Когда коллеги в 2016 году пригласили меня участвовать в создании новой международной лаборатории в Высшей школе экономики (ВШЭ), я с радостью согласился, поскольку видел в этом реальную возможность повлиять, хотя бы в своей узкой области, на то, чтобы российская наука становилась более открытой, полнее вписывалась в международный научный контекст, чтобы ее результаты становились более видимыми и ценимыми в международном научном сообществе. Тем более что коллег этих я давно и хорошо знал, весьма ценил их профессионализм и научный уровень и даже опубликовал с ними в ТрВ-Наука большое интервью целых 12 лет назад [1]. Мы успешно работали вместе все эти годы, опубликовали вместе несколько статей, были организаторами и участниками нескольких научных сессий на крупных международных конференциях в России и за рубежом, у нас появились студенты и аспиранты…
Но 3 марта 2022 года мне пришлось написать заявление и официально уволиться из ВШЭ. Это было непростое решение, но я мысленно готовился к нему уже некоторое время. Давно было очевидно, что, несмотря на громкие официальные заявления правительственных, министерских и академических чиновников о стремлении России к широкому и равноправному взаимовыгодному международному научному сотрудничеству, несмотря на довольно успешную программу мегагрантов, создание Сколтеха, довольно сильных международных лабораторий в ВШЭ и других передовых российских университетах, объявление Года науки и технологий, усилия по учреждению престижной международной премии имени Менделеева и другие столь же полезные начинания — несмотря на все это, — сотрудничество с российскими коллегами становилось всё более токсичным по крайней мере с 2014 года. И речь даже не идет о всё более агрессивно антизападных и милитаристских выступлениях некоторых политологических профессоров ВШЭ. В конце концов, академическая свобода должна позволять высказывать в стенах университета самые разные мнения (тем более что мы занимаемся далекими от политики задачами вычислительной физико-химии). Но вместе с постепенно сгущающейся в стране атмосферой шпиономании это совсем не способствовало расцвету международного сотрудничества в стране уже в течение нескольких лет.
Введенные ранее санкции и ограничения на сотрудничество с Россией заметно осложняли совместную работу по крайней мере в последние восемь лет. Например, мои долголетние соавторы из американских национальных лабораторий всегда знали, конечно, о моем российском гражданстве и моей российской аффилиации с ВШЭ в последние годы. Но с определенного момента они твердо попросили меня не упоминать мою российскую аффилиацию в наших совместных статьях. Они просто не смогли бы получить одобрение от своего начальства на публикацию, в которой есть российская аффилиация. Прямого запрета на это не было, но бюрократических процедур было бы на порядок больше. А я дорожу их временем и репутацией, хотя, конечно, никто меня ни в чем не подозревал. Но это уже была такая своеобразная плата за «крымнаш».
Тем не менее сотрудничество с Россией худо-бедно продолжалось. Всего две недели назад французский Национальный центр научных исследований (CNRS) прислал мне неожиданное приятное сообщение. Несмотря на то что мой коллега во ВШЭ не смог своевременно подать заявку в РФФИ на совместный грант CNRS — RFFI и мою сторону заявки тогда отклонили, в этом году французские коллеги все-таки решили профинансировать мою часть проекта и предложили мне 5000 евро, на которые я собирался пригласить одного-двух коллег из ВШЭ в Нант хотя бы на пару недель для совместной работы. Но едва я успел всё обговорить с коллегами у себя в департаменте, как наступило 24 февраля, и через два дня CNRS сообщил, что всё институциональное сотрудничество с лабораториями, расположенными на территории России, немедленно прекращается и мой проект не может быть реализован…
В ноябре мы с коллегами из РАН подали предварительную заявку на совместный грант РНФ с французским национальным исследовательским агентством ANR и в середине февраля получили приглашение писать полномасштабную заявку на совместный четырехлетний проект. Но не успели мы даже начать обсуждение деталей, как это приглашение было отозвано, потому что ANR теперь приостанавливает всё научное сотрудничество с Россией в ответ на происходящее.
И это не просто реакция официальных французских научных организаций. Вот выдержки из переписки с коллегой (между прочим, немцем по национальности). Он только что ушел на пенсию и сейчас передает мне дела.
«Добрый вечер в очень грустный день события, которое я ощущаю как нападение на всех нас и которое, безусловно, изменит Европу. Это уже не моя ответственность, но я думаю, что мы должны оставаться очень бдительными в отношении научного сотрудничества с Россией, и в частности, в отношении программного обеспечения. Каждый небольшой фрагмент кода может содержать вирус, и вопрос не в том, что мы хорошо знаем своих партнеров. В этом новом типе атак мы просто все некомпетентны, и всем нужны квалифицированные специалисты, чтобы проверить, содержит ли фрагмент кода или USB-ключ вирус или нет. Вполне возможно, что даже наши российские коллеги не знают, какой вирус они передают. Вчера я еще очень благосклонно относился ко всем этим коллаборациям Андрея с его российскими коллегами. Но для меня эта ночь изменила всё…
…Очевидно, мы не можем совсем прекратить сотрудничество. Но надо учитывать, что всё началось не вчера, а по крайней мере за месяцы до этого с вирусных атак в украинской компьютерной системе и т. п. То, что происходит сейчас, наряду с танками, имеет и компьютерно-вирусный компонент. Российские хакеры, очевидно, имеют неограниченный бюджет, чтобы навредить нам. И Украина, очевидно, не последняя цель этой „спецоперации“. Вирусы могут быть скрыты в любом файле Word, Excel и т. д. Моему российскому коллеге я уже предложил обмениваться только файлами в формате PDF. Я правильно понимаю, что это самое безопасное? Я ему доверяю, но он может передавать нам вирусы, даже не подозревая об этом…
…Я ни в чем не обвиняю российских коллег, но их обмен с нами может быть использован для нападения. А свободная жизнь — гораздо более важная вещь, чем сотрудничество…»
Вместе с тем мои французские коллеги хорошо понимают, что наряду с дополнительной поддержкой украинских ученых в этой чрезвычайной ситуации необходимо внимательно относиться и к российским коллегам, работающим как в России, так и во французских лабораториях. «Мы должны решительно поддержать российских коллег, которые публично выступили против этой беды. Это похвально и мужественно. Но помимо обсуждения, продолжать ли сотрудничество с такими российскими исследователями, мы должны задуматься и над тем, как относиться к российским исследователям, которые, наоборот, уже работают здесь среди нас, но при этом во всем поддерживают российскую власть после событий 24 февраля».
Это всё, конечно, очень грустно осознавать, но я в последние дни смотрю французские, американские, украинские и российские новостные каналы и могу только согласиться со словами своего директора, что эта так называемая «спецоперация», приведшая уже к огромным человеческим и материальным жертвам и грозящая их множить дальше, совершенно несовместима с цивилизованным поведением и должна быть немедленно остановлена.
В этих условиях я вынужден был немедленно разорвать контракт с ВШЭ. Но это разрыв не с российскими коллегами в Вышке или где-либо еще, а именно с официальными российскими институциями. В качестве частного лица я по-прежнему открыт любым формам коммуникации и сотрудничества со всеми коллегами. Я только не хочу (а теперь мне это и прямо запрещено моим научным руководством) иметь никаких официальных отношений и аффилиаций с какими бы то ни было российскими организациями и структурами. Приходится согласиться, что в данной шоковой ситуации некий встречный шок может сыграть положительную роль. Каждый на своем месте пытается делать всё, что можно, чтобы предотвратить сползание в совсем уже абсолютную дикость. Это как сильная пощечина припадочному или ватка с нашатырем под нос обморочному, чтобы привести их в чувство: «Оживай и двигайся!»
Андрей Калиничев
Загрузка...
Успехов на поприще Т-Инварианта, Андрей! Это нужное начинание.