. Так, Лев Николаевич Толстой писал: «Событию этому, подобные которым повторяются беспрестанно, не обращая ничьего внимания и не могущим быть интересными не только всему миру, но даже французским военным, был придан прессой несколько выдающийся интерес. <…> У каждого есть тысячи дел, гораздо более близких и интересных, чем дело Дрейфуса». А вот Антон Павлович Чехов в одном из писем пенял адресату: «Вы спрашиваете меня, всё ли я еще думаю, что Золя прав. А я Вас спрашиваю: неужели Вы обо мне такого дурного мнения, что могли усомниться хоть на минуту, что я не на стороне Золя? За один ноготь на его пальце я не отдам всех, кто судит его теперь в ассизах, всех этих генералов и благородных свидетелей. Я читаю стенографический отчет и не нахожу, чтобы Золя был не прав, и не вижу, какие тут еще нужны preuves».
Впоследствии, после многих лет разбирательств, Дрейфус был сначала помилован, а потом полностью оправдан и даже награжден в 1918 году орденом Почетного легиона. Всё его дело действительно оказалось сфабрикованным военными чинами.
Но пора вернуться к нашей теме. Критиковали и методику исследования Золя Тулузом, потому как свои выводы он делал опять-таки на основании внешней информации, а потому эти выводы могли быть не вполне объективными. Тулуз крепко задумался и принял единственно верное для себя решение — выбрать выдающегося человека в качестве подопытного экземпляра и лично подвергнуть его всестороннему исследованию.
Его выбор пал на великого французского математика Анри Пуанкаре, гениальность которого уже тогда признавалась многими современниками1. Дабы охватить все аспекты личности испытуемого, доктор Тулуз привлек помощников, среди которых были профессор антропологии, а также два врача. Один их них наблюдал за реакциями на слуховые раздражители, а другой — за зрительными реакциями. Любопытно, что наблюдения производились в 1897 году, когда Пуанкаре было 43 года, а результаты доктор Тулуз опубликовал лишь в 1910 году. Чем была вызвана такая задержка, он не объяснил.
Основательный доктор Тулуз начал издалека — с родителей и ближайших родственников. Выяснилось немало любопытного. Ко дню рождения сына Анри 29 апреля 1854 года его отцу исполнилось 26 лет; прожил он до 64 лет, последние лет десять страдая от диабета. По специальности он был врачом-невропатологом, к математике никаких способностей не имел. Дядюшка, брат отца, был инспектором дорожных строительных работ, сам ничем не выделялся, кроме того, что произвел на свет сына Раймона, шестью годами младше Анри, ставшего в конце концов президентом Франции — с 1913 по 1920 год.
Мать родила Анри в возрасте 24 лет; она была небольшого роста, но крепкого сложения, которое унаследовал ее сын. Бабушка по материнской линии, по-видимому, была необычной личностью. Она сама прекрасно управляла финансами и хозяйственными делами и отличалась явными способностями к математике, которые не получили развития — разве что их унаследовал будущий великий математик. Возможно, они достались и племяннику Анри Пуанкаре, сыну его младшей сестры, который с 20 лет стал публиковать статьи по математике в журнале Академии наук.
Анри Пуанкаре женился в 26 лет и вскоре стал отцом четверых детей: трех дочерей и сына, с регулярностью рождавшихся с интервалом в два года — с 1887-го по 1893-й. О жене Тулуз не пишет ничего, не упоминает даже ее имени, а ведь она была правнучкой великого естествоиспытателя, единомышленника Чарльза Дарвина, во многом предвосхитившего его идеи, Этьенна Жоффруа Сент-Илера. У родственников Пуанкаре доктор Тулуз не нашел серьезных патологических изменений, а по поводу интеллектуальной среды отметил, что почти все мужчины в его роду занимали то или иное видное положение в своей сфере деятельности, а это, по его мнению, способствовало гармоничному развитию личности испытуемого.
Далее доктор Тулуз переходит к описанию развития Пуанкаре в детстве. Говорить он начал девяти месяцев от роду, а в пять лет заболел дифтерией, из-за чего три месяца не мог говорить. Потом долго выздоравливал, но полностью поправился, хотя Тулуз склонен приписывать свойственную Пуанкаре неуклюжесть последствиям этой болезни. Он также отметил, что в свои пять лет Анри не умел ни читать, ни писать, но потом быстро научился, так как ему наняли домашнего учителя. Тот и пристрастил мальчика к началам математики.
В восемь лет его отдали в лицей, где он учился хорошо, но ничем особо не выделялся, разве что усваивал материал быстрее других. Особенно легко ему давались языки — он прилично освоил латынь, потом немецкий, а вскоре и английский. Самыми трудными для Анри оказались рисование и черчение.
Ближе к окончанию лицея Анри стал всерьез интересоваться математикой, читая специализированную литературу. Тогда же стала проявляться его ставшая впоследствии знаменитой рассеянность. Гораздо позже его коллега вспоминал, что однажды они прогуливались, беседуя о математике, когда Пуанкаре вдруг заметил, что держит в руках плетеную клетку для птиц. Он не мог понять, как она у него оказалась, и пошел обратно, пока не наткнулся на лавчонку, торговавшую такими товарами: оказалось, что, проходя мимо, Пуанкаре машинально взял клетку и даже того не заметил. В другой раз, выезжая из гостиницы, вместо своей сорочки он положил в чемодан простыню.
Лет до 26 Анри был скорее худощав, но после женитьбы стал полнеть, что Тулуз нашел совершенно нормальным. При росте 165 см его вес в зрелые годы составлял около 70 кг, то есть он был скорее упитанным, с заметным животиком. Лицо румяное, нос большой и красный. Размер черепа превосходит средний. Размер перчаток — 7¾, обуви — 42. Пульс — 72 удара в минуту.
Спать ложится в десять вечера и просыпается в семь утра. Окна на ночь не открываются. В восемь утра легкий завтрак, обед около полудня, ужин в семь вечера. За ужином выпивает с четверть литра красного вина. Кофе допускается за завтраком и в обед, но не вечером, из опасения бессонницы. Зимой часто выпивается несколько чашек чая. После плотной еды заниматься интеллектуальной деятельностью Пуанкаре не может, а потому сразу после завтрака отправляется на короткую прогулку. Он никогда не курил и не пробовал. Любит гулять и с легкостью проходит километров пятнадцать. Отличается выносливостью, хотя физкультурой никогда не занимался. Мигренями и головным болями не страдает.
Обследование показало, что слух нормальный, вестибулярный аппарат в порядке — подопытный легко сохраняет равновесие даже с закрытыми глазами. Пуанкаре слегка близорук, астигматизма нет. Глаза карие, ресницы длинные и густые. Перед сном или сразу после пробуждения он часто видит яркие цветные фосфены. Математик особо отметил, что в своих воспоминаниях никогда не видит статических образов, а наблюдает только движения. Если перед едой он задумывается, то может не увидеть стол, за которым сидит. Нарисованные пейзажи не воспринимает вообще.
У Пуанкаре выявился ярко выраженный «цветной слух», по-ученому называемый музыкально-цветовой синестезией. Эта особенность проявилась в детстве и впоследствии не исчезла, а лишь ослабла. Так, например, звук «а» имел слегка голубоватый белый цвет, а звук «о» представлялся черным, переходящим в синий. (Интересно, что в сонете Рембо «Гласные» звук «а» — черный, а «о» — синий.)
До восьми лет Анри был полным амбидекстром. Ему было трудно отличить левую руку от правой. Способность одинаково хорошо писать обеими руками он сохранил и позднее, хотя и в меньшей степени. Моторика у него была замедлена, хорошо была заметна неуклюжесть. Установить, однако, есть ли связь между слабой моторикой Пуанкаре и его повышенным интеллектом, исследователям не удалось.
Затем они занялись его памятью. Сначала визуальной: Пуанкаре было предложено посмотреть в течение пяти секунд на изображение и воспроизвести его по памяти.
После двух неудачных попыток у него получилось вот что. Правильно воспроизвести рисунок ему удалось лишь с пятого раза.
Затем для запоминания ему стали называть цифры. Тут дело пошло гораздо лучше. Оказалось, что он может запомнить до одиннадцати цифр, прочитанных подряд, тогда как средний человек помнит лишь семь-восемь. Проверяли и скорость счета в уме. Умножение 45 на 7 заняло у него восемь секунд. Умножение 36 на 45 заняло двадцать секунд. На большие числа уходило до 45 секунд, и иногда он ошибался в результате, но всегда знал, что тот неверен. Способность проводить вычисления в уме была сочтена выше средней.
Проверяли и запоминание прочитанных текстов. Результаты были отличные. Как вспоминал сам Пуанкаре, в Политехнической школе он не вел конспектов лекций и всё воспринимал на слух. После всех опытов с памятью исследователи пришли к выводу, что Пуанкаре обязательно нужно было понять суть происходящего — как они выразились, «интеллектуализировать» события и информацию. В качестве примера они приводят тот факт, что, прекрасно зная, где у химического элемента плюс и минус, Пуанкаре не был уверен в правильности этого утверждения, потому как считал присвоение знаков «минус» и «плюс» простой договоренностью, не имеющей фундаментального обоснования. Исходя из этого Тулуз сделал вывод, что в основе его памяти лежит логика, а также способность создавать искусственные конструкции.
Можно было бы продолжать описание тестов, которым подвергали Анри Пуанкаре, но лучше, пожалуй, обратиться к выводам уважаемого доктора о природе его гениальности. Математические способности Тулуз относит на счет отличного образования, наложившегося на унаследованные природные качества, доставшиеся от родственников с развитым интеллектом. Выдающиеся философские способности, по мнению доктора, объясняются исключительно высоким уровнем научной подготовки, способностью к абстрагированию и выделению самого существенного. Вот главный вывод исследования: «Пуанкаре достиг поразительных высот в математике благодаря своим блестящим способностям».
Удалось ли доктору Эдуару Тулузу в результате проведенного им медико-психологического исследования приблизиться к разгадке тайны гениальности Анри Пуанкаре, оставляю судить читателю.
Виталий Мацарский
1 Touluse E. Enquête Médico-Psychologique sur la Supériorité Intellectuelle, Henri Poincaré. Paris: E. Flammarion, 1910.
(6 оценок, среднее: 4,67 из 5)
Загрузка...