Два скандала в археологии

Скандалы в нашей археологии не так уж часто встречаются, особенно крупные. Я решил рассказать о двух схожих по теме потому, что тот факт, что они разгорелись в отечественной археологии, – случайность: они могли вспыхнуть в любой другой нашей науке. Поэтому они должны быть интересны всем.

Роман и гибель Чайлда

Первый произошел в 1956 г. В его центре был крупнейший британский археолог Гордон Чайлд, можно сказать лидер британской археологии, чрезвычайно влиятельный в мире. Этот археолог придерживался марксистских убеждений и был большим другом Советского Союза. Правда, его марксизм отличался от советского, был более либеральным. Трижды он приезжал в Советский Союз, перенимал опыт советских археологов, писал статьи о достижениях советских археологов, радовался признакам демократизации, которые он улавливал в советской жизни. Словом, жизнь его напоминала рыцарский роман, в котором роль возлюбленной исполняла советская археология Рыцарь был предан идеалам и влюблен и не замечал, что его Дульцинея груба, лжива, цинична, расчетлива и полна необоснованных претензий. При таких условиях роман не мог оказаться счастливым. Большим ударом для Чайлда было разоблачение учения академика Марра как антимарксистского, еще большим -доклад Хрущева о культе личности Сталина. После этого он приехал в СССР в четвертый раз. Посетил Москву, Ленинград и уехал. А вернувшись в Лондон, написал виднейшим советским археологам – Рыбакову, Арциховскому, Артамонову и другим одно и то же горькое письмо о своем разочаровании состоянием советской науки – о плохой методике раскопок, о технической отсталости лабораторий по сравнению с Европой, о скверном уровне публикаций, о бездоказательности хронологических схем и т.д.

Получив это письмо, завкафедрой археологии Московского университета проф. А. В. Арциховский пришел в партбюро, держа конверт за уголок, чтобы не оставить отпечатков пальцев, и сказал: «Возьмите, мне оно не нужно. Вероятно, его вынудили…». Письмо получили и другие ученые. Устроили заседание партбюро Института археологии Академии наук и решили на письмо не реагировать. Гласности его не предавать.

А Чайлд сложив с себя должность директора Института археологии Лондонского университета, отправился на свою родину в Австралию и там спрыгнул с 70-метровой скалы. Только его очки остались лежать на уступе. Своему преемнику он оставил прощальное послание, в котором писал о своей неудовлетворенности состоянием дел и о решении уйти из жизни.

Между тем письмо Чайлда нашим археологам, скопированное некоторыми участниками совещания, тайно разошлось по рукам, и его читали многие молодые советские археологи. И понимали, что все громкие декларации о превосходстве советской науки – показуха.

Формозов примеряет доспехи Чайлда

Александр Александрович Формозов

Через полтора десятилетия, в конце 1972 г., выступил московский археолог Александр Формозов, сын профессора зоологии, – полный, лысый, всегда с застенчивой улыбкой на лунообразном лице. Он обратился к академику Рыбакову, главе советской археологии, с запиской о скверном состоянии нашей первобытной археологии. Рыбаков поставил ее на официальное обсуждение на открытом заседании ученого совета, и совет вынес решение, что всё хорошо и никаких реформ не требуется. Завершая заседание, Рыбаков похлопал Формозова по плечу и сказал: «Вам нужно выйти на защиту докторской, Александр Александрович», – т.е. свел это всё к личному недовольству Формозова своим положением.

Между тем перестройка внесла коррективы в привычку молчать и повиноваться. Я, к тому времени выпущенный из тюрьмы и не работавший, получил возможности выезда за рубеж на преподавание и, взяв с собой имевшийся у меня список письма Чайлда, зачитал его в Лондоне, на своем докладе о несчастливом романе Чайлда с советской археологией. Англичане, свято относившиеся ко всему из-под пера Чайлда, решили сделать полную публикацию. Журнал «Российская археология», узнав об этом, поспешил опубликовать русский текст первым. Так письмо Чайлда стало общим достоянием.

Между тем я со своими учениками выпустил на английском языке в 1982 г. критический обзор советской археологии (в журнале World Archaeology), а в 1993 г. на его основе сделал на русском языке книгу «Феномен советской археологии», весьма критическую (она переведена в Испании и Германии, сейчас переводится в Англии). Формозов получил заказ «Российской археологии» на рецензию. Руководство, зная скептический и задиристый нрав Формозова, ожидало получить разгромную рецензию. Формозов написал почти разгромную рецензию (1995), но ее главным содержанием было, что Клейн оказался недостаточно критичен. Он недостаточно остро критиковал зло, причиненное археологии марксизмом и советской властью (я действительно отмечал и некоторые достижения советской археологии).

Аристия Формозова

Сам Формозов в десятилетие между 1995 и 2005 гг. разразился серией книжек об истинном состоянии советской и постсоветской археологии. Из этих книжек главными являются две: «Русские археологи при тоталитарном режиме» (2004) и «Человек и наука. Записки археолога» (2005). В них он поднял вопросы этики ученых, показав, что советская власть обескровила науку, убив и выбросив лучших, а прочих развратила, сделав трусливыми и угодливыми.

И вот тут вспыхнул второй скандал, гораздо более громкий. Потому что Формозов не просто сформулировал ряд абстрактных истин о морали и аморальности ученых, а разобрал всё это на конкретных примерах, называя поименно всех конкретных участников, включая самых маститых – академиков, директоров институтов, начальников экспедиций, заведующих кафедрами, всех. Сражаясь против всех (в греческом эпосе такая битва называется аристией), он обвинил многих в некомпетентности, бездарности, сервильности, беспринципности, подтасовках, фальсификациях, пьянстве, растратах, кумовстве, плагиате и т.д. Названы имена академиков Рыбакова («хама и самодура»), Окладникова, Деревян-ко, Молодина, профессоров Баде-ра, Крайнова, Герасимова, Киселева, Бернштама, Борисковского, не говоря уж о таких разоблаченных мошенниках, как Матюшин (глава Российского археологического общества) или Будько и Тимофеев. Немедленно головной археологический журнал ответил целым залпом статей с опровержениями – пять в одном номере («Российская археология», 2006, №3)! Причем журнал заведомо оповестил, что ответа Формозова печатать не будет.

С тех пор журнал молчит о Формозове. Но в рецензиях историков и в блогах общественное мнение на стороне Формозова: наконец-то нашелся один, кто посмел сказать то, что давно нужно было сказать! А 80-летний Формозов умер в январе 2009 г. от тяжелой болезни.

Остались написанные им мемуары, где он наверняка сказал всё, что думает обо всех. Они еще выйдут…

Гордон Чайлд в среднеазиатском халате, подаренном в СССР (дружеский шарж М. Ховард, 1956)

В своих опровержениях известные археологи возмущаются искренне, и нередко их основания убедительны. Формозов частенько судил субъективно, не всё указывал точно и не всё подтверждал документально, кое в чем основывался на слухах и догадках. Так, он писал, что в 30-е годы, «кажется», археолог Кричевский донес на коллег. Его оппоненты возмущаются: в таких делах нельзя обвинять по догадкам! Ну, мне все старые археологи говорили, что Кричевский был стукачом. Супруга его С.И. Капошина сама хвасталась мне (угрожая в 1962 г.), что многих посадила. Но, действительно, это лишь слухи и разговоры. Нужны документы, а они далеко не все доступны. Не сомневаюсь, что целый ряд коллег получил от Формозова щелчок по носу, а то и оплеуху попросту зря.

Сужу по себе. Я был с Формозовым в приятельских отношениях 60 лет. Мы окончили университеты в один год (1951): я – Ленинградский, он – Московский. Встречались в экспедициях и на конференциях, переписывались. У нас были общие цели и общие недруги. Его отзывы обо мне зависели от перипетий наших личных отношений. Пока всё хорошо – отзывы классные. Обидится он за что-либо – у меня тотчас находятся темные пятна. И в печати есть его разные отзывы обо мне.

Но мое недовольство конкретными отзывами не должно заслонять в моем сознании тот факт, что в целом его книги очень нужны и важны, что конкретные факты можно и нужно поправить, а в общем картина слабостей и бедствий нашей науки написана ярко и верно. Это видят все – мы же не с Марса прилетели.

Слово и дело!

Формозов выступал страстно, колоритно, чересчур субъективно и бесконечно наивно. Он полагал, что сказать правду – это основное, что можно сделать в нашей ситуации. Ох, мы живем в обществе, которое привыкло не обращать внимания на слова, даже самые горькие и правдивые. А уж если есть перебор, если задело невиновных, то под этим флагом и виновные вроде без вины.

Мне кажется, нужно вынести на обсуждение конкретные меры, которые могли бы искоренить, сделать невозможными или по крайней мере уменьшить те типичные недостатки, которые отмечал в нашей жизни Формозов. Это должен быть некий кодекс научной этики, действующий неукоснительно и поддержанный правительственными постановлениями.

1. Так, приводя в соответствие нашу систему ученых степеней и званий с международной или не приводя, необходимо изгнать из защиты диссертаций коррупцию, чтобы мы были уверены, что докторские дипломы купить невозможно, что каждый доктор написал свою диссертацию сам, а не заказал или получил по блату, что все степени равноценны – в Москве и в Дагестане. Как этого добиться, посредством чиновной ВАК или иначе, можно обсуждать.

2. Нужно, чтобы занятие ученой должности соответствовало объективным критериям. Это должны быть не столько ученые степени и не просто количество и объем печатных работ (бухгалтерский подход), сколько их ранг, определяемый по критериям, которые предстоит разработать (см. статьи в «Троицком варианте» об экспертных советах и индексах цитируемости). Равным образом преподавательскую должность должно определять преподавательское дарование, а оно проверяется на студентах (и можно ввести измерение рейтинга).

3. Я бы предложил разделить функции начальников и ученых. Если ученый становится директором института или завом отдела, кафедры, то это должно быть на ограниченный срок, и в это время (а также некоторое время после того) он не должен иметь право выпускать монографии и ставить свою подпись под коллективными трудами.

4. Если ученый замечен в плагиате, то он не только должен нести уголовное наказание, но должен терять на большой (многолетний) срок право печатать какие-либо труды под своим именем или псевдонимом.

5. Археология принадлежит к числу наук, в которых действует не только общенаучная этика, но и этика, заложенная в специфике самой науки: в ней почти невозможна экспериментальная проверка, а исследование есть одновременно уничтожение памятника. Поэтому работник, замеченный в фальсификации, подтасовке, намеренном искажении данных, должен сразу и навсегда изгоняться из археологии.

6. Поскольку пьянство ведет в экспедициях к потерям данных и небрежению методикой, оно должно рассматриваться как достаточный повод к увольнению.

7. Знание языков необходимо для поддержания исследовательского уровня, поэтому необходимо ввести большие доплаты за каждый иностранный язык: два иностранных – две доплаты, пять языков – пять доплат.

Чайлд сетовал на отсталость советской археологии от мировой науки, Формозов – на падение с высот российской археологии царского времени. Сейчас у нас постсоветская археология – только-то что после советской? А есть ли у нее собственные цель, суть и имя? Возможно, начать ей стоит с собственной этики.

Подписаться
Уведомление о
guest

2 Комментария(-ев)
Встроенные отзывы
Посмотреть все комментарии
Павел
Павел
7 года (лет) назад

“…постсоветская археология — только-то что после советской”. Как жаль, что всё именно – так.

Павел Русаков
Павел Русаков
6 года (лет) назад

Меня удивил этот текст Льва Самуиловича!
Как кажется, Формозов (действительно изложив много важных наблюдений и суждений о науке) ярко и наглядно показал всё то, чего надо избегать в научной дискуссии. По злой иронии – показал на своём собственном примере. То есть избегать предвзятых суждений, основанных на личных отношениях, амбициях и обидах. И избегать суждений не обоснованных фактами и документами. Это уже само по себе – прекрасный этический принцип (и методический тоже), который позволил бы исключить не два, а куда больше скандалов.

Мне тоже близка тема этического кодекса. Аналогично предложил бы гнать в шею обладателей липовых диссертаций. И не только это. Но пункт “о вреде пьянства” вызвал невольную улыбку. Это что, очень острая проблема что-ли? Или единственное злоупотребление, за которое надо гнать из экспедиции? Давайте тогда введём ещё один этический пункт: о вреде употребления галюциногенных грибов, например. А то вдруг кто-то отчёт будет писать в неадеквате?! Всё же, думается, есть научная (и хоздоговорная) задача, есть ответственность специалиста за её выполнение, есть трудовая дисциплина и есть неизбежность провала (в том числе финансового) в случае недобросовестного отношения к делу. Это работает и без специальных “сухих законов”.

А ещё мне думается, что этика не есть самоцель археологии. Главная цель – постижение прошлого, приумножение научных знаний и передача этих знаний людям. Но для всего этого археологическое сообщество должно обладать авторитетом. В противном случае – Фоменко, Носовский, Асов, Клёсов и ещё целый легион бестолочей с металлодетекторами – воинствующее невежество. Без авторитета нас просто не захотят слушать и не дадут нормально работать. Так что, да, кодекс, это хорошо. Авторитетно. Но ещё вот ради поддержания авторитета (и ради объективности) имеет смысл в разговоре о скандалах и отставаниях говорить и об обратных примерах, которых имеется весьма с избытком. Мне так показалось.

Большое спасибо.

Оценить: 
Звёзд: 1Звёзд: 2Звёзд: 3Звёзд: 4Звёзд: 5 (3 оценок, среднее: 5,00 из 5)
Загрузка...