Невозможность Cоляриса

Кадр из фильма Андрея Тарковского «Солярис», 1972 год
Кадр из фильма Андрея Тарковского «Солярис», 1972 год

12 сентября 2021 года исполнилось 100 лет со дня рождения известного польского писателя-фантаста, футуролога и философа Станислава Лема (Stanisław Herman Lem). На его книгах выросло немало прекрасных исследователей науки, литературы, переводчиков и книгоиздателей, чьи комментарии о творчестве любимого автора мы вам и представляем.

Лев Зелёный
Лев Зелёный

Лев Зелёный, астрофизик, академик РАН, научный руководитель Института космических исследований РАН

Когда и как вам впервые в руки попала книга Лема? Какая?

— Это была его первая книга «Астронавты», написанная в начале 1950-х годов. Книга вполне в духе тогдашней научной фантастики — не очень замысловатая, без большого философского подтекстакак раз по зубам школьнику пятого или шестого класса, коим я тогда и был. Несмотря на простоту, книга была написана мастерски, чтение захватывало, и, как я понял, перечитав ее не так давно, в тексте угадывался будущий великий мастер.

Какой текст у Лема вы больше всего любите?

— Пожалуй, «Возвращение со звезд». Это гениальная книга, в которой предугаданы будущая потеря интереса человечества к космосу (предвестники видны уже сейчас) и страшная цена, которую придется заплатить за эту потерю. Люблю юмор Лема, особенно в его «Сказках роботов», и частично философское визио­нерство в «Сумме технологии».

В «Солярисе», наверное, увидел не то, что видят литературоведы (слушал на днях передачу Игоря Волгина о Леме), а неожиданность и непостижимость встречи с другим разумом и принципиальную невозможность контактов с ним.

— Есть ли любимая цитата? Если да, то какая?

— Целое стихотворение в отличном переводе, к сожалению, не знаю, чьем:

В экстремум кибернетик попадал
От робости, когда кибериады
Немодулярных групп искал он интеграл,
Прочь, единичных векторов засады!
Так есть любовь иль это лишь игра?
Где, антиобраз, ты? Возникни, слово молви-ка!
Уж нам проредуцировать пора
Любовницу в объятиях любовника.
Седины? Чушь! Мы не в пространстве Вейля,
И топологию пройдем за лаской следом мы,
Таких крутизн расчетам робко внемля,
Что были Лобачевскому неведомы.

Повлиял ли Лем на ваше желание стать ученым?

— Трудно сказатьЛем был частью духовной атмосферы советского общества тех лет — вместе со Стругацкими, Шкловским, Брэдбери, Ефремовым, — которая и звала и в науку, и в космос. Особенно сильное впечатление произвел его роман «Непобедимый», вышедший как раз в середине ­1960-х годов, когда окончательно решалось, кем быть.

* * *

Елена Клещенко
Елена Клещенко

Елена Клещенко, писатель-фантаст, научный журналист, главный редактор портала PCR.news, лауреат Премии РАН за лучшие работы по популяризации науки 2020 года за книгу «ДНК и ее человек. Краткая история ДНК-идентификации»

Когда и как вам впервые в руки попала книга Лема? Какая?

— Наверное, это был «Солярис», еще в школе. Никто меня не предупредил, о чем эта книга. Я настроилась почитать о космических приключениях; начало, с прилетом Криса Кельвина на станцию, не предвещало ничего иного («В девятнадцать ноль-ноль бортового времени я спустился по металлическим ступенькам в капсулу. В ней было ровно столько места, чтобы поднять локти. Я вставил наконечник шланга в штуцер, выступающий из стены, скафандр раздулся, и я уже не мог сделать ни малейшего движения. Стоял, вернее висел, в воздушном ложе, составляя единое целое с металлической скорлупой…») — и какой же меня ждал сюрприз! Читать по второму разу, кажется, начала сразу после первого.

Какой текст у Лема вы больше всего любите?

— Безусловно, у Лема есть более значимые и серьезные тексты, но мой выбор — «Кибериада». И «Маска».

Есть ли любимая цитата? Если да, то какая?

— Одну выбрать трудно, но чаще всего цитирую «Еще не прошло время ужасных чудес» (в другом переводе «жестоких»).

Повлиял ли Лем на ваше желание стать научным журналистом?

— Прямое влияние проследить трудно, опо­средованное — возможно.

* * *

Михаил Кацнельсон
Михаил Кацнельсон

Михаил Кацнельсон, физик, профессор теории конденсированного состояния Университета Радбауда (Нидерланды), член Королевской академии наук и искусств Нидерландов и Европейской академии

Когда и как вам впервые в руки попала книга Лема? Какая?

— В середине шестидесятых начала выходить «Библиотека современной фантастики». Я тогда учился в младших классах и читал эти тома по мере того, как они выходили. Четвертым томом был Станислав Лем, отрывки из Ийона Тихого (Ijon Tichy) и «Возвращение со звезд». Это и были первые книги Лема, которые я прочел. Почти сразу вслед прочел «Непобедимого» и «Кибериаду».

Какой текст писателя вы больше всего любите?

— «Маску», конечно. И еще, наверно, «Глас Господень».

Есть ли любимая цитата? Если да, то какая?

— «Лучше любых аргументов и доводов мировоззрение защищает полиция» («Двадцать восьмое путешествие Ийона Тихого»).

Повлиял ли Лем на ваше желание стать ученым?

— Были гораздо более сильные влияния, но «Глас Господень» (в первом, советского времени, русском переводе он назывался «Голос неба», и именно этот перевод я в школе читал) наложился на читанные мной автобиографии и биографии реально живших великих ученых и интерес к науке усилил. Надо сказать, Лем сделал удивительное. Трудно тому, кто сам не является гениальным ученым, да и ученым вообще, написать убедительный текст от лица гениального ученого. Скажем, когда у Стругацких в «Пикнике» начинает разглагольствовать Пильман, мне как читателю становится неловко. А вот Хогарт у Лема очень убедителен; понятия не имею, как он это сделал.

И еще одно. Многочисленные замечания о случайности и о природе эволюции, разбросанные по книгам Лема, мы всерьез обсуждаем в научных дискуссиях с коллегами, например с Евгением Куниным. Недавно был крайне интересный разговор вокруг цитаты из «Непобедимого» — насчет того, что жизнь либо не возникает вообще, либо создает невероятное разнообразие форм. Ну и «Солярис», конечно, как пример от противного (такого быть не может, но очень интересно обсудить, почему). В этом смысле Лем — единственный писатель-фантаст, который практически напрямую влияет на мою научную работу.

* * *

Евгений Кунин
Евгений Кунин

Евгений Кунин, биолог, вед. науч. сотр. Института здравоохранения США, член Национальной академии наук США, член Американской академии искусств и наук, иностранный член РАН

Когда и как вам впервые в руки попала книга Лема? Какая?

— В раннем отрочестве. Кажется, мне было 12–13 лет, и это было «Возвращение со звезд». Как — не помню.

Какой текст у Лема вы больше всего любите?

— Я, в общем-то, мало читал: «Возвращение со звезд», «Солярис», «Голос неба», «Маска», «Звездные дневники», «Сумма технологии». Всё это весьма нравилось, кроме «Дневников», этот юмор для меня утомителен. «Сумма технологии» была исключительно интересна, но реальное впечатление и влияние на меня произвел «Солярис».

Повлиял ли Лем на ваше желание стать ученым?

— На желание — нисколько, совершенно другие были стимулы. Но на ход моих скромных мыслей о природе и происхождении жизни «Солярис» влиял и влияет. Потому что он ставит вопросы о возможности фундаментально другой организации жизни, по сравнению с земной, и, более конкретно, о том, обязательна ли для жизни индивидуальность, различение своего и чужеродного. Ответ — обязательна, и в этом смысле Солярис невозможен.

* * *

Леонид Перлов
Леонид Перлов

Леонид Перлов, учитель географии

Когда и как вам впервые в руки попала книга Лема? Какая?

— Лет в десять, пожалуй. «Рассказы о пилоте Пирксе».

Какой текст у Лема вы больше всего любите?

— «Сумма технологии».

— Есть ли любимая цитата? Если да, то какая?

— «Не затем столько лет трансмутируют всяких субчиков, чтобы больше было сепулек»!

Повлиял ли Лем на выбор вашей профессии?

— На выбор профессии — нет, а на профессиональную деятельность — да.

* * *

Илья Ясный
Илья Ясный

Илья Ясный, руководитель научной экспертизы фонда Inbio Ventures

Когда и как вам впервые в руки попала книга Лема? Какая?

— Я с детства увлекался научной фантастикой, которой у нас дома было достаточно благодаря папе. Первой книгой Лема был сборник нескольких рассказов: про пилота Пиркса и другие, больше всего меня впечатлили «ЭДИП» и «Испытание». Будучи подростком, я в клетчатой тетради даже рисовал траектории полетов пилота Пиркса и внутренности его ракеты. Затем мне попало в руки полное собрание сочинений, которое я прочел несколько раз от корки до корки. Можно сказать, что Лем во многом сформировал мою личность и убеждения.

Какой текст у Лема вы больше всего любите?

— Очень трудно сказать. В разные времена по-разному. Меня никогда не увлекали типичные SF-романы типа «Соляриса» или «Возвращения со звезд», я отдавал предпочтение более парадоксальным и философским произведениям, полным абсурдного и черного юмора. Наверное, если выделять, то это будет «Рукопись, найденная в ванне». Однако также мне близки «Мир на Земле», «Футурологический конгресс», циклы «Кибериада», «Мнимая величина» и «Абсолютная пустота». Ну и, конечно, «Звездные дневники Ийона Тихого», по которым был снят отличный немецкий lo-fi-сериал.

Есть ли любимая цитата? Если да, то какая?

— Самая запомнившаяся: «И даже заповедь любви к ближнему, а также программу построения земного рая удалось переделать в довольно-таки массовые могилы».

Повлиял ли Лем на выбор вашей профессии?

— Не думаю, что повлиял напрямую, но опосредованно наверняка повлиял. Во многом благодаря этому писателю я отказался от идеи веры в Бога, которая у меня присутствовала лет до 12, и прочно встал на естественно-научные рельсы. Таким образом, когда встал вопрос о выборе профессии, я колебался между биологией и химией (физика не казалась интуитивно понятной).

* * *

Илья Симановский. Фото Д. Кротовой
Илья Симановский. Фото Д. Кротовой

Илья Симановский, соавтор книги «Венедикт Ерофеев: посторонний», исследователь литературы

Когда и как вам впервые в руки попала книга Лема? Какая?

— Первой книгой Лема, которую я прочитал, был «Солярис». Я учился на первом курсе МИФИ и к этому моменту уже посмотрел фильм Тарковского. В отличие от многих друзей-сокурсников (в нашей «технической» среде Лем и Стругацкие почитались, и любовь к ним, как правило, передавалась «по наследству», от родителей), конфликта восприятия фильма и книги я не испытал. Мне и сейчас кажется, что и то, и другое — выдающиеся произведения искусства и мысли: у Лема больше мысли, у Тарковского больше искусства.

Какой текст у Лема вы больше всего любите?

— Пожалуй, «Сказки роботов» и «Кибериаду» — удивительно воздушные, остроумные и вместе с тем философские и содержащие нестандартные идеи (как всегда у Лема) вещи.

Есть ли любимая цитата? Если да, то какая?

— Часто вспоминаю (не дословно) фразу о том, что так же, как слона нельзя уподобить большой бактерии, мыслящий океан нельзя уподобить огромному мозгу. Вырванная из контекста, она мало что скажет, но в ней максимально просто выражена та идея, что иногда аналогии — негодный инструмент познания. Еще часто цитирую самую смешную (и при этом точную) мизантропию ever — описание человека («бледнотика») в «Кибериаде».

Повлиял ли Лем на выбор вашей профессии?

— Нет, так как я его впервые прочел уже получая специальность. Но можно я отвечу на другой вопрос? «Когда я в последний раз вспомнил, что Лем — гений?» А вот когда: прочитав три года назад статью о разработке микроскопических роботов, которые, соединяясь, образуют единый организм. Почти за шестьдесят лет до этого Лем написал «Непобедимого» — там всё это описано!

* * *

Дмитрий Вибе
Дмитрий Вибе

Дмитрий Вибе, астрохимик, зав. отделом физики и эволюции звезд Института астрономии РАН, лауреат Премии РАН за лучшие работы по популяризации науки 2020 года

Когда и как вам впервые в руки попала книга Лема? Какая?

— В домах моего детства (1970–1980-е годы) был небольшой, но вполне представительный набор научной фантастики, в котором книг Лема было целых пять: «Магелланово облако», «Звездные дневники Ийона Тихого», «Вторжение с Альдебарана», «Навигатор Пиркс / Голос неба» и «Непобедимый / Кибериада». Я не помню, конечно, которую из них начал читать первой. Кажется, все-таки про Пиркса. И с тех дальних времен для меня существует только Ослиная Лужайка, а никакой не Ослиный Лужок и уже тем более не Ослей Лончка.

Какой текст у Лема вы больше всего любите?

— «Кибериаду», наверное. За фрагменты, которые невозможно полностью заценить, не зная довольно хорошо физику и математику.

Есть ли любимая цитата? Если да, то какая?

— «Космос как таковой является абсолютно штатским».

— Повлиял ли Лем на выбор вашей профессии?

— Скорее наоборот. Я профессию не выбирал; она меня сама выбрала еще в раннем детстве. И я как будущий астроном полагал себя обязанным читать вообще всё, что связано с космосом.

* * *

Наталья Мавлевич. Фото О. Дормана
Наталья Мавлевич. Фото О. Дормана

Наталья Мавлевич, переводчица французской литературы, лауреат премии «Мастер» в номинации «Проза»

— Когда и как вам впервые в руки попала книга Лема? Какая?

— Первое, что я читала у Лема, — «Звездные дневники Ийона Тихого». Когда?.. Думаю, мне тогда было лет четырнадцать. Я читала фантастику запоем. Над И. Т. хохотала, как сумасшедшая. Петли времени, сепульки… А уж потом были «Солярис» и «Возвращение со звезд», любимая книга.

Есть ли у Лема любимая цитата? Если да, то какая?

— Вот сепульки, пожалуй, и есть такая цитата. Сепульки1 — см. сепулькарий и т. д.

Повлиял ли Лем на выбор вашей профессии?

— Ну… Пожалуй, нет. Он тут не виноват.

* * *

Андрей Пучков
Андрей Пучков

Андрей Пучков, науч. сотр. Лаборатории физики сверхвысоких энергий СПбГУ

Когда и как вам впервые в руки попала книга Лема? Какая?

— С произведениями Станислава Лема я впервые познакомился, когда учился в средней школе, а точнее, в пятом или шестом классе. Это произошло при довольно любопытных обстоятельствах. В Советском Союзе во времена правления Л. И. Брежнева почему-то хорошие, интересные, научно-фантастические произведения (особенно зарубежные) издавались крайне неохотно и были жутким дефицитом, который надо было уметь «доставать». Однажды я стал невольным свидетелем того, как «достают» книжный дефицит: взрослый мужчина (мастер) уговаривал нашу сельскую библиотекаршу выдать ему на недельку увесистый том избранных произведений Станислава Лема, а за это он обещал помочь с ремонтом… Вообще говоря, подросток не должен вмешиваться в разговор взрослых, но я набрался нахальства и спросил: «А можно я буду следующим читателем?» Взрослые удивились такой наглости, но отказать не посмели… В результате через неделю я погрузился в чтение романов Станислава Лема. Отчетливо помню, что первым произведением Лема, которое я прочитал «запоем» (проглотил!) от начала до конца, был «Непобедимый». Впечатление от прочитанного текста было просто шоком. Никогда раньше я не читал ничего подобного… (Я долго потом мучался вопросом: а кто такой это Лем? Астроном, как один из братьев Стругацких? Почему текст переведен с польского? Про польскую фантастику я тогда вообще ничего не слышал…) В общем, я понял, что попался. С тех пор я полюбил творчество Станислава Лема…

Какой текст у Лема вы больше всего любите?

— Я считаю, что любимые книги — это те, которые любишь перечитывать и каждый раз находишь в них нечто новое. Трудно выделить одну самую любимую книгу. У меня три любимых романа Станислава Лема: 1) «Голос неба» (или «Глас божий»); 2) «Возвращение со звезд»; 3) «Солярис».

Повлиял ли Лем на выбор вашей профессии?

— Я бы уточнил: знакомство с творчеством Станислава Лема сформировало мое мировоззрение, то есть систему взглядов на окружающий мир и Вселенную в целом. Именно так. (Знакомство с философией в университете оказало на меня меньшее влияние, чем творчество Лема.)

О цитатах… У меня их много… Однако вот эту я вспоминаю часто: «Мы совсем не хотим завоевывать космос, мы просто хотим расширить Землю до его пределов…» «Мы не ищем никого, кроме человека. Нам не нужны другие миры. Нам нужно наше отражение. Мы не знаем, что делать с другими мирами».

* * *

Виктория Малкина
Виктория Малкина

Виктория Малкина, филолог, доцент, зав. кафедрой теоретической и исторической поэтики РГГУ

— Когда и как вам впервые в руки попала книга Лема? Какая?

— Довольно банально, это был «Солярис», потому что я посмотрела фильм Тарковского, была им потрясена и захотела сопоставить с книгой. Было это в старших классах школы, книгу попросила у знакомых. Роман произвел сильное впечатление и здорово изменил мое отношение к тому, что не совсем верно называют научной фантастикой (с литературоведческой точки зрения точнее было бы говорить об авантюрно-философской фантастике). До этого я считала, что я ее не люблю, а тут выяснилось, что я просто что-то не то читала; на самом же деле это очень интересно и есть о чем задуматься.

— Какой текст у Лема вы больше всего любите?

— Пожалуй, тот же «Солярис» (первое впечатление — самое сильное), а еще «Возвращение со звезд». Сам он этот роман считал неудачным, но мне книга оказалась близка. И, пожалуй, «Голем XIV», хотя с легендарным Големом он не то чтобы сильно связан.

— Есть ли любимая цитата? Если да, то какая?

— «Глупость — движущая сила истории».

— Повлиял ли Лем на выбор вашей профессии?

— На профессию — нет, она уже была выбрана к тому моменту, как я познакомилась с его творчеством. А вот на профессиональный интерес к фантастическому — вполне, тем более что сам Станислав Лем теоретическую работу о фантастике, как известно, тоже написал («Фантастика и футорология»).

* * *

Александр Апт
Александр Апт

Александр Апт, профессор, зав. лаб. иммуногенетики ЦНИИ туберкулеза

Первую книгу, которую помню, — «Магелланово облако», мне лет 12, читаю всю фантастику подряд, понимаю, что читаю чушь, но дочитываю. Потом «Непобедимый», который уже нравится, а затем «Солярис» и всё остальное. Любимые тексты — «Культура как ошибка», «Новая космогония», «Солярис» (в этом порядке).

На выбор профессии не повлиял, но воображением и постановкой вопросов все­гда восхищался. Мой отец, переводчик Соломон Апт, состоял с Лемом в переписке (по-немецки), прежде всего по вопросам фашизма, культуры и политики XX века. Они ровесники, 9 сентября отцу тоже бы исполнилось 100 лет. Боюсь, что переписка (2–3 письма) не сохранилась, отец не выносил архивов.

* * *

Михаил Бурцев
Михаил Бурцев

Михаил Бурцев, нейроматематик, заведующий лабораторией нейронных систем и глубокого обучения МФТИ:

Когда и как вам впервые в руки попала книга Лема? Какая?

— Сейчас уже и не вспомню, скорее всего «Солярис». Потом издательство «Текст» выпускало полное собрание сочинений, я ездил и выкупал тома, читал подряд. Сильное впечатление на меня оказал «Непобедимый» — про эволюцию роботов. «Сумма технологий» тоже засела в подкорке.

Какой текст у Лема вы больше всего любите?

— Серия про Трурля и Клапауция — любимые сказки на ночь.

Есть ли любимая цитата? Если да, то какая?

— Я вообще как-то не выделяю цитаты при чтении, поэтому и для Лема их нет.

Повлиял ли Лем на ваше желание стать ученым?

— Лем оказал огромное влияние на то, чем я занимаюсь в науке. Можно сказать, что он сформировал мою главную научную цель — исследование подходов к созданию искусственного интеллекта, как естественного продолжение эволюции. Это же так захватывающе реализовывать сценарии из фантастических книжек. Я сразу не понял, что это всё он. Но когда ретроспективно стал смотреть на темы, которые меня интересовали и интересуют, то понял — это Лем.

* * *

Альберт Ефимов
Альберт Ефимов

Альберт Ефимов, вице-президент Сбербанка по исследованиям и инновациям, заведующий кафедрой инженерной кибернетики НИТУ «МИСиС»:

— Когда и как вам впервые в руки попала книга Лема? Какая? 

— Если говорить именно о книге, то сборник 1964 года «В мире фантастики и приключений» попал ко мне в руки, когда мне было, наверное, лет двенадцать. Но теперь уже мне никогда не забыть, что «Непобедимый», крейсер второго класса, самый большой корабль, которым располагала База в системе Лиры, шел на фотонной тяге, срезая край созвездия». Думаю, что эта книга и эта фраза является частью культурного кода, объединяющего людей, способных видеть деревья, там, где остальные видят столбы, и безошибочно продолжающих фразу «в белом плаще с кровавым подбоем…».

Однако, мое знакомство с Лемом началось гораздо раньше. Я хорошо помню хмурый осенний день, когда мама взяла меня на просмотр «Соляриса» Тарковского. Мне было 10 лет, мама долго уговаривала контролеров меня пустить на сеанс («он так любит фантастику»). Нас пустили, и с тех пор для меня соляристика является наукой, которой я бы хотел заниматься.

— Какой текст у Лема вы больше всего любите?

— Я очень боялся, что книга «Солярис» понравится мне меньше, чем фильм. Поэтому прошло лет двадцать пока я не взял в руки этот роман и не прочитал его от корки до корки. Мне очень понравилось. Поэтому, я даже не могу для себя решить, что мне нравиться больше – книга или фильм. Однако, если говорить про любовь к тексту, то именно «Солярис» мой любимый лемовский текст – я его могу читать с любого места и нахожу в нем каждый раз что-то заставляющее меня задуматься.

Если говорить о том, какую книгу Лема я открываю чаще всего, то это «Сумма технологий». Этот фундаментальный труд является для меня не только источником вдохновения, но и основой для постоянной скромности – Лем знал и предвидел почти всё.

— Есть ли любимая цитата? Если да, то какая?

— Цитату из «Непобедимого» я уже привел выше. Поэтому, привожу другую цитату, которая имеет большое значение для меня, как для робототехника: «Должен вам сказать, что мы вовсе не хотим завоевывать космос. Мы хотим расширить Землю до его границ. Мы не знаем, что делать с другими мирами. Нам не нужно других миров… Человеку нужен человек».

— Повлиял ли Лем на выбор вашей профессии?

— Однозначно. Мой любимый герой в Солярисе — инженер, одиночка, гений и чудак — Снаут, по профессии — кибернетик. Именно поэтому, я выбрал факультет кибернетики, когда поступал в вуз. Понятно, что я не мог отказаться от предложения возглавить кафедру «инженерной кибернетики» в МИСиС. Хотелось бы верить, что Снаут был бы мной доволен.

Подготовила Наталия Демина


1 Как отмечается в «Википедии», сепу́льки (польск. sepulki) — важный элемент цивилизации ардритов с планеты Энтеропия из рассказа Лема «Путешествие четырнадцатое», входившего в научно-популярный цикл «Звездные дневники Ийона Тихого». Они также упоминались в лемовском романе «Осмотр на месте». В конце 1960-х — начале 1970-х годов слово «сепульки» было популярно в кругу советской интеллигенции. Сепулькарии — это устройства для сепуления (занятия ардритов).

Подписаться
Уведомление о
guest

21 Комментария(-ев)
Встроенные отзывы
Посмотреть все комментарии
res
res
2 года (лет) назад

Поостерегся бы я ИМХО навязывать Вселенной только ДНК-жизнь. Сложные системы еще мало изучены. Там нелинейности, а от них все что хочешь прилететь может. В частности Солярис ))

Владимир Аксайский
Владимир Аксайский
2 года (лет) назад

Все 11 комментариев понравились, – 6 вызвали непроизвольное желание откликнуться.
Лев Зелёный
…потеря интереса человечества к космосу…
Это вряд ли, – если, конечно, не специально притушить.
…встречи с другим разумом и принципиальную невозможность контактов с ним…
Трудно представить принципиальную невозможность, – разве что, отказать другому в разуме.
Михаил Кацнельсон
… Трудно… написать убедительный текст от лица гениального ученого…
Если текст пишется для гениальных ученых, тогда, наверное, – да.
Евгений Кунин
… на ход моих скромных мыслей о природе и происхождении жизни…
А на ход нескромных?
Илья Ясный
… благодаря этому писателю я отказался от идеи веры в Бога…
Нечасто увидишь, чтобы за такое благодарили.
Дмитрий Вибе
… я как будущий астроном полагал себя обязанным читать вообще всё, что связано с космосом…
Любопытно, – будущий астроном, став астрономом – эту обязанность сохранил?
Андрей Пучков
… Мы не знаем, что делать с другими мирами…
Не исключено, – это знают обитатели других миров. Возможно, для нас это знание избыточное, –  достаточно узнать место нашего мира среди других.

Vladimir Protopopov
Vladimir Protopopov
2 года (лет) назад

,,, да Лем – это глыбы!!!
Многие поколения воспитаны на фантастике.
Спасибо за подборку

Alex
Alex
2 года (лет) назад

“Вы млекопитающий, не правда ли?
  — Да.
  — В таком случае приятного млекопитания!”

Хоть меня и не спрашивали:)

Kapitan Nemo
Kapitan Nemo
2 года (лет) назад
В ответ на:  Alex

В оригинале ещё забавнее, таможенник желает приятного сосания. По-польски млекопитающее — ssak. ” — Pan jest ssakiem, prawda? — Tak. — A więc pomyślnego ssania!” .

Alex
Alex
2 года (лет) назад

Если уж давать примечание о сепульках, то надо было, очевидно, приводить не информацию из Википедии, а то самое место из первоисточника:
“Сепульки — играющий значительную роль элемент цивилизации ардритов (см.) с планеты Интеропия (см.). См. Сепулькарии”.
Я последовая этому совету и прочитал:
“Сепулькарии — устройства, служащие для сепуления (см.)”.
Поискал сепуление, там было:
“Сепуление — занятие ардритов (см.) с планеты Интеропия. (см.) См. Сепульки”.

Дмитрий
Дмитрий
2 года (лет) назад

Фантастикой Лема увлекаются в основном дети, филологи, переводчики, философы. Те, у кого не точных знаний о космонавтике.
Для историков, искусствоведов он страшен, неприятен. Для инженеров он примитивен. Я приехал учится из Сибири, и там был популярен палеонтолог Иван Ефремов. Его повести про древние, реальные цивилизации. Это удивительно.Мало из москвичей знает, что идеи о том, что земля и планеты вращается вокруг Солнца понял впервые в мире греческий ученый Аристарх Самосский. Его знания подхватили некоторые греки и Пифагор. Затем уже Коперник.
Большие ученые интересуются жизнью реальных людей, полководцев, больших ученых, реальной историей России. А фантастика – это, мне кажется, как мыльная опера для детей и неграмотного народа.
Вам нравится больше смотреть балет ,,Лебединное озеро, слушать как поет Пугачева,Селин Дион, или фантастические рассказы о певцах будущего и балете в 22 веке?

Vladimir
Vladimir
2 года (лет) назад
В ответ на:  Дмитрий

Это ж какая каша в голове у человека ) Вообще-то Пифагор жил задолго до Аристарха Самосского. Это знают многие москвичи, да и не только они.

Дмитрий
Дмитрий
2 года (лет) назад
В ответ на:  Vladimir

Я ошибся, не Пифигор, а Плутарх, Архимед, Кеплер, Галилей.
https://ru.wikipedia.org/?curid=145464&oldid=115986729

Alex
Alex
2 года (лет) назад
В ответ на:  Дмитрий

Что это было?

Александр Поддьяков
2 года (лет) назад
В ответ на:  Дмитрий

Об отношении к Лему космонавтов и ученых
https://www.gazeta.ru/science/2021/09/11_a_13976174.shtml

Г.Гречко: “С писателями-фантастами, братьями Стругацкими, Ольгой Ларионовой и Станиславом Лемом мне посчастливилось встречаться и беседовать. С Лемом мы встретились во время конференции в Варшаве. Я любил его книги, считал и считаю Лема одним из лучших фантастов”
https://litresp.ru/chitat/ru/%D0%93/grechko-georgij/kosmonavt–34-ot-luchini-do-prisheljcev 

Alex
Alex
2 года (лет) назад

Ещё добавлю:
“Но различия между так называемым человеком и его сородичами-животными почти совершенно отсутствуют! И подобно тому, как БОЛЕЕ ВЫСОКИЙ рост еще не дает права пожирать тех, кто ростом ПОНИЖЕ, так и несколько БОЛЕЕ ВЫСОКИЙ разум отнюдь не дает права ни убивать, ни пожирать тех, кто ЧУТЬ НИЖЕ умственно.”

res
res
2 года (лет) назад
В ответ на:  Alex

“- У меня право есть?

  • – Есть.
  • – А я могу?
  • – Нет, не можете.” ))
Владимир Аксайский
Владимир Аксайский
2 года (лет) назад
В ответ на:  res

– Здесь курить можно?
– Нельзя.
– А почему вон тот курит?
– А он не спрашивал.

Max Kammerer
Max Kammerer
2 года (лет) назад

Рад, что “Возвращение со звезд”, неудачный по мнению Лема роман, высоко оценен. Но с появлением мобильных телефонов первая его глава, посвященная гигантскому космопорту, в котором Брегг разминулся со встречающими и потерялся (глава совершенно феноменальная!), вызывает вопрос, почему Лем не снабдил Эла смартфоном? Не предвидел появления гаджета? Вряд ли, идея старая. Видимо, потому, что так колесо сюжета завертелось сразу и быстро.

Владимир Аксайский
Владимир Аксайский
2 года (лет) назад

Сегодня увидел в новостной ленте Google предложение ограничить медиа-показ сцен насилия.Его можно рассматривать как системную защитную реакцию российского социума на опасные для него события.  
В связи с этим, можно допустить существование системных табу, ограничивающих возможности конструирования моделей нашего мира – то, чем увлекался Станислав Лем и ему подобные.
Братья Стругацкие в повести «За миллиард лет до конца света» сконструировали вариант нарушения табу, а Артур Кларк свой – в рассказе «Девять миллиардов имён Бога». Но это не совсем то – я имею в виду табу, не позволяющие и приступить к конструированию недопустимых моделей мира.

Последняя редакция 2 года (лет) назад от Владимир Аксайский
Александр Поддьяков
2 года (лет) назад

В научных текстах цитирую следующее. Аргумент Лема против Хайдеггера. Эта претензия не к тому, что Хайдеггер побывал нацистом, а претензия к нему как философу – автору учения о бытии: “Тот, кто занимается человеческим бытием, не может исключить из порядка этого бытия массовое человекоубийство. Иначе он отрекается от своего призвания”. По Лему, Хайдеггер «либо слепец, либо обманщик». Лем С. Провокация. https://coollib.com/b/88888/read Также цитирую фрагмент «Осмотра на месте». Это отрывок дискуссии, которую ведут между собой виртуальные Б. Рассел, К. Поппер, П. Фейерабенд и частное лицо — адвокат Финкельштейн, бывший узник немецкого концентрационного лагеря, выживший благодаря случайности. Ниже дал в сокращении финальные реплики Финкельштейна и Рассела. (Сама дискуссия вполне заслуживает того, чтобы быть включенной в хрестоматии по философии.) Финкельштейн: «Я не верю, чтобы писание таких мудрых, глубоких книг о счастье и нравственности, которые писал лорд Рассел, могло хоть одну муху спасти от обрывания крылышек. <…> Последствия гуманистических систем были, в сущности, нулевыми, а последствия тех, других, наподобие ницшеанской, были кошмарны, и даже заповедь любви к ближнему, а также программу построения земного рая удалось переделать в довольно-таки массовые могилы.<…> Можно эти переделки заповедей назвать совершенно иначе, потому что все можно назвать совершенно иначе, и именно в этом несчастье разума. <…> Поэтому я убежден, что есть вещи, которые нельзя делать во имя каких бы то ни было других вещей. Каких бы то ни было! Ни хороших, ни дурных, ни возвышенных. Ни во имя государственной пользы, ни во имя всеобщего блага через пару десятков лет, потому что доказать можно все. <…> Конечно, сделать невозможным причинение зла — тоже зло для многих людей, тех, которые очень несчастны без несчастья других. Но пусть уж они будут несчастны. Кто-то всегда будет несчастен, иначе нельзя». Рассел: «Господин Финкельштейн, вы правы и вы неправы. <…> Зло — оборотная сторона добра, и одно без другого не существует. От философии нельзя убежать, и… Подробнее »

Последняя редакция 2 года (лет) назад от Александр Поддьяков
Оценить: 
Звёзд: 1Звёзд: 2Звёзд: 3Звёзд: 4Звёзд: 5 (12 оценок, среднее: 4,67 из 5)
Загрузка...