Проблемы научной фантастики в России: мнимые и реальные

Антон Первушин
Антон Первушин

Вопрос о необходимости «возрождения» научной фантастики (НФ) в России поднимается не в первый раз. В горячих дискуссиях участвуют писатели, издатели, ученые, фантастоведы и, главное, читатели. Чего же нам не хватает? Почему раз за разом слышны призывы кардинально переломить ситуацию и вернуть на рынок полноценную НФ? Разве в России издается мало фантастических книг, включая переводные?

Разве мало появляется текстов о межзвездных полетах, о контактах с инопланетным разумом, о будущем информационных и биологических технологий, о путешественниках во времени, о масштабных социальных экспериментах? Может быть, вопрос не стоит выеденного яйца, а участники дискуссий зря расходуют свое и чужое время?

Всё же непосредственный опыт показывает нам другое. 5 марта 2017 года состоялся круглый стол «Российская научная фантастика» в просветительском центре «Архэ», который вновь вызвал пристальный интерес и оживленное обсуждение на всевозможных сетевых площадках, причем проявился полный спектр оценок по отношению к спикерам стола: от категорического неприятия до всемерной поддержки. То есть проблемы у российской НФ реально существуют, требуют осмысления и поиска возможных путей их решения. Попробуем на основе материалов круглого стола сформулировать некоторые из них.

Начнем с определения. Что мы понимаем под жанром научной фантастики? Где нужно провести жанровые границы? Какие тексты можно считать эталонными для жанра? Круглый стол выявил расхождение по этим вопросам даже среди подготовленных спикеров. Прозвучало мнение, что точного определения и соответствующего ему разграничения попросту не существует, что даже литературоведы не имеют единого взгляда на вопрос, посему можно заключить: «Научная фантастика — это всё, что было опубликовано под этим названием» (формулировка Нормана Спинрада).

Обращение к работам по истории фантастики и теории жанров (хотя бы и к тем немногочисленным, которые изданы на русском языке) действительно выявляет терминологическую путаницу, разбор которой требует отдельного исследования. И такое исследование проведено.

В обзорной статье «Фантастоведение и теория жанров» (2016) аспирант кафедры общей теории словесности МГУ Артём Зубов просуммировал изыскания по вопросу литературного позиционирования НФ и применил к ней три исторически сложившихся «парадигмы» в жанроведении: эссенциалистскую, структурную и прагматическую. Несмотря на очевидные различия, в названных «парадигмах» прослеживается единство по отношению к границам, отделяющим НФ от остальной художественной литературы.

Ее выделяют прежде всего по условию принципиальной познаваемости описываемого мира, которая контекстуально обозначена вне зависимости от степени его фантастичности. Из этой особенности вытекают прагматические задачи НФ: прогнозирование, мысленное экспериментирование, построение «фикциональных» миров, рационализация «чудесного» и т. п.

Принципиальная познаваемость, в свою очередь, строится на основе персонального опыта («эмпирической реальности») авторов и читателей, который, как мы знаем, меняется со временем, в том числе и под воздействием научных открытий. Получается, что границы жанра НФ нуждаются в постоянной актуализации. Проще говоря, непознаваемое сегодня может статьпознанным завтра, причем изменится сама «эмпирическая реальность»: например, «исчезновение» марсианских «каналов» в одночасье перевело всю научную фантастику о них в другие разделы жанровой прозы.

Существует ли в таком случае способ более или менее уверенно отделить научную фантастику от, скажем, фэнтези? Оригинальный вариант предложил Станислав Лем в статье «О структурном анализе научной фантастики» (1973). Он утверждал, что автор и читатель заключают между собой своего рода негласный договор, по которому читатель принимает правила игры, предлагаемые автором. Очевидно, договор не является чем-то статичным и безусловным: читатель может в одних случаях «подписываться» на соблюдение правил, в других — нет (напрашивающийся пример: сообщество любителей научной фантастики слабо пересекается с сообществом любителей фэнтези).

Развивая эту мысль с позиций прагматической жанрологии и ссылаясь на авторитетные источники, Артём Зубов указывает, что рамках изучения научной фантастики существует возможность описать «анонимных агентов», обслуживающих жанр. Упомянутые «агенты» составляют цепь «сообществ практики», которые определяют жанровые границы за счет общих представлений о «пограничных объектах», то есть текстах, признанных каноническими.

Фактически речь идет о том, что жанровую принадлежность определяет наиболее квалифицированная часть сообщества любителей фантастики (фэндома), а остальным предлагается либо принять созданное существующей традицией деление, либо воспринимать фантастику просто как часть художественной литературы.

В то же время опыт (включая результаты круглого стола) показывает, что «сообщества практики» трактуют границы НФ чрезвычайно широко, включая в нее все тексты, в которых мир условно познаваем: утопии, антиутопии, альтернативную историю, романы о «попаданцах», «космическую оперу», «постапокалиптику» и т. п. Но тогда никаких проблем с НФ в России нет: все названные жанровые направления разрабатываются активно, причем не только фантастами, но и прозаиками, которых относят к «мейнстриму» реалистической литературы.

Номинационный список конференции «Роскон-2017», в который попадают все жанровые новинки, изданные в предшествующем году, включает 801 роман! Значительную долю в нем составляют тексты, которые можно с уверенностью отнести к НФ в «расширенном» толковании. Получается, что все дискуссии о необходимости «возрождения» НФ не имеют смысла, ведь ее более чем достаточно?

Всё же интуитивно «сообщества практики» понимают, что в дефиците какое-то конкретное жанровое направление, отличающееся от вышеперечисленных. Может быть, речь идет о «твердой научной фантике» (hard science fiction)? Впервые этот термин использовал в 1957 году американский фантаст и критик Питер Шуйлер Миллер, желая отделить «естественнонаучную» фантастику от «гуманитарной». Позднее термин приобрел новое значение, подразумевая НФ, которая оперирует только проверенным багажом знаний, в самом крайнем случае — актуальными гипотезами.

Благодаря такому подходу удалось отсечь альтернативную историю, «попаданцев» и «космическую оперу». Однако у внутрижанрового выделения «твердой» научной фантастики есть недостатки и помимо того, что сам термин до сих пор не является общепризнанным. Если быть по-настоящему последовательным, то из нее следует выбросить любые тексты, в сюжете которых используются быстрые космические полеты и контакты с внеземным разумом. И наоборот, ничто не мешает отнести к «твердой» НФ всевозможную «постапокалиптику» в духе проектов «S.T.A.L.K.E.R.» и «Метро 2033».

Рис. В. Александрова
Рис. В. Александрова

Похоже, пришло время ввести в употребление новый термин («жанровое имя»), обозначающий некий сегмент НФ, дефицит которого в русскоязычной фантастике ощущается всеми причастными. Имеем ли мы право на подобный произвол? Да, имеем, поскольку, следуя прагматическому подходу в жанрологии, претендуем на статус «сообщества практики», объединенного представлением о «пограничных объектах».

В качестве первого приближения я предложил бы называть означенный сегмент «научной-научной фантастикой» (ННФ) по аналогии с Homo sapiens sapiens. Речь идет о фантастических текстах, отличающихся от остальных явным присутствием научного поиска (и в более широком смысле — научного мышления) в качестве повествовательной доминанты. При этом сама описываемая наука может быть вымышленной (как, например, «соляристика» в знаменитом романе Станислава Лема), однако ее построение должно соответствовать известным принципам, выглядеть достоверным.

Требование достоверности является ключевым. По уровню психологической достоверности зачастую проводят границу между «подлинной» литературой и графоманией; по уровню научной достоверности легко провести границу между ННФ и антуражной (или наивной) фантастикой, которая использует научно-фантастические детали (звездолеты, роботы, чужие планеты, иной разум, виртуальная реальность и т. п.) лишь в качестве декораций, которые легко могут быть заменены на нечто другое (ковры-самолеты, джинны, сказочные королевства, древнее зло, астральное пространство и т. п.) без потери композиционной связности и смыслового содержания.

Выделение сегмента ННФ способствует преодолению проблем НФ-дискурса на текущем этапе. К примеру, часто поднимается вопрос о принадлежности альтернативно-исторических текстов к научной фантастике, ведь история — это тоже наука. Да, при «расширенном» толковании НФ такой роман Филипа Дика, как «Человек в высоком замке» («The Man in the High Castle», 1962), следует без колебаний отнести к ней. Однако в этом романе нет исторической науки в явном виде, поэтому он позиционируется нами вне ННФ. Зато роман Майкла Крайтона «Стрела времени» («Timeline», 1998) отлично вписывается в ННФ и даже способен служить одним из ее эталонов.

Становится понятным, почему первые разговоры о кризисе в отечественной НФ начались еще в 1970-е годы: именно в то время сегмент ННФ внутри жанра начал неуклонно сокращаться, а ее «место под солнцем» довольно агрессивно попыталась занять так называемая «социально-психологическая» фантастика: актуальная и донельзя политизированная.

Ирония жанровой эволюции состоит в том, что саму «социально-психологическую» фантастику очень быстро вытеснила фантастика антуражная (или наивная), имеющая большой коммерческий потенциал, но малую художественную ценность. В свете этого разговоры о необходимости «возрождения» НФ теряют смысл, ведь сегмент ННФ нужно создавать по факту с нуля, отвоевывая внимание читателей и ориентируясь, разумеется, на лучшие западные образцы, как это происходило сто лет назад — в начале 1920-х.

Какие функциональные задачи решает научная-научная фантастика? Просветительскую — в малой степени: участники дискуссий резонно указывают, что с просвещением успешно справляется современная научно-популярная литература. Авторы ННФ должны предоставлять лишь отсылки к соответствующим работам, как, например, поступил Питер Уоттс в романе «Ложная слепота» («Blindsight», 2006), для того чтобы заинтересованный читатель сам разобрался в подробностях.

В сущности, ННФ дает куда больше — цельное мировоззрение, основанное на рационализме, критическом мышлении, логике. Понятно, что на каком-то этапе это мировоззрение вступает в конфликт с традиционными морально-этическими нормами, что может служить движущей силой сюжета. Как и обычная научная фантастика, ННФ способна моделировать «фикциональные» познаваемые миры с тем ограничением, что их законы не вступают в непримиримое противоречие с теми, которые нам известны в настоящий момент.

Скажем, Вернор Виндж со своей концепцией анизотропной Вселенной, описанной в цикле «Зоны мысли» («Zones of Thought», 1992–2011), находится на жанровой границе сегмента ННФ, но всё же не переходит ее, являя читателю варианты научного поиска в отдаленном будущем. Кроме того, ННФ — идеальный инструмент не только для моделирования миров и создания обоснованных футурологических экстраполяций, но и для иллюстрации сложнейших концепций философии науки: здесь примерами послужат повесть Теда Чана «История твоей жизни» («Story of Your Life», 1998) и ее нашумевшая экранизация — фильм «Прибытие» («Arrival», 2016).

Далеко не всегда в ННФ описываются ученые — всё чаще в центре повествования научный поиск дилетантов, как в романе Стивена Кинга «Почти как бьюик» («From a Buick 8», 2002), в повести того же Вернора Винджа «Куки-монстр» («The Cookie Monster», 2003) или в цикле Джеймса Кори «Пространство» («Expanse», 2011–2016).

Современные авторы ННФ пользуются полным арсеналом изобразительных средств, которыми располагает литература. Многие работают в традиционной манере, напоминающей о «золотом веке» англоязычной фантастики: к числу «традиционалистов» следует отнести Роберта Уилсона с трилогией «Спин» («Spin», 2005–2011), Роберта Сойера с трилогией «Неандертальский параллакс» («Neanderthal Parallax», 2002–2003), Ларри Нивена, Аластера Рейнольдса и Кима Робинсона.

На этом фоне хорошо заметны творческие эксперименты в области формы, к которым часто прибегают в своих текстах Дэвид Брин, Брюс Стерлинг, Нил Стивенсон, Майкл Суэнвик, Майкл Флинн. Некоторые авторы вообще отказываются от полнокровной художественности, выбирая инструментарий документалистики, как поступил Стивен Бакстер в книге «Эволюция» («Evolution», 2002).

Остается существенный вопрос. Зачем нам собственная научная-научная фантастика, если существует развитая англоязычная, тем более что последнюю активно переводят? Дело в том, что в «фикционных» мирах, порождаемых западной ННФ, совсем нет России и россиян.

Нам словно бы отказывают в праве на будущее, хотя, смею напомнить, во многих научно-технических областях мы по-прежнему остаемся лидерами: конечно, российский «мобильник» или «планшет» могут вызывать презрительные ухмылки но наше превосходство, скажем, в пилотируемой космонавтике и атомных технологиях неоспоримо.

Перспективы отечественной науки остро нуждаются в осмыслении (и, кстати, в популяризации), в том числе на поле художественной литературы. Пока же в сегменте ННФ мы видим засилье антуражной «ретрофантастики» эксплуатирующей монархических , и коммунистических гомункулусов. Остается верить что ситуация изменится под воздействием растущего спроса.

Кто должен писать ННФ в России? Желательно — сами ученые, но у них, увы не всегда есть время и желание овладевать литературными навыками. Вероятно имеет смысл привлечь к развитию этого жанрового направления научных журналистов и ищущих фантастов которые не боятся трудностей. Только при этом следует понимать что без существенной издательской рекламной и литературоведческой поддержки отечественная научная-научная фантастика рискует затеряться в вале коммерческого «чтива» легко мимикрирующего под любой заметный тренд.

Антон Первушин,
писатель-фантаст

Подписаться
Уведомление о
guest

4 Комментария(-ев)
Встроенные отзывы
Посмотреть все комментарии
Израиль
Израиль
6 года (лет) назад

А сколько российских космонавтов побывало на Луне? И да конечно Чернобыль – выдающиеся подтверждение “превосходства” совков в ядерных технологиях – крупнейшая в мире(!) катвстрофа. Так что поздравляю соврамши насчет “неоспоримового превосходства” lol

Израиль
Израиль
6 года (лет) назад

А вообще самое лучшее что могут сделать власти для развития литературы (ну и фантастики) это не мешать. Вот писательская голова, вот лист бумаги (ну или компьютер) – вперед! А то как в анекдоте “Благодаря заботе партии сейчас в ткльской области 10000 советских писателей. А до революции был только один – Лев Толстой” (c) lol

Saerphantos
Saerphantos
6 года (лет) назад

Спасибо за ваш текст. Он был очень познавателен и я взял этот текст, как одну из основ и источников для своего диплома.
Что же по тексту – научная-научная фантастика обязательно должна быть, но убивает это не количество книг, ведь книги ННФ или научного фэнтэзи предостаточно, ну или есть авторы,способные написать (Рудазов, например, относится к последним, кстати,последними книгами (“Арифмоман”) он может разрушить гипотезу или внести исключение в правило о том, что попаданцы – всегда “мягкая” фантастика\фэнтэзи.), вопрос в читательском интересе и ,что гораздо важнее, в издателях, их возможностях и обложках. При всех плюсах “Армады” ,она не выводит писателей в высшую кагорту литературы, даже не делает годных обложек, так что проблему нужно решать с издателями,их обложками(которые временами настолько ужасны, что хочется выкинуть книгу в мусорку,да и в среднем ,мастерством не блещут) и тиражами.
Пример: всеми “любимая” “Армада”. Белянин “Меч без имени” и…допустим, “Архимаг” Рудазова. Обе книги получили высокие отзывы как у критиков, так и у читателей, особенно у читателей. Однако у “МБИ” 37.4т. книг, когда у самой последней книги в серии “Архимаг”,самой ожидаемой и “горячей” – 10т. книг. Книги урываешь с руками,когда Белянина и Громыко(при всём уважении к ней) засилье на полках, как и другой, “мягкотелой” фантастики.
Я не вижу в журналах рецензий на нашу фантастику, нет ни рекламы, ни промо книг. Но есть промо книг “СТАЛКЕР”(которые ужасны по своей начинке, но народу нравится) и “МЕТРО 203_”(которые являются крутыми книгами самого Глуховского, но посредственными книгами от сторонних авторов),
В сухом остатке у нас засилье мягкой(хотя мягкая фантастика аля Белянин и Громыко смешна и увлекательна) и ,что гораздо важнее, НИЗКОПРОБНОЙ фантастики, из-за чего за стенами это ужасной безвкусицы мы не можем увидеть по-настоящему годный текст.

Александр Майоров
Александр Майоров
5 года (лет) назад

Вот интересный этот Первушин – а потребность ННФ какая?
Спрос рождает предложение! Это закон рынка. Если нет спроса – то можно хоть головой биться. Вопрос не в том, кто будет формировать это предложение – в кинематографе же эту проблему решили, взяли и заказали картины от государства. Так почему не могут фантастику заказывать “от государства”? Ну есть в России такой Михалков…. режиссер, сценарист, актер… Он убеждает государство давать деньги на российское кино… Есть куча знаменитых еще живых классиков фантастики российской… что, среди них нет ни одного “Михалкова”? Или может нет других писателей с мировым именем которые могли бы прийти и обосновать необходимость создать этот спрос?

Оценить: 
Звёзд: 1Звёзд: 2Звёзд: 3Звёзд: 4Звёзд: 5 (1 оценок, среднее: 5,00 из 5)
Загрузка...