Ответственность в настоящем

Любовь Сумм
Любовь Сумм

С 7 по 22 августа 2018 года в московском Сахаровском центре проходила выставка «Разные войны». Были представлены главы, посвященные Второй мировой, из учебников шести стран — Чехии, Польши, Литвы, России, Германии, Италии. Выставка — часть большого проекта рабочей группы «Историческая память и просвещение» Гражданского форума ЕС — Россия. В декабре 2015 года она стартовала в Праге, затем посетила Берлин, в марте-апреле 2016 года проходила в московском «Мемориале» и, проделав немалый путь, вновь вернулась в Москву.

Публикуем отклик переводчика Любови Сумм.

Я не уверен, что мы понимаем, как важны школьные учебники и хрестоматии.
К. С. Льюис. Человек отменяется

Единственный зал, очевиден маршрут — от стола смотрителя до стола в противоположном углу, где стопкой сложены учебники. Идешь вдоль стендов с иллюстрациями и цитатами, вдоль ключевых событий: 1938-й, аннексия Судет, затем полная оккупация Чехословакии; 1939-й, пакт Молотова — Риббентропа, раздел Польши, начало Второй мировой… Азы истории XX века, привычные черно-белые фотографии. А потому осознание, что ракурс смещен — ты словно вывернул шею и смотришь на «школьные картинки» с той точки зрения, с какой никогда не смотрел, — приходит далеко не сразу.

Встреча немецких войск в Судетах, 1938 год
Встреча немецких войск в Судетах, 1938 год

Для нас «Мюнхенский сговор» — полуоправдание собственного пакта 1939 года. Так и сформулировано на следующем стенде словами российского учебника: «Сталин счел, что мюнхенское соглашение исключило его из мирового процесса» [«мировой процесс» — стало быть, процесс передела мира. Тогда еще не было слова «геополитика»]. Но прежде чем сделаешь этот шаг к следующему стенду, упрешься в Чехословакию 1938 года. Не выгода или проблема для Советского Союза смотрит на тебя со стены, а история Чехословакии, осмысляемая чешскими школьниками. Фотографии политиков и простых людей там, в 1938 году, в оккупированной, отданной на откуп стране.

Где граница между усилием сохранить себя и коллаборационизмом, просто жизнью — и позорным равнодушием? Можно ли считать минимальное сотрудничество, «работать помалу и слушать английское радио» — гражданским сопротивлением, или такому ограждению себя от участи «первого ученика дракона» невелика цена?

Якорь, символ Польского подпольного государства
Якорь, символ Польского подпольного государства

Польша в 1939 году явит нам более знакомое и понятное сопротивление — 400 тыс. человек в повстанческой армии, самой большой в Европе. Подпольные школы и университеты; самиздат — газеты, научные журналы, детские, с дамскими модами. После такого напоминания, что сопротивление — не только пули, но и женские журналы, поддержание нормы и красоты жизни вопреки свастике, от польского стенда снова делаешь шаг назад к чехословацкому и наконец-то понимаешь, что «слушали английское радио и старались работать как можно медленнее» — не ерунда, не легкий путь, а твердое осознание и нежелание сливаться с новым порядком.

Круговое движение будет прерывистым: с возвращениями, отступлениями и разворотами. Несколько раз концепция выставки меняется в глазах зрителя. Сначала — взаимные противоречия: кто на кого напал, кто виноват, с чьей стороны смотреть на конфликт. Уже важный опыт, поскольку мы привыкли к изоляционистским учебникам истории, в которых не предусмотрены иные интересы или точки зрения. Однако от масштабного столкновения стран нас вскоре вынуждают направить взгляд в человеческую ситуацию. Ситуацию выбора.

Подходя к углу между первой и второй стеной, окончательно понимаешь: личный выбор и есть тут главная тема. Сопротивление осознается не только как партизанское и массовое, но как личный и порой тихий отказ от зла или как «бесполезная» жертва — бесполезная в том смысле, что не нанесла существенного ущерба гитлеризму и не приблизила конец войны. Такое самопожертвование обращено в будущее, к нынешнему школьнику: выбор есть всегда. Мог ли я быть не с палачами? — Да, мог. Мог укрывать евреев? — Литовский патер и простая женщина Она смотрят на нас с фотографий: мы решились. Остаться собой, когда весь народ рехнулся? — Щемяще красивые юноши и девушки из подпольной немецкой организации «Белая роза».

Третья стена — итоги войны. Майские дни 1945-го. Рядом уже маячат ядерный взрыв, картины раздробленного вдребезги Дрездена, таблица с данными о жертвах войны. (Россия — единственная страна, чьи учебники дают разброс в несколько раз по количеству своих погибших. Это жутковато перекликается с комментарием авторов выставки: и советским, и российским формам коммеморации не присуща сосредоточенность на человеке.) В основном третья стена посвящена памяти о войне, тому, как учебники истории предлагают говорить уже не о самих событиях, но об их оценке и о способах увековечивания.

Ключевая проблема для памяти о войне — холокост и вопрос о вине и ответственности. В российском учебнике холокост — преступление врагов. Советский Союз выступает в роли освободителя и спасителя. Вины или ответственности из этого не возникает, как не возникает и необходимости поименной памяти о жертвах или мысли о том, какой выбор стоял перед людьми на оккупированных территориях и как осуществлялось личное, внутреннее сопротивление.

Очень напряжены голоса литовского и польского учебников: «Это не мы. В этом нельзя винить литовский народ. Холокост ужасен, но не исключителен — можно поставить его в ряд с другими геноцидами; судьба польских евреев горестна, однако на фоне общего польского несчастья и героического сопротивления…» Физически ощущается потребность оттолкнуть вину. Так сильно, что и тебя отталкивает, разворачивает — и напротив ты вновь видишь стенд с лицами литовского патера и Оны.

В таком сопоставлении понимаешь разницу между историей, строящейся на лицах и личностях, и историей, основанной на конструкте «народа», «нации», — а также между интенциями вины и ответственности.

Современный школьник не может быть виноват в том, что было 75 лет назад. Может ли он нести ответственность? Безусловно: ответственность за свою позицию по отношению к истории, за то, что он с этим «делает». Единственный учебник, говорящий об этом, — немецкий. Здесь большой раздел посвящен практикам коммеморации, и в качестве примера приведены памятные доски, установленные в школах по решению и силами самих школьников. Что ты можешь сделать для памяти? — спрашивает школьника этот учебник. Это еще одна поворотная точка в восприятии самой концепции «разных войн». Современный школьный учебник может (должен) говорить не о вине-в-прошлом, а об ответственности-в-настоящем.

Великое приключение — сравнивать свой учебник с другими. Литовский и польский примерно такие же по размеру, как российские, и, судя по оглавлению, тоже преимущественно фактографичны, со множеством событий и дат. А вот немецкий и итальянский — намного толще, но «материала», как мы его привыкли понимать, в них меньше. В немецком — статьи, представляющие точки зрения разных историков; большой раздел «форум» в каждой главе, где учат отстаивать свою точку зрения и работать с источниками (предвыборными плакатами, карикатурами, политическими высказываниями). Малая история, частное событие — та самая памятная доска на школе — подвергается не менее подробному разбору, чем сражения.

Жители Варшавы покидают город после разгрома восстания, октябрь 1944 года
Жители Варшавы покидают город после разгрома восстания, октябрь 1944 года

Итальянский же учебник отклоняется от привычного формата еще далее — история здесь производная философии, культуры. XIX и XX века рассматриваются вместе как история модерна, и после краткого описания экономики и повседневной жизни середины XX века следует раздел со статьями (Фрейда, Фуко, иных неисториков) под названием «Дисциплина желаний». История того, как осознает себя человек, строя историю.

И это последний разворот в выставке «Разные войны» — к самому себе, к вопросу о том, кто ты, смотрящий ныне на эти стенды. Кто ты, живущий. И не нужно ли тебе, прежде чем всматриваться в большую историю, всмотреться в историю человеческого в себе.

Любовь Сумм
Фото с выставки — А. Каменских

Подписаться
Уведомление о
guest

1 Комментарий
Встроенные отзывы
Посмотреть все комментарии
Александр
Александр
5 года (лет) назад

Интересная точка зрения, заслуживающая внимания, но надо понимать, что истоки ВМВ2 уходят гораздо глубже 1939 года. И виноваты не только Германия и СССР за пакт, но и страны запада, которые аналогичный пакт с СССР заключать, в отличие от рейха, отказались, а на гитлеризм, опять же в отличие от советов, смотрели благосклонно.
В свете всего этого выбор человека ничего не значил, но когда каждый делал такой выбор, в сумме получался выбор стран и народов. Как пример судьба поляков хороша для иллюстрации. В воспоминаниях Лема есть и про холокост, в ключе, что сами же поляки говорили “молодцы немцы-прищучили этих жидов, не то что наши сопляки”, а потом сами получили аналогичное.

Оценить: 
Звёзд: 1Звёзд: 2Звёзд: 3Звёзд: 4Звёзд: 5 (4 оценок, среднее: 3,25 из 5)
Загрузка...