Не стоит смешивать науку с религией

Аскольд Иванчик
Аскольд Иванчик

О своем отношении к появлению теологии в российских светских вузах ТрВ-Наука рассказал докт. ист. наук, чл.-корр. РАН, гл. науч. сотр. Института всеобщей истории РАН, член совета РГНФ, зам. председателя Совета по науке при Минобрнауки Аскольд Иванчик.

— Как Вы относитесь к появлению в российских университетах факультетов или кафедр теологии?

— Когда говорят о присутствии кафедр и факультетов теологии в светских университетах, обычно ссылаются на западный опыт. Действительно, на Западе университетская система выросла из религиозного образования (хотя первый западный университет, Болонский, был первоначально школой изучения римского права, в отличие, скажем, от Парижского, где богословие превалировало с самого начала) и университеты в значительной мере контролировались Церковью, а профессора были клириками.

По традиции теологические факультеты сохраняются сейчас в университетах Германии, Великобритании и ряда других стран и были учреждены при образовании университетов в США по образцу британских (в тех случаях, когда они не основывались как религиозные школы).

В то же время во Франции, где Церковь очень последовательно отделена от государства, ни в одном государственном университете теологических факультетов нет. Единственное исключение — Страсбург, столица Эльзаса, где после 1918 года продолжает действовать ряд законов, унаследованных от Германии и не существующих на территории остальной Франции. Одна из этих эльзасских особенностей — наличие в университете двух теологических факультетов (католического и протестантского).

В Италии тоже после перехода университетов из-под контроля Католической церкви под контроль государства в них были закрыты теологические факультеты, как, например в римской Sapienza. Богословие в этих странах преподается в конфессиональных, в частности католических, университетах, институтах и семинариях, имеющих статус частных.

На мой взгляд, система богословского образования должна следовать имеющейся в стране традиции. В Германии или Великобритании своя традиция. Ее восприняли и некоторые православные страны под прямым западным влиянием (богословские факультеты есть в университетах Афин и Софии, где появились по инициативе правивших там немецких династий). В России традиция другая: здесь с самого начала университеты были светскими: ни в Санкт-Петербургском, ни в Московском, ни в основанных позже императорских университетах богословских факультетов не было. Исключения делались лишь для университетов для инославных: в Дерптском университете, предназначенном для германоязычных студентов, по немецкой традиции действовал факультет протестантской теологии. В Варшавском университете до его закрытия в 1831 году тоже существовал теологический факультет, однако, когда университет был восстановлен как русскоязычный, богословский факультет в нем был упразднен.

В России традиционно богословское образование получали, защищали диссертации и вели богословские исследования в духовных академиях и подобных учреждениях. То же и сейчас: есть духовные академии, есть Православный Свято-Тихоновский университет (с очень неплохим уровнем не только богословского, но и гуманитарного образования) и другие подобные институты, есть и учебные заведения других конфессий, — т. е. имеющаяся у нас сейчас ситуация аналогична той, что существует в тех странах, где принцип отделения Церкви от государства проводится последовательно.

Собственно, существование в университетах теологических факультетов оправдано, на мой взгляд, только традицией, и сами они в значительной мере секуляризировались. Значительная часть их преподавателей и сотрудников, в том числе и носящих сан, занимается обычными научными исследованиями в области истории, филологии, археологии, философии, права и т.д.

Могу об этом судить в том числе и по собственному опыту: я был довольно тесно связан с Фрибурским университетом в Швейцарии, проработал в нем два года, позже защитил там свою хабилитацию (аналог нашей докторской диссертации). Этому университету принадлежит один из самых авторитетных факультетов католической теологии; с его преподавателями я много сотрудничал, и в одной из издаваемых им серий вышла моя первая книга.

Те, с кем я имел дело, были крупными учеными: среди них были, например, профессора о. Доминик Бартелеми, крупнейший специалист по текстологии Ветхого Завета и автор его критического издания, или Отмар Кель, специалист по археологии и иконографии древнего Ближнего Востока и Египта. Ни конфессиональная принадлежность, ни даже принадлежность многих профессоров монашескому ордену доминиканцев не отражались на их исследованиях: те же тексты могли бы быть написаны и вполне светскими учеными.

Это не мешало тому же о. Доминику писать и чисто богословские труды; его прекрасная книга «Бог и его образ» переведена и на русский язык. Однако эти две сферы деятельности не пересекались: работая над научными темами, он работал как внеконфессиональный ученый.

Разумеется, не может быть никаких сомнений в уместности пребывания таких ученых в университете. Возникает, однако, вопрос, почему они числятся именно по факультету теологии, в чем его специфика. Ведь ровно теми же темами и на основе тех же методов занимаются профессора других факультетов не только в других университетах, но часто и в тех же самых.

Иногда этот факт подтверждается и довольно курьезными ситуациями. В том же Фрибурском университете один из профессоров теологического факультета, доминиканец, нарушил целибат и стал отцом. Естественно, он должен был покинуть орден и снять сан, а с ним должен был лишиться и профессорского места, чего требовал Ватикан. Однако, с другой стороны, по правилам самого университета его нельзя было лишить пожизненной профессорской позиции.

Решение этой коллизии было найдено: его перевели на светский факультет словесности, где он продолжил преподавание и исследования в новом качестве профессора религиоведения, сменив лишь факультетскую принадлежность. Таким образом, эта группа профессоров не является специфичной для факультетов теологии и не может оправдывать их отдельное существование.

Специфичными являются представители богословия в собственном смысле слова: специалисты по догматическому, моральному или пасторскому богословию, гомилетике и т. д., т. е. церковным дисциплинам, которые не могут преподаваться на светских факультетах.

Однако здесь возникает вопрос, насколько эти дисциплины можно считать научными и насколько им место в светском университете. На мой взгляд, ответ на этот вопрос отрицательный. Богословие в собственном смысле слова не обладает целым рядом признаков, которыми обладают другие науки и которыми они, собственно, определяются (принципы верификации, фальсификации, рациональности и т. д.). В частности, теология не имеет свойства универсальности, а имеет конфессиональную принадлежность.

Христианскую теологию, основанную не только на признании существования Бога, но и на приписывании ему и его проявлениям в мире определенных качеств и свойств в соответствии с христианской догматикой, не признает наукой не только атеист, но и представитель монотеистических ислама и иудаизма, а уж тем более индуизма или зороастризма. Более того, даже и внутри христианства православная, католическая, монофизитская или протестантская теология имеют очень узкое совместное экуменическое поле, к тому же признаваемое далеко не всеми. 

Рис. И. Алёшина
Рис. И. Алёшина

«Последние вопросы бытия», вроде существования Бога, смысла человеческой жизни и существования Вселенной, имманентности морали, которые часто относят к ведению богословия, не в меньшей степени принадлежат к сфере философии, и граница между ними проходит как раз по степени конфессиональности. Философ, в том числе религиозный философ, может себе позволить ставить под сомнение и опровергать любые догматы, тогда как богослов в этом отношении имеет гораздо меньше свободы.

Вряд ли кому-нибудь придет в голову назвать богословами таких религиозных философов, как Владимир Соловьев или Николай Бердяев именно потому, что они рассуждали вне рамок определенной конфессии и не чувствовали себя ограниченными ее догматикой. Границы между богословием и религиозной философией, например, хорошо видны в случае с софиологией – учением, развивавшимся рядом русских религиозных философов, среди которых были и священники, например протоиерей Сергий Булгаков.

Если первоначально могли возникнуть сомнения относительно принадлежности софиологии к богословию, они исчезли после того, как Русская православная церковь осудила её как ересь. Разумеется, невозможно себе представить, чтобы софиология преподавалась на факультете или кафедре православной (или католической) теологии, или в Духовной академии – о ней могут упомянуть разве что в обзоре ересей и сект.

Конфессиональность теологии, кстати, создает огромные проблемы для тех стран, где по традиции сохраняются теологические факультеты, поскольку вступает в противоречие с принципами нейтральности и государства, и науки по отношению к конфессиям. Поскольку любой теологический факультет принадлежит какой-то конфессии, представители других чувствуют себя ущемленными и начинают добиваться создания теологического факультета для себя и если обладают достаточными инструментами давления, то и добиваются.

О наличии в Страсбурге двух факультетов теологии я уже упоминал, в Тюбингенском же университете, например, таких факультетов целых три: католический, протестантский и исламский. Юридически возразить на такие требования нечего, и единственным сдерживающим фактором здесь является недостаточная сила давления соответствующих конфессиональных групп: в противном случае число факультетов теологии превысило бы число всех остальных факультетов в любом университете.

Когда говорят о создании в России кафедр и факультетов теологии в светских университетах, по умолчанию имеют в виду православное богословие. Но почему, собственно? Закон требует равного отношения ко всем вероисповеданиям, и, открыв факультет православной теологии, придется задуматься об открытии и факультетов мусульманской, иудейской и буддийской теологии — это только если следовать весьма спорному закону о «традиционных религиях».

При этом будет странно выглядеть отсутствие католической и протестантской теологии — ведь именно они являются самыми развитыми и «научными» университетскими теологиями в мире. А если создать факультеты и для них, то создания собственных теологических факультетов с полным правом могут потребовать и представители любой другой религии — например, вполне укорененного и важного для нескольких субъектов РФ шаманизма или пародийного пастафарианства. Любое предоставление привилегий в этой сфере одной или нескольким конфессиям будет противоречить конституции и светскому характеру Российского государства.

Поэтому создание в государственных университетах кафедр и факультетов теологии мне представляется идеей неразумной по существу и недальновидной. Это не значит, что я считаю неважной проблему получения качественного религиозного образования, — напротив. Но такое образование следует давать в конфессиональных учебных заведениях вроде духовных академий. Не стоит смешивать науку и религию, к сфере которой, безусловно, относится богословие, и не стоит придавать государственного статуса тому, что является личным делом каждого — а именно таков статус вероисповедания в светском государстве.

Как Вы относитесь к включению теологии в разряд ваковских дисциплин?

— Ответ на этот вопрос следует из сказанного выше. Я не вижу в этом никакого смысла. Диссертации по темам, не относящимся к богословию в узком смысле слова, вроде церковной археологии, истории Церкви, библеистики, патристики, канонического права и т. д., если они конфессионально нейтральны, вполне могут проходить по ведомству соответствующих светских дисциплин и защищаться в соответствующих советах.

Если же их выводы сделаны под влиянием религиозных убеждений, а не на основе объективных данных и общепринятых методов научного анализа, то они находятся за пределами науки. Но теперь им искусственно будет придаваться научный статус после прохождения через богословские советы и соответствующий экспертный совет ВАК. Соответственно, государством будет признано, что человек, не имеющий отношения к науке, является ученым. Это приведет к еще большему размыванию границ науки, и так в нашей стране, признаться, не очень четко очерченных в общественном сознании. На вопрос, что есть наука, а что нет, станет еще труднее ответить.

Кроме того, как я уже говорил, организовать внеконфессиональный диссертационный (или ваковский экспертный) совет по теологии невозможно. Представьте себе, как будет выглядеть ученый совет, состоящий из православных, мусульман, иудеев и буддистов, в котором имам и раввин будут обсуждать диссертацию православного иерея по проблемам тринитарности или буддистскую диссертацию об отношениях сансары и нирваны, а лама и православный клирик будут доказывать диссертанту-раввину, что в его диссертации по проблемам кашрута отсутствует научная новизна.

Чем не театр абсурда? А если членами совета будут и представители других распространенных в России конфессий — не только католики, протестанты, монофизиты, но и шаманы? Или для каждой конфессии надо создавать свои советы и свой экспертный совет в ВАК? Вся эта затея неизбежно превратится в профанацию и богословия, и религии, и науки.

Включение теологии в разряд ваковских дисциплин выглядит, на мой взгляд, особенно абсурдно на фоне параллельного предоставления ряду вузов права самостоятельно присуждать степени. У духовных учебных заведений это право уже есть, и они им активно пользуются. Зачем же одной рукой его отнимать у духовных академий, а другой давать МГУ, СПбГУ и другим университетам? Если же проблема в недостаточной авторитетности богословских степеней, то ВАК здесь делу не поможет — надо повышать уровень защищаемых диссертаций.

— Как бы Вы прокомментировали включение председателя Отдела внешних церковных связей Московского патриархата, зав. кафедрой теологии в НИЯУ МИФИ митрополита Волоколамского Илариона в состав совета РГНФ?

— Я с большим уважением отношусь к митрополиту Илариону, это очень образованный человек (у него есть, среди прочего, докторская степень Оксфордского университета) и действующий ученый. Помимо чисто богословских работ он автор большого числа публикаций по патристике и истории Церкви, в том числе монографий о преп. Симеоне Новом Богослове и преп. Исааке Сирине, а также переводов с древнегреческого и сирийского.

Как ученый он, без всякого сомнения, заслуживает членства в совете. Члены совета РГНФ представляют в нем не учреждения или ведомства, а научные области, в которых они работают, выполняют экспертные функции в личном качестве и защищают интересы всей гуманитарной науки в целом. Я очень надеюсь, что митрополит Иларион видит свою роль в совете именно так и не будет использовать свое членство для продвижения позиций Русской православной церкви в ущерб интересам науки. На мой взгляд, было бы совершенно неуместно, если бы, например, теология вошла в список специальностей, финансируемых грантами РГНФ, что уменьшило бы и так небольшие суммы, идущие на финансирование гуманитарных наук в нашей стране.

— Есть ли, на Ваш взгляд, угроза клерикализации научнообразовательной сферы в России?

— Для самой науки, я думаю, серьезной угрозы нет, кроме той проблемы, о которой я говорил, — размывания границ науки и рационального знания. Клерикализация образования, как среднего, так и высшего, — угроза вполне реальная. Вообще говоря, клерикализация светских институтов, которая, несомненно, происходит, — явление очень опасное и для государства, и для Церкви.

Меня это очень беспокоит не только как гражданина Российского государства, но и как члена Русской православной церкви. Я убежден, что в современном мире самая большая опасность для Церкви — ее превращение в государственный институт и носителя государственной идеологии, как это было в Российской империи.

Это разрушительно действует на духовные основы Церкви, заставляет ее излишне заботиться о мирских делах, отдавать кесарю не только кесарево, но и гораздо большее. Одновременно это приводит к тому, что доверие к Церкви как общественному институту падает, поскольку она начинает восприниматься просто как идеологический департамент государственной машины. К сожалению, признаки такого цезаропапистского развития в нашей стране очевидны.

Подписаться
Уведомление о
guest

11 Комментария(-ев)
Встроенные отзывы
Посмотреть все комментарии
Святослав Горбунов
8 года (лет) назад

Отличнейшая, обстоятельная статья. Хочется сказать огромное спасибо автору!

Виктор Сорокин
Виктор Сорокин
8 года (лет) назад

Да, хорошая, обстоятельная статья.

Ash
Ash
8 года (лет) назад

“Я очень надеюсь, что митрополит Иларион видит свою роль в совете именно так и не будет использовать свое членство для продвижения позиций Русской православной церкви в ущерб интересам науки.”
Тут одно из двух – либо автор не знает историю церкви вообще и нашей в частности, либо – ….
В общем, очередная попытка сесть на два стула одновременно.

Святослав
8 года (лет) назад
В ответ на:  Ash

Либо – автор вполне себе оптимист. Такое тоже случается. И вообще осторожный оптимизм это неплохо, тогда он становится созидательным.

Ash
Ash
8 года (лет) назад
В ответ на:  Святослав

Вопрос: если Вы верите в чудеса, то почему не привязываете себя к стулу, когда сидите за компьютером?

res
res
8 года (лет) назад
В ответ на:  Ash

“Истинная логика нашего мира – это подсчет вероятностей.” Д.К. Максвелл
Вероятность падения со стула, сидя перед компьютеров, вообще говоря, не нулевая )) И я не поручусь, что осознаю весь набор таковых причин. Наше моделирование “объективной реальности” по большей степени основано на упрощении в духе разложения в ряд по малым параметрам и выделении простейших, чаще линейных, членов. Скромнее IMHO нужно быть …

А статья замечательная! Уровень изложения каков!

Ash
Ash
8 года (лет) назад
В ответ на:  res

Любой человек, искренне верящий в чудеса, должен привязывать себя к стулу, поскольку в любой момент должен быть готов к исчезновению гравитации.

sergeir
sergeir
8 года (лет) назад

г. Иванчик очень себя уважает.
Хабилитация и близко не стоит к докторской диссертации в России. Это всего лишь получение права на преподавание в одном конкретном университете в немецкой системе образования. Формально, хабилитация не имеет силы при переходе в другой универ. Но сейчас все это размылось и хабилитация для преподавания вообще не требуется.

res
res
8 года (лет) назад

А я, пожалуй, соглашусь с оценкой Иванчика уровня Habilitation. Да, примерно докторская (немцы писали страниц 300 или представляли монографию), если не выше, принимая во внимания быструю инфляцию диссертаций в отечестве. Там сложность в другом – попробуй попади в процесс, поскольку нужны положительные отзывы от ведущих профессоров.

sergeir
sergeir
8 года (лет) назад
В ответ на:  res

Хабилитация не имеет отношениея к науке. Впрочем, в каждом универе по-своему. Обычно, это 5 лет рабства постдока у своего профессора. За это время, согласно правилам, хабилитатн должен написать обзор по работам на заданную тему, не имеющую отношения к его научной работе, почитать лекции по конспектам своего профессора, собрать в кучу оттиски своих статей, получить положительную рецензию от хозяина и сделать обзорный доклад.
Я сам консультировал одного из хабилитатнтов соседнего универа, которому дали задание сделать обзор по нашей темтике. Уровень неспециалиста, сами можете предположить. Я, конечно, не знаю. что делал Иванчик, но что делают стандартные хабилитатнты – видел не раз.

Михаил Самин
8 года (лет) назад

Между прочим, уже создана Духовная Академия Русской Пастафарианской Церкви Макаронного Пастриархата.

Оценить: 
Звёзд: 1Звёзд: 2Звёзд: 3Звёзд: 4Звёзд: 5 (Пока оценок нет)
Загрузка...