«Тонио Крёгер» глазами литераторов и математиков

В книге «Рассуждения аполитичного», законченной в 1918 году, Томас Манн вспоминает одного гёттингенского студента, который после лекции писателя подошел к нему и взволнованным голосом сказал: «Вы, надеюсь, знаете, не правда ли, Вы знаете это — не „Будденброки“ выражают Вашу сущность, Ваша сущность — это „Тонио Крёгер“! И я сказал, что я знал это» (Mann, 2009, стр. 90)¹.

В самом деле, не в огромной по объему хронике гибели одного семейства, принесшей автору литературную известность и спустя 28 лет — даже Нобелевскую премию по литературе, а в небольшой новелле о молодом литераторе с необычным для немца именем Тонио, тоскующем о радостях простой жизни «во всей ее соблазнительной банальности» (VII, 225) ², о невинном человеческом счастье, наиболее полно выражено представление Манна о долге художника, о неразрешимом противоречии искусства и действительности.

Литературный образ одаренного писателя, чья нежность «ко всему примитивному, простодушному, утешительно-нормальному, заурядному и благопристойному» (VII, 258) граничит с влюбленностью, с самого начала был неотделим от его автора. «Ваш Тонио Крёгер» — так подписал Томас Манн почтовую открытку, отправленную братьям Эренбергам 8 февраля 1903 года (Mann, 1965, стр. 442).

Первоначально образ Ганса Гансена, в которого со школьных лет влюблен Тонио Крёгер, строился на воспоминаниях об Армине Мартенсе, гимназическом товарище Томаса Манна. Но и «центральное сердечное переживание» двадцати пяти лет оставило в новелле заметный след. Автор прямо вставляет в текст новеллы слова, посвященные в реальной жизни художнику Паулю Эренбергу. Обращаясь к своей доверительной собеседнице Лизавете Ивановне, Тонио Крёгер дословно повторяет (VII, 225) фразу о друзьях «среди демонов, кобольдов, завзятых колдунов и призраков, глухих к голосу жизни — иными словами, среди литераторов» из записной книжки Томаса Манна, где тот называет Пауля своим «первым и единственным другом среди людей» (Mann, 1992, стр. 72).

В «Очерке моей жизни», написанном почти через тридцать лет после «Тонио Крёгера», писатель признается, что эта новелла «из всего, что я написал, пожалуй, по сей день наиболее близка моему сердцу и всё еще любима молодежью» (IX, 111).

Писатель не преувеличивал. Его новелла не оставила равнодушными многих его современников. Макс Брод вспоминал, что его друг Франц Кафка был буквально захвачен новым произведением Томаса Манна. В письме, отправленном из Праги в начале 1904 года, Кафка сообщает, что несколько раз перечитал новеллу и не понимает, почему Брод ничего о ней не пишет, — скорее всего, предполагает молодой пражский литератор, письма Макса просто пропали на почте (Brod, 1974, стр. 46).

Каждый читатель находил в новелле Томаса Манна что-то свое, открывал ответы на мучившие именно его вопросы. Кафку, например, по его словам (Kafka, 1966, стр. 31, 182), в «Тонио Крёгере» сильнее всего затронуло не столько противопоставление искусства и естественности, духовной и реальной жизни, сколько тайная влюбленность художника в свою противоположность, в «белокурых и голубоглазых, живых, счастливых, дарящих радость, обыкновенных» (IX, 259).

Влияние новеллы Томаса Манна на творчество Франца Кафки прослеживает Хайнц Полицер в основательной монографии о жизни и творчестве гениального писателя-мистика XX века. Даже в поздних работах Кафки, например, в рассказе «Голодарь» («Ein Hungerkünstler») он находит следы «Тонио Крёгера» (Politzer, 1965, стр. 435, 453).

Марсель Райх-Раницкий в своем эссе о новелле «Тонио Крёгер» называет еще несколько известных литературных имен, испытавших на себе действие этого шедевра (Reich-Ranicki, 2007, стр. 117). Среди них — австрийский писатель Артур Шницлер (Arthur Schnitzler), венгерский философ, литературовед и критик Георг (Дьёрдь) Лукач (György Lukács de Szeged) и другие.

Но не только современники и коллеги раннего Томаса Манна попали под очарование новеллы «Тонио Крёгер». Воздействие «рассказа века», как назвал произведение Манна Райх-Раницкий (Reich-Ranicki, 2007, стр. 107), ощутило на себе не одно поколение молодых людей, и не только в Германии.

В 1921 году студентка факультета права парижской Сорбонны оказалась в Берлине, и в одном из книжных магазинов ей попался томик с «Тонио Крёгером». Студентку звали Наталья Ивановна Черняк, она была родом из Иваново-Воскресенска, но с восьми лет жила у отца в Париже. Через много лет Наталья Ивановна вспоминала: «Я чувствовала, что „Тонио Крёгер“ преображает меня, мне казалось, что он похож на меня. У меня появилось огромное желание писать самой» (Sarraute, 1986). Так начался литературный путь французской писательницы, известной миру по фамилии ее мужа — Натали Саррот (Nathalie Sarraute).

Не одни литераторы восхищались «рассказом века». Очень высоко оценивал новеллу Андрей Николаевич Колмогоров. Не раз в разговорах с коллегами и учениками он упоминал «Тонио Крёгера». О событиях 1963 года вспоминает ученик Колмогорова профессор Владимир Андреевич Успенский: «Путешествие из Москвы в Новосибирск и обратно с Колмогоровыми — ярчайшее событие в моей жизни. Дни в вагоне туда и обратно были заполнены бесконечными разговорами с непривычно свободным во времени, не имеющим жесткого графика дел Колмогоровым. Тем удивительнее, что я почти ничего не помню из этих разговоров, кроме, пожалуй, разговора о Томасе Манне („Тонио Крёгер“, „Смерть в Венеции“)» (Успенский, 2006, стр. 339).

В последние годы жизни Андрея Николаевича одним из самых близких его учеников стал профессор Владимир Михайлович Тихомиров. Вспоминая разговор с учителем о литературе, он пишет: «Андрей Николаевич прервал мои размышления: „Имейте в виду, Володя: крупнейшими писателями XX века являются Томас Манн и Анатоль Франс“. Я немного читал А. Франса и лишь слышал о Т. Манне, так что мог в то мгновение лишь принять во внимание слова своего учителя. В тот вечер на полочке рядом с моей кроватью в Комаровке я обнаружил томик Томаса Манна с закладкой на новелле „Тонио Крёгер“» (Тихомиров, 2006, стр. 240–241).

Объясняя особенную любовь Колмогорова к «рассказу века», Тихомиров выделяет ту идею новеллы, которая одинаково близка и немецкому волшебнику слова, и великому русскому математику: «„Тонио Крёгер“ — рассказ о причинах и истоках творческого импульса. Таким импульсом, по Томасу Манну, являются несостоявшиеся дружба и любовь героя. Сублимация (т. е. преобразование — термин Фрейда) заложенных в человеке эмоциональных сил в творчество — идея, драгоценная и для Павла Сергеевича [Александрова], и для Андрея Николаевича, — вот что, собственно, описано Томасом Манном в „Тонио Крёгере“.

Это противоречие между потребностью иметь «избранного друга», человека, перед которым ты можешь раскрыть свою душу, и необходимостью одиночества для сублимации эмоциональной энергии в творческую — постоянная тема разговоров Павла Сергеевича и Андрея Николаевича» (Тихомиров, 2006, стр. 241).

Академику Колмогорову с «избранным другом» повезло больше, чем Томасу Манну: у того «мужской роман» с Паулем Эренбергом, показавшимся писателю «первым и единственным другом среди людей», продолжался около трех лет. Нежная дружба Колмогорова и Александрова длилась практически всю их жизнь, до самой смерти Павла Сергеевича в 1982 году. Как точно замечает Тихомиров, «в понятие дружбы Колмогоров вкладывал очень большое содержание и неоднократно цитировал слова Ахматовой: „Души высокая свобода, что дружбою наречена“» (Тихомиров, 1999).

Они познакомились в 1922 году, когда Колмогорову было 19 лет, а Александрову — 25, и с тех пор практически не расставались. В редкие месяцы разлуки (например, во время эвакуации Академии наук в Казань в 1942 году, когда Колмогорова вызывали для консультаций в Москву) они обменивались трогательными письмами с обращениями вроде «милый Пусик» или «твой Гусик» (Колмогоров — Александрову, 1999).

Друзья посмеивались над такой нежностью, недруги — язвили. Особенно негодовал Лев Семёнович Понтрягин, не простивший ни своему бывшему учителю Александрову, ни бывшему товарищу ³ Колмогорову тот факт, что они в 1958 году не участвовали в голосовании, когда Понтрягина выбирали в академики, — оба были в командировке за границей и вернулись в день выборов, но поздно вечером (Никольский, 2003, стр. 113).

Вообще, вокруг выборов в члены Академии наук разгорались подчас шекспировские страсти. Андрей Николаевич был избран в академики в 1939 году, когда ему было тридцать шесть лет. Его старший товарищ П. С. Александров стал членом-корреспондентом Академии на десять лет раньше — в 1929 году, но все последующие выборы в академики заканчивались для него неудачей. А. Н. Колмогоров делал всё, чтобы помочь «избранному другу», но безрезультатно. Перед выборами 1946 года Андрей Николаевич написал письмо своему учителю, академику Н. Н. Лузину, с которым был в ссоре с 1936 года, когда на всю страну прогремело злосчастное «дело Лузина» (Демидов и др., 1999), едва не кончившееся физическим уничтожением основателя московской математической школы. Против Лузина ополчились многие его ученики, особенно активны были как раз Александров с Колмогоровым. Но теперь — осенью 1945 года — явно пересиливая себя, Колмогоров пишет опальному академику: «Так как я уже ряд лет занят тем, чтобы различные случайные и привходящие обстоятельства не помешали еще раз вполне справедливому, на мой взгляд, избранию Павла Сергеевича, то я действительно очень ценю Вашу готовность тогда, когда это оказывается нужным, поддержать необходимые для успеха действия» (Тихомиров, 2006, стр. 230).

Лузин обещал содействие, но на выборах 1946 года академиком избрали другого ученика Николая Николаевича — Михаила Алексеевича Лаврентьева. Не помня себя от гнева, Колмогоров при свидетелях ударил по лицу своего учителя, который был на двадцать лет его старше. Скандал стал достоянием математической общественности, говорят даже, что окончательное решение о судьбе молодого вспыльчивого академика принимал сам Сталин (Тихомиров, 2006a, стр. 77 и след.). Андрей Николаевич до последних своих дней тяжело переживал случившееся. Павел Сергеевич Александров стал академиком только в 1953 году, уже после смерти Лузина.

В 1935 году А.Н. и П.С. купили на паях большой дом в деревне Комаровка вблизи станции Болшево под Москвой. А в 1953 году оба получили квартиры в новом высотном здании МГУ на Ленинских горах. Квартиры с номерами 9 и 10 располагались рядом на третьем этаже, так что и в Москве, и в Комаровке друзья были всегда рядом.

Когда 16 ноября 1982 года Павел Сергеевич Александров скончался после долгой и тяжелой болезни, Колмогоров уже почти не мог говорить. На гражданской панихиде в университете он только и смог прошептать у микрофона: «Мы всегда были вместе, и вот он умер, а я остался» (Успенский, 2006, стр. 357).

Возможно, и не зная ничего о Пауле Эренберге, Андрей Николаевич почувствовал в Томасе Манне родственную душу, оттого и ценил так высоко его лучшие вещи, «Тонио Крёгера» прежде всего.

Евгений Беркович

Литература

Mann Thomas. 2009. Betrachtungen eines Unpolitischen. Große kommentierte Frankfurter Ausgabe. Werke — Briefe — Tagebücher, Band 13.1. Frankfurt a.M.: S. Fischer Verlag, 2009.

Mann Thomas. 1965. Briefe 1948–1955 und Nachlese. Hrsg. von Erika Mann. Frankfurt a.M.: S. Fischer Verlag, 1965.

Mann Thomas. 1992. Notizbücher: Edition in zwei Bänder, Band 2, Notizbücher 7–14, Hrsg. von Hans Wysling und Yvonne Schmidlin. Frankfurt a.M.: S. Fischer Verlag, 1992.

Brod Max. 1974. Über Franz Kafka. Frankfurt a.M.: Fischer Taschenbuchverlag, 1974.

Kafka Franz. 1966. Briefe 1902–1924. Gesammelte Werke, hrsg. von Max Brod. Frankfurt a.M.: S. Fischer Verlag, 1966.

Politzer Heinz. 1965. Franz Kafka, der Künstler. Frankfurt a.M.: S. Fischer Verlag, 1965.

Reich-Ranicki Marcel. 2007. Thomas Mann und die Seinen. Frankfurt a.M.: Fischer Taschenbuch Verlag, 2007.

Sarraute Nathalie. 1986. Die Sprache der Empfindung. Ein Gespräch mit der Schriftstellerin Nathalie Sarraute. Süddeutsche Zeitung vom 26. Ferbruar. 1986 г.

Успенский В.А. 2006. Колмогоров, каким я его помню. В книге: Колмогоров в воспоминаниях учеников. Текст подготовлен Н. Г. Химченко. Редактор-составитель А. Н. Ширяев. М.: Издательство МЦНМО, 2006.

Тихомиров В.М. 2006. Слово об учителе. В книге: Колмогоров в воспоминаниях учеников. Текст подготовлен Н. Г. Химченко. Редактор-составитель А. Н. Ширяев. М.: Издательство МЦНМО, 2006.

Тихомиров В.М. 1999. Письма до востребования. Вестник Российской академии наук, том 69, № 3. 1999 г.

Колмогоров — Александрову. 1999. А. Н. Колмогоров — П. С. Александрову. Вестник Российской академии наук, том 69, № 3, стр. 245–255. 1999 г.

Никольский С.М. 2003. Воспоминания. М.: МИАН, 2003.

Демидов С. С. и Левшин Б. В. (отв. ред.). 1999. Дело академика Николая Николаевича Лузина. С.- Петербург: РХГИ, 1999.

Тихомиров, В.М. 2006a. Андрей Николаевич Колмогоров. Жизнь, преисполненная счастья. М.: Наука, 2006.

Впервые опубликовано в альманахе «7 искусств»

¹ См. также: 7iskusstv.com/2011/Nomer1/Berkovich1.php

² В круглых скобках указывается римскими цифрами том собрания сочинений Томаса Манна в десяти томах (М.: Государственное издательство художественной литературы, 1959–1961), арабские цифры — номер страницы.

³ Об отношении Колмогорова к Понтрягину говорит тот факт, что в 1942 году, мечтая о создании в СССР подобия Гёттингенской математической школы, А.Н. называет в числе тех, кто мог бы заменить Давида Гильберта, Эдмунда Ландау, Эмму Нётер и Рихарда Куранта, себя с П. С. Александровым, Л. С. Понтрягина, И. Г. Петровского и Л. В. Канторовича (Колмогоров — Александрову, 1999).